Я свой комплект оставила в конторе.– В правом кармане. – Дольф поднял руки над головой. – Только возьми сама. Моя жена ненавидит сдавать в химчистку одежду с пятнами крови.Я улыбнулась. Удивительно. Впрочем, чувство юмора порой просто необходимо. Мне пришлось перегнуться через останки. Я вытащила пару хирургических перчаток, растягивающихся на любой размер. В этих перчатках всегда такое ощущение, будто внутри порошок. Больше похоже на презервативы для рук, чем на перчатки.– Если я потрогаю, не уничтожу никаких улик?– Нет.Я потыкала останки двумя пальцами. Ощущение та кое, будто потрогал кусок свежей говядины. Хорошее, упругое мясо. Я ощупала обломки костей и ребер. Ребра. Внезапно я осознала, на что я смотрю. Часть человеческой грудной клетки. Там, где к плечу должна присоединяться рука, торчала белая кость. И все. Больше ничего. Я вскочила слишком поспешно и споткнулась. Ковер под ногами хлюпнул.В комнате внезапно стало очень жарко; я отвернулась от тела и уставилась на комод. Зеркало на нем было так густо забрызгано кровью, что казалось, будто кто-то покрыл его толстым слоем лака для ногтей. Спелая Вишня, Карнавальный Алый, Яблоко в Карамели.Я закрыла глаза и очень медленно досчитала до десяти. Когда я снова открыла их, в комнате стало прохладнее. Только сейчас я заметила, что под потолком крутится вентилятор. Я была в полном порядке. Отважная потрошительница вампиров. Хор-рошо.Дольф ничего не сказал, когда я снова опустилась на колени перед останками. Он даже не взглянул на меня. Хороший парень. Я постаралась быть объективной и увидеть все, что можно увидеть. Но это было нелегко. Мне проще было смотреть на останки, пока я не знала, что это за часть тела. Теперь я могла видеть только кровавый обрубок. А думать – только о том, что он “некогда был человеческим телом”. Дежурная фраза оперативников.– Никаких следов применения оружия, насколько я могу судить – но это тебе и коронер может сказать. – Я протянула руку и снова потрогала труп. – Помоги мне его перевернуть: я хочу взглянуть на грудную полость. На то, что от нее осталось.Дольф выпустил простыню и помог мне поднять останки. Они были легче, чем казались на вид. Когда мы поставили обрубок на край, оказалось, что с внутренней стороны ничего нет. Все внутренние органы, которые должны быть защищены ребрами, отсутствовали. Обрубок выглядел бы в точности как говяжья грудинка, если бы не кость на том месте, где должна была быть рука. Часть ключицы еще сохранилась.– Ладно, – сказала я. Голос мой прозвучал с придыханием. Я стояла, держа на весу свои испачканные кровью руки. – Накрой, пожалуйста.Дольф накрыл труп и встал:– Впечатления?– Сила, чудовищная сила. Нечеловеческая. Тело явно раздирали руками.– Почему руками?– Никаких следов ножа. – Я засмеялась, но тут же поперхнулась смехом. – Черт, я бы подумала, что кто-то распилил его пилой для разделки туш, но кости... – Я покачала головой. – Для этого не использовалось ничего механического.– Что-нибудь еще?– Угу. Где остальная часть этого проклятого трупа?– Вторая дверь слева по коридору.– Остальная часть? – В комнате снова стало жарко.– Ты пойди и посмотри. Потом скажешь мне, что ты увидела.– Черт возьми, Дольф, я знаю, что ты не любишь влиять на мнение экспертов, но я ненавижу блуждать вслепую.Он только посмотрел на меня.– Хотя бы ответь на один вопрос.– Смотря какой.– Там хуже, чем это?Казалось, он задумался на мгновение.– И да, и нет.– Иди ты к дьяволу!– Сама поймешь, когда увидишь.