Рядом бессильными белыми языкам
и протянулись опавшие парашютные купола системы окончательного тормож
ения.
Подойдя ближе, он понял, какая деталь встревожила его.
Люк посадочной капсулы был открыт.
Он подошел сбоку с таким расчетом, чтобы лежащий внутри аппарата человек
не смог увидеть его приближения, и заглянул за край откинутого люка, отку
да истекал мягкий, приглушенный свет.
Мышцы Наумова окаменели от напряжения Ч он был готов к лю
бому обороту событий, однако спускаемый аппарат был пуст.
От борта посадочной капсулы к дороге, что тянулась к недалеким уже огням
высотных зданий, уходили едва заметные, слабо отпечатавшиеся в мелком, о
стром гравии следы подошв.
“Значит, самопроизвольное срабатывание автоматики, господин Горман
?.. ” Ч подумал он, потянувшись к прибору связи, который распо
лагался на панели управления внутри капсулы, но в этот миг внешние микро
фоны скафандра передали далекий, прозвучавший где-то на пределе слышимо
сти звук, который заставил Наумова отдернуть руку и оглянуться.
Звук постепенно становился четче, явственнее.
Он был очень хорошо знаком полковнику Наумову. В разных ситуациях этот р
авномерный деловитый стрекот нес либо спасение, либо смерть…
Это был шум приближающегося вертолета.
***
В темноте покинутого здания резко, неприятно
прозвучали шаги. Человек, что появился в дверном проеме брошенной жильц
ами квартиры, был экипирован точно так же, как и женщина-снайпер, только чт
о поразившая вертолет Военно-космических сил США двумя точными, хладнок
ровными выстрелами.
Забрало его гермошлема оказалось поднято, и в сумеречном, пробивающемся
через оконный проем свете от горящей на улице машины он казался немного
старше своих сорока двух лет. Голографическая нашивка на грудной пласти
не скафандра выдавала его имя, звание и расовую принадлежность:
“Наумов Виктор Сергеевич. Полковник. ВКС России”.
Ч Послушай, девочка, тебя как зовут? Ч спросил он, выглянув в окно.
Она не ответила. Помедлив несколько секунд, подняла руку, все же прикурив
измятую сигарету. Выпустила дым и взглянула в глаза полковника.
Грохот на улице стих. Отзвенели последние осколки стекла, и в темно-фиоле
товой ночи вдруг стали отчетливо слышны два звука: за окраиной города, на
лысом каменном пригорке надсадно взвыл, набирая обороты, атмосферный пр
оцессор, автоматика которого уловила дым и теперь пыталась в экстренном
порядке восстановить нарушенный взрывом химический состав воздуха. Вт
оря ему, на освещаемой пожаром, засыпанной обломками мостовой характерн
о и неприятно для человеческого слуха зазвучали сервоприводные моторы
нескольких машин-уборщиков, которые выползли из вестибюлей неповрежде
нных зданий и теперь бестолково ползали по тротуару, натыкаясь на бетонн
ые обломки разрушенного дома и горящий остов вертолета.
Женщина перевела взгляд с Наумова на улицу.
Машины, предназначенные для подметания улиц, не могли справиться с много
тонными кусками мусора и жалобно выли сервоприводами, словно бы расписы
ваясь этим заунывным звуком в собственном бессилии и недоумении.
“Вот так и будет, Ч вдруг с горечью подумала она, глядя вниз. Ч Мы исчезне
м, оставив после себя руины зданий и бестолково ползающие машины…”
***
Прошлое…
Ее звали Лада…
Неудачное имя для колченогой девочки с заячьей губой .
Лада родилась в окрестностях Череповца, и соседство этого угрюм
ого, задымленного, насквозь пропитанного смогом города наложило жесток
ий отпечаток на гены новорожденного ребенка.
Впрочем, не только ядовитые выбросы в атмосферу от десятков промышленны
х предприятий города повлияли на обстоятельства ее появления на свет.
Так часто бывает в жизни: одних людей судьба при рождении одаривает свер
х меры, а у других отнимает все, вплоть до надежды когда-либо выкарабкатьс
я из бездонной ямы роковых обстоятельств.
Лада как раз оказалась причислена ко второй категории. Ее родители беспр
обудно пили, ютясь в старой, покосившейся хибаре на окраине города-гиган
та.
Таким образом, дальнейшая судьба девочки казалась предрешенной в самый
момент ее рождения, когда мать, растрепанная, без времени состарившаяся
женщина с отекшим, изможденным лицом, корчась в родовых муках, наконец ис
торгла плод, лежа на полу подле старого дивана, произведенного, наверное,
еще в эпоху социализма.
Если бы Лада родилась в роддоме, то, возможно, средь окружающего ее появле
ние в мир мрака еще мог сверкнуть лучик надежды, но, увы, этого не случилос
ь, Ч мать родила ее дома…
Кое-как поднявшись с пола, она, скорее подчиняясь инстинктам, чем разуму, в
ытерла мокрое тельце новорожденного ребенка краем скомканной, давно не
стиранной простыни, да так и оставила орущего младенца лежать в смятой, д
урно пахнущей постели.
