И денег набралось достаточно. А уж когда гном узнал, что затеяли наемники, то только усмехнулся в бороду и буркнул:
— Ладно уж, пособлю в таком деле, а то купите невесть что… — И, забрав деньги, исчез, оставив кухонные заботы на идша (что, впрочем, не принесло поварам никакого облегчения).
Уж как он там извернулся, за какие ниточки дернул, но ближе к вечеру, когда до официального начала пирушки осталось около получаса и большинство наемников уже собрались в зале и «разминались» светлым элем, он появился на таком коне, что старый Шамок, бывший сержант, а ныне сотенный старший конюх, только ахнул:
— Это откуда такое чудо?
— Места знать надо, — с деланным равнодушием буркнул гном, но затем не выдержал и расплылся в довольной усмешке. Конь действительно был хорош — вороной, с белой грудью и белыми гольфами на передних ногах, янтарно-желтыми глазами с фиолетовым отливом на просвет и гладкой шерсткой. Грива его была густа и расчесана волосок к волоску, а хвост слегка подстрижен. Шамок любовно провел ладонью по горячему крупу и, повернувшись к гному, снова спросил:
— Ну так откуда? Тех денег, что мы собрали, на такого красавца явно не хватит, тут вон сбруя одна дай бог столько стоит… Давай уж, говори, вижу, что и самому не терпится.
— Так уж и не терпится, — сварливо отозвался гном, но затем сменил гнев на милость, — ладно, вон хозяин скачет. Узнаешь?
Шамок вскинул ладонь и уставился в конец улицы, где показался благородный господин верхом на крапчатом в яблоках коне. Конюх пару мгновений вглядывался, затем ахнул, всплеснул руками и метнулся в таверну, дабы предупредить сотника, что к ним в гостил пожаловал сам граф Шоггир…
С прибытием такого гостя столы были накрытыми прямо-таки молниеносно. Трое благородных господ, а именно — граф Шоггир, барон Арвендейл и сотник Даргол, оказавшийся давним знакомцем графа (чему, впрочем, никто уже давно не удивлялся, а кому из знатных и могущественных людей империи не был знаком скромный сотник Даргол?), успели выпить всего лишь по небольшому кубку вина в дальней комнате, как на пороге появился идш и несколько сварливо осведомился, долго еще сотне ждать, когда благородные господа пожалуют за стол.
Когда благородные соизволили спуститься, оказалось, что все уже расселись и, если честно, не очень-то ждут, когда появятся и почтенные гости, и сам виновник торжества. Впрочем, появление виновника встретили одобрительным ревом…
Сначала наемники слегка стеснялись и шумели не шибко, поглядывая на стол, за которым расположились сотник, граф, новоиспеченный барон Арвендейл и остальные из его десятка. Но после третьей кружки вся эта нехарактерная для наемников степенность улетучилась, и народ окончательно развеселился. Первым об этом возвестил дюжий десятник-грондигец. Захватив кружку с крепким, темным элем он взгромоздился на лавку и зарычал:
— А чо, народ, чоб нам не выпить за барона Арвендейл а, а?
Народ одобрительно заорал. Трой, покраснев, поднялся из-за стола и в свою очередь поднял кружку. И этот жест так же был встречен одобрительным ревом. Гулко со звоном сошлись кружки, И пьянящая влага полилась внутрь бездонных глоток. Но грондигец на этом не успокоился.
— Эта… братва, — вновь обратился он к собравшимся, — а я гляжу, что-то наш молоденький барон чахлый сидит. Мне кажется, что ему чего-то не хватает.
— Точно!
— Верно подметил!
— Ну у тебя и глаз-алмаз!
— Так и долго мы будем это терпеть? — обиженно осведомился грондигец. Ответом ему был дружный рев почти сотни глоток:
— НЕТ!!!
— О, — грондигец воздел волосатый палец, — и я о том же. Потому как барон, он парень у нас в самом соку. И такому парню без женского внимания и ласки — никак нельзя. Зачахнет. — Он развернулся к Трою и, довольно оскалившись, продолжил: — А поскольку он сам все без бабы и без бабы, а в сотне знают, что у нас с им вкусы очень даже совпадают (тут сотня грохнула так, что грондигцу пришлось несколько минут подождать, пока народ успокоится)… ну так раз уж оно так обернулась, я и решил подыскать барону славную девку. Только чур — не отказываться. — И фондигец махнул кому-то рукой.
Трой густо побагровел и сделал попытку нырнуть под стол. Но в этот момент дверь таверны распахнулась, и в проеме двери нарисовался изящный, женский силуэт.
— Добрый вечер, господа, я слышала, что здесь весело проводят время?