Я не хотела ничего понимать. Берт весьма оживился, узнав, что полиция хочет привлечь меня к делу. Он сказал, что я приобрету богатый опыт. Но до сих пор я приобрела только богатый набор кошмаров.Дольф повел меня в следующую комнату ужасов. На самом деле я не жаждала найти оставшуюся часть тела. Мне хотелось домой. Перед закрытой дверью Дольф остановился, поджидая меня. На двери был приклеен картонный зайчик, как на Пасху. Под ним висела вышивка с надписью “Детская”.– Дольф. – Мой голос звучал очень тихо. Его почти заглушал шум, доносящийся из гостиной.– Что?– Ничего-ничего. – Я сделала глубокий вдох и с шумом выдохнула. Я смогу. Я смогу. О Господи, я не хочу! Дверь качнулась внутрь, и я прошептала молитву. Бывают в жизни моменты, пережить которые можно только с помощью свыше. Я готова была поспорить, что меня ждет один из таких.Солнечный свет струился через маленькое окошко. По низу белых занавесок были вышиты утята и зайчики. На бледно-голубых стенах были наклеены вырезанные из картона зверюшки. Колыбели я не увидела – только кроватку с опущенной наполовину стенкой. Кроватка для большого ребенка, кажется, так она называется?Здесь было не так много крови. Благодарю тебя, Господи. Кто сказал, что молитвы никогда не бывают услышаны? Зато в квадрате солнечного света сидел плюшевый медвежонок. Медвежонок был покрыт кровью, словно глазурью. Один стеклянный глаз удивленно смотрел на мир из-под сосулек слипшегося искусственного меха.Я опустилась на колени возле него. Ковер не хлюпал, крови на нем не было. Почему же этот чертов мишка сидит на ковре, весь залитый кровью? Насколько я могла судить, больше нигде в комнате крови не было.Может, кто-то ею просто сюда посадил? Я подняла взгляд на маленький белый комод, разрисованный зайчиками. Если однажды выбрал мотив, то уж не отступай от него ни в чем, таково мое мнение. На белой краске был маленький, но очень четкий отпечаток ладошки. Я подползла ближе и приложила рядом руку, чтобы сравнить размер. У меня небольшая ладонь, маленькая даже для женщины, но этот отпечаток был со всем крошечный. Два, три года, может, четыре. Стены голубые – наверное, мальчик.– Сколько лет было ребенку?– На обратной стороне портрета в гостиной написано “Бенджамин Рейнольдс, три года”.– Бенджамин, – прошептала я, глядя на кровавый отпечаток детской ладони. – В этой комнате нет тела. Здесь никого не убили.– Да.– Так чего же ты меня сюда привел? – Я посмотрела на Дольфа снизу вверх, все еще стоя на коленях.– Твое мнение ничего не будет стоить, если ты не увидишь всего.– Этот чертов мишка будет мне сниться.– Мне тоже, – сказал Дольф.Я встала, с трудом подавив желание разгладить юбку сзади. Трудно даже сосчитать, сколько раз я измазывала одежду в крови и даже не думала об этом. Но только не сегодня.– Это труп мальчика там, в гостиной? – Говори это, я мостила Бога, чтобы это было не так.– Нет, – сказал Дольф.Благодарю тебя, Господи.– Труп его матери?– Да.– А где тело мальчика?– Мы его не нашли. – Дольф помолчал, потом спросил: – Эта тварь могла съесть мальчика целиком?– Ты имеешь в виду – чтобы вообще ничего не осталось?– Да, – сказал Дольф. Лицо его стало лишь капельку бледнее. Мое, вероятно, тоже.– Возможно, но даже у немертвых есть предел тому, что они способны сожрать. – Я сделала глубокий вдох. – Вы не обнаружили никаких признаков срыгивания?– Срыгивания. – Дольф улыбнулся. – Хорошее слово. Нет, после еды эту тварь не тошнило. Во всяком случае, мы ничего не нашли.