Ч Ладно! Не вопи! Ч грубым, совсем не женским голосом крикнула она, едва п
осмотрев в сторону новорожденной, и пошла, держась за стену, к плотно прит
воренной двери, из-за которой доносились пьяные, неразборчивые голоса.
Облик нестарой еще женщины, которую качало от пережитых мук и доводящего
до безумия желания выпить, говорил о полной деградации, как физической, т
ак и духовной. Казалось, что она напрочь забыла о ребенке, который кричал,
беспомощно откинув головку, как и у большинства новорожденных, непропор
ционально большую для крохотного тельца … Стремления мат
ери оказались противоположны инстинктам самого примитивного животног
о Ч она пыталась уйти прочь от рожденного несколько минут назад ребенка
на кухню, к заветной для ее тусклого сознания бутылке, соде
ржимым которой ее сожитель со своим товарищем уже вовсю отмечал появлен
ие на свет новой жизни.
Из-за двери вдруг высунулась его всклокоченная голова.
Ч Как ты говоришь? Ч дебильно ухмыльнулся он, растянув ро
т в пьяной ухмылке. Ч Лада? Девочка, что ль?
Ч А пошел ты !.. Ч грубо оборвала его женщина, которой казал
ось, что она сейчас сойдет с ума, если срочно не примет необходимой дозы сп
иртного. Ч Я сказала не “Лада”, а “ладно”, дурак, отойди с дороги, видишь, мн
е худо!
Ее сожитель посторонился, глядя в сторону маленького живого комочка, что
копошился в смятых, заскорузлых простынях.
Ч Ты, дура, сиську-то дай, слышь Ч орет, жрать хочет!
Ч Ты сделал, ты и корми !.. Ч огрызнулась она, оттолкнув его с
дороги.
Сожитель покачал головой, еще раз посмотрел в сторону кровати и, шаркая н
огами, пошел назад, на кухню.
Ч Ну Лада так Лада, мне то что… Ч опять глупо ухмыльнулся он, грузно опус
каясь на табурет. Ч Давай обмоем это дело, слышь, Серега! Ч пьяно обратил
ся он к молодому, заросшему щетиной бомжу, который сидел за столом, подпер
ев голову обеими руками и что-то тихо выл себе под нос Ч не то от какого-то
ведомого только ему удовольствия, не то от белой горячки…
За окном в знойном удушливом мареве плавилось асфальтовыми миражами жа
ркое лето две тысячи пятого года.
***
Ганимед. Российский сектор освоения. Настоя
щее…
Ч … Зовут Лада, Ч хмуро отозвалась она
на пристальный взгляд Наумова. Окурок, прочертив огненную дугу, шлепнул
ся о мостовую, взметнув фонтанчик тускло-красных искр.
Ч Ты с “Альфы”? Это ты угнала спасательную капсулу? Ч спросил полковник.

Ч Да, Ч в ее лаконичном ответе прозвучала внезапная обреченность.
Ч Почему ты не в криогенной камере? Ч поинтересовался Наумов, опуская р
аму окна.
Ч Мне там нечего делать, Ч спокойно отозвалась она.
Ее ледяной тон задел полковника, но он сдержался, подавив в себе желание о
дернуть ее.
Ч Послушай… Ч ровным, может быть, чуть-чуть подрагивающим голосом прои
знес он. Ч Это ведь ненормально, согласись, Ч тут не Земля, а глубокий кос
мос. Колония, понимаешь? Ты не на трамвае катаешься, чтобы вот так запросто
спрыгнуть с подножки и идти по своим делам… Я уже не говорю о правомочнос
ти твоих действий против вооруженных сил США…
Она выслушала его слова, сжав губы в ровную жесткую линию. Отсветы пламен
и от горящего вертолета плясали по правильным, безукоризненным чертам е
е лица, делая матовую кожу еще более бархатистой и привлекательной.
Наумов невольно отметил то нечеловеческое спокойствие, с которым держа
лась эта странная женщина. Казалось, что она полностью отдает себе отчет
во всем, вплоть до мельчайших деталей…
Ч Скажите, полковник, а вот это, Ч ее взгляд красноречиво метнулся к окну
, где еще клубилась пыль от рухнувшего дома и продолжал полыхать остов ве
ртолета, Ч это нормально?
Ч Ты о чем? Ч прищурившись, уточнил он.
Ч О пустых зданиях, военных вертолетах, бездумной стрельбе по теням, Ч п
еречислила она, глядя в окно. Ч Или что, хотели как лучше, а получилось как
всегда? Ч вдруг резко уточнила она, обернувшись к Наумову. Ч Мало наигра
лись в войну на Земле? Ведь это же была МЕЧТА, понимаешь? Ч с внезапной гор
ечью произнесла Лада, сжав в пальцах пластиковый приклад крупнокалибер
ной снайперской винтовки явно российского производства. Ч Мечта… Ч сп
устя секунду едва слышно повторила она, словно впервые задумавшись над т
айным смыслом этого слова…
***
Прошлое…
Первые пять лет жизни совершенно не сохранил
ись в сознании девочки.