Народ, узнав вошедшую, восторженно заорал, заулюлюкал, засвистел, а Трой, чья физиономия стала совсем уж бурой, начал подниматься из-за стола, обрадовано хлопая глазами. Но, к изумлению тех, кто заметил, с не менее ошарашенным видом из-за стола начал подниматься и граф Шоггир. Однако гном был начеку и, поймав поднимающегося графа за рингравы, дернул его назад и что-то зашептал ему в ухо…
Ликкету усадили между Троем и графом. Вернее, она сама заняла это место, кокетливо улыбнувшись графу и с деланной скромностью пробормотав:
— Не уступит ли благородный господин даме это место рядом с героем сегодняшнего торжества?
«Благородный господин» побагровел, поперхнулся, с натугой кивнул и едва вообще не задал стрекача из-за стола, но тут вновь вмешался гном, и граф остался сидеть по левую руку от дамы с таким видом, будто проглотил кол. Пока народ наполнял кружки по новой, дама наклонилась к «благородному господину» и тихо прошипела:
— Граф, я была не менее удивлена, увидев вас здесь. Но я отчего-то не столь демонстративно выказываю это удивление всем присутствующим.
Граф вздрогнул и попытался принять более раскованную позу (что, впрочем, удалось ему не слишком).
— И будьте чуть поживее…
— Да Ва…
— Здесь меня знают под именем Ликкета!
В этот момент Трой наконец справился со смущением и повернулся к той, которую так долго искал, поэтому Ликкета в свою очередь повернулась к нему, мило улыбнулась и, подняв руку с кубком вина, галантно произнесла:
— Ну, господин барон Арвендейл, я поздравляю вас с победой.
— Ура барону Арвендейлу!!! — тут же подхватил грондигец, и сотня поддержала его выклик дружным ревом, слегка заглушаемым только грохотом сдвинутых кружек…
В общем, вечеринка удалась на славу. Ближе к полуночи большая часть сотни относительно спокойно убралась в соседние (и не очень) таверны, гулять дальше, поскольку выпитый эль требовал не столько продолжения, сколько умножения веселья, а сотник сумел накрепко вбить в буйные головы своих наемников, до каких пределов он способен терпеть буйство подчиненных. Граф Шоггир, произнеся приветственный тост, также довольно быстро убрался, так что Трой, не столько пивший, сколько созерцающий предмет своего обожания, и Ликкета, также смогли, наконец, покинуть таверну. Десяток деликатно рассосался по каким-то своим срочным (каковыми надо было заняться именно сейчас, после полуночи) делам, заодно расшугав тех, кто слегка задержался на пути к другим тавернам и сейчас внезапно обнаружил, что ему непременно надо еще разок выпить с бароном Арвендейлом. Так что через пару минут после выхода из таверны Трой и Ликкета обнаружили, что идут по узким улочкам Эл-Северина вдвоем. Некоторое время они молчали, затем Ликкета спросила:
— И какие же теперь у вас планы, барон?
Трой, на лице которого все это время блуждала глупая улыбка, довольно хмыкнул, но затем вдруг насупился и выдавил:
— Так это… — и замолчал.
Ликкета, деликатно прождав пару минут, не выдержала и сказала с усмешкой:
— Ничего не скажешь, содержательный ответ. А я-то, наивная, надеялась…
Трой покраснел настолько густо, что это стало заметно даже в сумраке переулка. Ликкета остановилась и взяла его за руку:
— Трой, я не…
— Да нет, — голос молодого барона звучал глухо, — знаешь, я затеял все это именно для того, чтобы стать тебе ровней, чтобы я мог хотя бы рискнуть… но теперь… я не могу…
— Почему?
— Понимаешь, — Трой замялся, — тут… короче… выяснились некоторые обстоятельства…
Брови Ликкеты иронично взметнулись вверх.
— Вот как… я понимаю, новоиспеченному барону предложили выгодный брак с богатой наследницей? — Ликкета насмешливо сморщила носик. — Что же, вполне разумно. Господин барон должен непременно основать новый род, так что ему, естественно, будут нужны средства. А что может предложить девушка из благородной, но явно бедной семьи, у которой нет денег даже на паланкин, чтобы по ночам передвигаться по городу в относительной безопасности?
Трой открыл рот, собираясь что-то сказать, но затем лишь потерянно махнул рукой. Некоторое время, они молча стояли, переживая крушение собственных идеалов, затем Ликкета ядовито осведомилась:
— Могу я хотя бы узнать ее имя?
Трой, который уже почти смирился с тем, что лучше уж так, чем все объяснять, внезапно понял, что не сможет выдержать, если их расставание будет омрачено ложью. Поэтому он сглотнул и глухо произнес:
— Я должен узнать, что с моей землей.
Ликкета отшатнулась, как от удара. Она ожидала другого ответа, она приготовилась к нему, она даже уже прикинула, чье имя сейчас прозвучит. Но она совершенно точно никак не ожидала ТАКОГО. Ее глаза изумленно расширились, а затем, спустя почти минуту, она тихо прошептала:
— Ты думаешь, что ты говоришь?