– Тогда мальчик, вероятно, должен быть где-то рядом.– Есть шанс, что он жив? – спросил Дольф.Я посмотрела на него. Мне хотелось сказать “да”, но я понимала, что ответ скорее всего должен быть “нет”. Я выбрала компромисс.– Не знаю.Дольф кивнул.– Теперь в гостиную? – спросила я.– Нет. – Дольф вышел из комнаты, не говоря больше ни слова. Я пошла следом. Что мне еще оставалось? Но я не спешила. Если ему хочется изображать крутого немногословного полицейского, он может и подождать меня.Вслед за его широкой спиной я завернула за угол и через гостиную вышла и кухню. Раздвижная стеклянная дверь вела на террасу. Повсюду были осколки стекла. Их грани сверкали в солнечном свете, струящемся из еще одного круглого окошка в потолке. Кухня, облицованная голубым кафелем и отделанная дорогим светлым деревом, была такой чистенькой, словно только что сошла с фотографии рекламного буклета.– Красивая кухня, – заметила я.Мне было видно, как по двору шныряют полицейские. Высокий забор скрывал их от любопытных взглядов соседей, так же как прошлой ночью скрыл убийцу. Только один детектив остался стоять у водосточной трубы. Он царапал что-то в блокноте.Дольф сделал мне знак, чтобы я осматривалась внимательнее.– Итак, – сказала я. – Кто-то вломился сквозь эту стеклянную дверь. При этом вероятно, шум был ужасный. Когда разбивается такое большое стекло, то даже при включенном кондишине... одним словом, ты это услышишь.– Ты думаешь? – спросил Дольф.– А соседи слышали что-нибудь? – спросила я в свою очередь.– Никто не признается, – сказал он.Я кивнула.– Стекло разбилось, и кто-нибудь пошел взглянуть, что случилось. Скорее всего, мужчина. Стереотип “главы семьи” на редкость живуч.– Что ты имеешь в виду? – уточнил Дольф.– Храбрый охотник, защищающий свое семейство, – сказала я.– Ладно, пусть это был мужчина. Что дальше?– Мужчина вошел, увидел того, кто вломился на кухню, и крикнул жене. Вероятно, велел ей уносить ноги. Бери ребенка и беги.– А почему бы не вызвать полицию? – спросил Дольф.– Я не видела в спальне телефона. – Я кивнула на телефон на стене кухни. – Вероятно, это единственный аппарат. Чтобы до него добраться, надо было проскочить мимо чудовища.– Продолжай.Я оглянулась на гостиную. Покрытой простыней кушетки отсюда было почти не видно.– Эта тварь, чем бы она ни была, бросилась на мужчину. Стремительно; ударила его, может быть, оглушила, но не убила.– Откуда знаешь, что не убила?– Не устраивай мне экзамен, Дольф. В кухне слишком мало крови. Он был съеден в спальне. Что бы это ни было, оно не стало бы тащить мертвеца в спальню. Оно загнало мужчину в спальню и убило его там.– Неплохо; не хочешь попытать свои силы в гостиной?Вообще-то не особенно; но вслух я этого не сказала. От женщины осталось значительно больше. Верхняя часть ее тела была почти не повреждена. Кисти рук были закрыты бумажными мешками. Можно будет получить анализ того, что у нее под ногтями. Я надеялась, что это поможет делу. Широко открытые карие глаза смотрели в потолок. Край пижамной курточки прилип к тому месту, где некогда была талия. Я сглотнула и двумя пальцами приподняла намокшую ткань.Позвоночник блестел в ярком солнечном свете; белый и мокрый, он повис, словно шнур, который выдернули из разъема. Ладно.– Что-то разорвало ее пополам – так же, как... мужчину в спальне.– Откуда ты знаешь, что там был мужчина?– Если у них не было гостей, это должен был быть мужчина, А гостей у них не было, правильно?Дольф покачал головой.– Нет, насколько нам известно.