Она развивалась намного медленнее, чем обычный, окруженный заботой и вни
манием родителей ребенок, и ее память поэтому не задержала в себе ничего,
кроме, может быть, нескольких смутных, размазанных теней-образов.
Первое яркое, запомнившееся на всю оставшуюся жизнь впечатление оказал
ось связано с седой косматой женщиной, чья заскорузлая рука цепко держал
а ее за плечо, в то время, как огрубевший от пьянства голос бормотал где-то
над головой с монотонностью, которая доводила сжавшуюся в комок девочку
до сонного отупения:
Ч Подайте, люди добрые, Христа ради… Ч невнятно твердил над головой это
т самый голос… Ч Мы беженцы… Дочка голодная… Христа ради…
Только много позже, спустя годы, Лада, анализируя свои полуосознанные де
тские воспоминания, поняла, что голос этот принадлежал ее матери. Тогда ж
е он воспринимался лишь краем ее сознания. Главным для девочки были лица
Ч тысячи лиц, что текли мимо в узкой горловине подземного перехода метр
о.
Ей было скучно, неуютно и тяжело стоять, удерживая на своем хрупком детск
ом плече вес навалившейся сзади женщины, которая, протягивая руку за под
аянием, другой опиралась на девочку, оставляя под одеждой болезненные от
печатки своих скрюченных пальцев…
Лада смотрела на плывущие мимо лица, и тогда она еще не могла понять их реа
кции на хриплый, совсем не женский голос матери, протянутую руку с грязны
ми, дрожащими от хронического алкоголизма пальцами. Разум девочки оказа
лся в ту пору слишком слаб и неопытен. Казалось, работала только память, вп
итывая, вбирая в себя эти лица…
А людей было много. Нескончаемый их поток то увеличивался, разливаясь от
стены до стены, то ненадолго уменьшался…
Одни просто шли мимо, никак не реагируя на голос, другие вдруг ни с того ни
с сего ускоряли шаг, спеша миновать это место, при этом их лица напрягалис
ь, на них появлялось какое-то ненатуральное, кукольное выражение, третьи
же, наоборот, поворачивали головы, обжигая две сгорбленные у стены тонне
ля фигуры откровенно враждебными взглядами…
Для Лады эта мимика текущей мимо толпы была своего рода игрой, развлечен
ием, постоянно меняющимся фоном, как в калейдоскопе, которого она, увы, ник
огда не держала в руках, Ч узор лиц ежесекундно обновлялся, но было в нем
нечто запрограммированное, повторяющееся…
Выделялись среди спешащих мимо людей две относительно малочисленные г
руппы, которые обращали внимание на уродливую девочку и ее мать. Одни не д
оставляли им неприятностей, наоборот, эти люди вдруг останавливались, ры
лись в карманах и бросали в протянутую ладонь звенящие монетки, стараясь
не коснуться ее пальцами. Иногда они что-то говорили при этом, но такое сл
учалось редко…
Другой сорт прохожих вызывал у Лады неосознанную неприязнь. Они не остан
авливались, но замедляли шаг, разглядывая девочку с непонятным ей, жадны
м, патологическим любопытством.
Ей это было противно.
Лада редко видела свое отражение Ч дома у них не осталось ничего, кроме к
учи тряпья и голых, ободранных стен с давно отслоившимися обоями. О зерка
лах, конечно, речи не могло быть. О своем врожденном уродстве она в ту пору
даже не догадывалась, но все равно эти взгляды, которые словно горячий, сл
юнявый язык бродячей собаки облизывали ее с головы до ног,
были девочке неприятны.
Со временем она научилась заранее определять в потоке лиц таких людей и
даже приноровилась отваживать их, намеренно скаля зубы и показывая язык
из-под вздернутой кверху губы.
Люди в большинстве своем вздрагивали и спешили отвернуться, ускоряя шаг.

Девочку это вполне устраивало.
Когда она начала ненавидеть эти лица, что изо дня в день текли мимо?
Вряд ли она была способна отыскать точку отсчета этому чувству в своей д
уше. Туманные образы памяти ничего не говорили ей о дне, когда она впервые
почувствовала сладкое, дрожащее и неодолимое желание догнать кого-нибу
дь из них и впиться зубами в руку, так, чтобы брызнула кровь… Однако Лада п
омнила четко: она начала ненавидеть эту серую реку человеческого равнод
ушия, брезгливости и любопытства задолго до того, когда научилась выгова
ривать такие длинные слова, как “ненависть”.
***
…Каким образом мать Лады вместе с малолетней
девочкой оказалась в Москве и как ей удалось осесть в многомиллионном г
ороде, осталось загадкой, ответ на которую ее память не удосужилась сохр
анить в своих зыбких, туманных глубинах, но, так или иначе, они уже больше н
е возвратились в маленькую, убогую однокомнатную квартиру на окраине Че
реповца.
1 2 3 4 5 6 7