Трой упрямо набычился.
— Ликкета, пойми, если я этого не сделаю, то я — никто. Это значит, что для меня титул — пустая формальность, громкий звук впереди имени. А раз так — разве я могу считать себя бароном? Я — пустышка, неизвестно что, с туго надутыми щеками. Я такие могу…
Ликкета некоторое время молча разглядывала его так, будто увидела впервые, а затем медленно заговорила:
— Да-а, Трой-побратим, барон Арвендейл, ты меня удивил. Сколько я знаю урожденных лордов, которым даже не приходит в голову то, что ты только что сказал. Правда, до тех пор, пока Совет пэров не отбирает у них Владетельное право… ну да и к Темным богам их. Но ты меня удивил! Ты — лорд, настоящий лорд, кем бы ты ни был по рождению.
— Да какой я лорд… — смутился Трой.
— Нет, — качнула головой Ликкета, — неужели ты думаешь, что кто-то когда-то раз и навсегда разделил людей на благородных и нет? Среди предков любого благородного рода когда-то были простолюдины. Но эти простолюдины сумели подняться до понимания того, что благородство — это не довольство или беззаботность, а, наоборот, гораздо большее бремя забот. — Она усмехнулась и взъерошила ему волосы. — Правит всегда только тот, кто сам создал для себя это право. Если благородный отец, владетельный сеньор, не смог воспитать достойного сына или дочь, то их право править исчезнет, развеется как дым. И никакие титулы от этого не спасут. Но и мысль о том, что править может любой, — тоже ложь. Правом править нужно овладеть, право править не возникает из воздуха и не приходит откуда-то со стороны. И лишь немногие могут действительно овладеть им. Причем, очень часто, лишь с помощью рода, лишь имея предков благородной крови… Западные орки избирают себе вождей и очень кичатся тем, что, мол, любой орк может стать таким вождем. Но все это обман — правят всегда немногие. И у них тоже. Они могут принадлежать к разным родам, но число этих родов всегда ограничено. А их нынешний вождь вообще сын военного вождя, который правил тогда же, когда орки воевали с тем же врагом, что и сейчас, во времена, когда правит сын.
— Значит… у меня нет шансов? — тихо произнес Трой.
— Глупый, — улыбнулась Ликкета, — у любого рода всегда был родоначальник. И за ним еще не стояло череды благородных предков. Просто… быть родоначальником всегда очень тяжкое бремя. Во многом более тяжкое, чем просто стать богатым купцом, владельцем рудников или сеньором домена, например. Потому что создать богатство, завоевать право править — это лишь первый шаг, а вот воспитать наследников, утвердить честь рода, те непреложные ценности, которые будут передаваться в роду из поколение в поколение, — это и есть самое сложное. И очень немногие способны сделать это. Но без этого ты просто… — она хихикнула, — пустышка, неизвестно что, с туго надутыми щеками, так, по-моему?
Трой смущенно улыбнулся в ответ. Несколько минут они молча стояли и смотрели друг на друга, затем Ликкета прикоснулась рукой к его щеке и тихо произнесла:
— Я верю в тебя, Трой, барон Арвендейл. Иди. Иди путем, который ты выбрал и… возвращайся. Империи нужны такие воины, как ты. Иначе, рано или поздно, она исчезнет, превратится в нечто подобное сборищу орков, жадно набрасывающихся на слабых и живущих не так, как они считают правильным. А затем пожирающих свежие трупы, самодовольно утверждая, что этим оказывают честь «доброму мясу». Ибо за всеми их рассуждениями о праве, о богах и должном всегда стоит вопль брюха разожравшегося плебса, который выбирает своих вождей именно брюхом…
— Откуда ты все это знаешь? — тихо произнес Трой.
— У меня были хорошие учителя, Трой, очень хорошие… и к тому же я стараюсь за словесным кружевом всегда увидеть суть вещей. Иначе мое право править ничего не стоит, ибо слепцы править не могут. А сейчас… не провожай меня. И не ищи. Тебе сейчас нельзя отвлекаться ни на что иное. Иди своим путем и возвращайся. А когда вернешься — я сама тебя найду. И тогда… — Она сделала паузу, стиснула губы, как будто те слова, которые она собиралась сейчас произнести, уже рвались с ее губ, а она пыталась задержать их, еще раз оценить, стоит ли их произносить… Но ведь есть слова, которые уже невозможно удержать. И эти, наверное, были как раз из таких:
— Тогда мы и поговорим о том, с кем ты станешь строить свой род!
Трой замер, не в силах поверить в то, что услышали его уши, а Ликкета шагнула к нему и, обхватив руками его шею, крепко поцеловала в губы. Но тут же отпрянула и исчезла в темноте переулка…

Глава 3
Аудиенция

Трой выехал из-за деревьев и, натянув поводья, остановился, восхищенно замерев.
1 2 3 4 5 6 7