– Значит, мужчина. Потому что у нее целы ребра и обе руки. – Я постаралась скрыть гнев. Дольф не виноват. – Я не отношусь к числу твоих подчиненных. И хочу, чтобы ты перестал задавать мне вопросы, на которые сам знаешь ответы.Он кивнул:– Справедливо. Иногда я забываю, что ты – не один из наших парней.– Спасибо.– Ты понимаешь, что я имею в виду.– Да, понимаю – и даже знаю, что ты хотел сделать мне комплимент. Но нельзя ли нам закончить этот разговор снаружи?– Конечно. – Дольф снял окровавленные перчатки и бросил их в мешок с мусором, стоящий на кухне. Я сделала то же самое.Жара обволокла меня, как расплавленный пластик, но все же в ней было что-то хорошее, чистое. Я вдохнула полную грудь горячего влажного воздуха. Ах, лето.– Скажи хотя бы, я был прав – это не человек? – спросил Дольф.Двое полицейских в форме сдерживали толпу зевак на газоне и на улице перед домом. Дети, родители, дети на велосипедах. Как будто пришли поглазеть на шоу уродцев.– Да, это был не человек. На стекле в кухне не осталось крови.– Я заметил. И что это значит?– Как правило, из мертвых кровь не идет – за исключением вампиров.– Как правило?– Из свежеумерших зомби порой может сочиться кровь, но у вампиров она течет почти как у людей.– Значит, ты считаешь, что это был не вампир?– Если так, значит, он ел человеческую плоть, А вампиры не способны переваривать твердую пищу.– А вурдалак?– Слишком далеко от кладбища, и тогда в доме было бы больше разрушений. Вурдалаки ломают мебель, как дикие звери.– Зомби?Я покачала головой:– Честно говоря, не знаю. Встречаются такие феномены, как плотоядные зомби. Очень редко, но это бывает.– Ты говорила, что было зарегистрировано три таких случая. И каждый раз зомби дольше оставались похожими на человека и не разлагались.Я улыбнулась.– У тебя хорошая память. Правильно. Плотоядные зомби не разлагаются, пока их кормить. Или, во всяком случае, не разлагаются с такой скоростью.– Они свирепы?– Не особенно, – сказала я.– А в принципе зомби свирепы? – спросил Дольф.– Только если им приказать.– Как это?– Ты можешь приказать зомби убить человека – если у тебя достаточно власти над ним.– Зомби как орудие убийства?Я кивнула:– Что-то в этом роде.– И кто это мог сделать?– Не уверена, что здесь произошло именно это, – сказала я.– Я знаю. Но кто в принципе мог бы это сделать?– Черт, ну, я могла бы – но я не стала бы. И никто из тех, о ком я знаю, что он мог бы, не стал бы.– Это уж нам решать, – сказал Дольф и достал небольшой блокнотик.– И ты действительно хочешь, чтобы я назвала тебе имена друзей, чтобы ты мог спросить их, не оживляли ли они часом зомби и не посылали их убить этих людей?– Прошу тебя.Я вздохнула.– Я в это не верю. Ну, хорошо – я, Мэнни Родригес, Питер Бурк, и... – Я почти начала произносить третье имя, но замолчала на полуслове.– Что такое?– Ничего. Просто я вспомнила, что на этой неделе Бурка хоронят. Он умер, так что, я думаю, его можно исключить из числа подозреваемых.Дольф пристально посмотрел на меня, и на лице его отразилось подозрение.– Ты уверена, что это все имена, которые ты можешь назвать?– Если я вспомню еще о ком-то, я тебе сообщу, – сказала я с самым невинным видом. Вот, смотрите, у меня в рукаве ничего нет.– Ты уж постарайся, Анита.– Не сомневайся.Он улыбнулся и покачал головой:– Кого ты защищаешь?– Себя, – ответила я. Дольф непонимающе нахмурился. – Я не хочу, чтобы кое-кто на меня взбеленился.– Кто?Я посмотрела в ясное августовское небо.– Как думаешь, дождя не будет?
1 2 3 4 5 6 7