установка душевого уголка цена
из докапиталистической деревни, отсталых стран, колоний и пр. Получение прибавочной ценности из деревни и колоний мыслимо опять-таки либо в форме неэквивалентного обмена, либо принудительного изъятия (главным образом путем налогов), либо, наконец, в кредитной форме (сберегательные кассы, займы и пр.). Исторически все эти формы эксплуатации сочетаются друг с другом в разных пропорциях и играют не меньшую роль, чем выжимание прибавочной ценности в «чистом» виде; углубление капиталистической эксплуатации идет всегда рядом с ее расширением. Но интересующие нас формулы Маркса строго расчленяют живой процесс экономического развития, очищая капиталистическое воспроизводство от всех докапиталистических элементов и переходных форм, которые его сопровождают и питают и за счет которых оно расширяется. Формулы Маркса конструируют химически чистый капитализм, который никогда не существовал и нигде не существует сейчас. Именно поэтому они вскрывают основные тенденции всякого капитализма, но именно капитализма, и только капитализма.
Для всякого человека, имеющего представление о том, что такое «Капитал», совершенно очевидно, что ни в первом, ни во втором, ни в третьем томах нельзя найти ответа на вопрос о том, как, когда и каким темпом диктатура пролетариата может производить коллективизацию крестьянского хозяйства. Все эти вопросы, как и десятки других, ни в одной книге не разрешены и не могли быть разрешены по самому своему существу. В первые годы после Октября нам не раз приходилось возражать против наивных попыток искать у Маркса ответ на те вопросы, которых он и ставить не мог. Ленин неизменно поддерживал меня в этом. Вот два примера, случайно оказавшихся застенографированными. «Мы не сомневались, – говорил Ленин, – что нам придется, по выражению тов. Троцкого, экспериментировать – делать опыты. Мы брались за дело, за которое никто в мире в такой широте еще не брался». (18 марта 1919 г.)
И затем, через несколько месяцев:
«Тов. Троцкий был вполне прав, говоря, что это не написано ни в книгах, которые мы считаем для себя руководящими, не вытекает ни из какого социалистического мировоззрения, не определено ничьим опытом, а должно быть определено нашим собственным опытом». (8 декабря 1919 г.)
В сущности, Сталин ничем не отличается от того купца, который в простейшей формуле Маркса Д – Т – Д (деньги – товар – деньги) стал бы искать указаний, когда ему и что купить и продать, чтобы получить наибольший барыш. Сталин попросту смешивает теоретическое обобщение с практической рецептурой, не говоря о том, что само теоретическое обобщение относится у Маркса к совершенно другому вопросу.
Для чего же, собственно, понадобилась Сталину апелляция к явно непонятым им формулам расширенного воспроизводства? Объяснения на этот счет самого Сталина настолько неподражаемы, что мы вынуждены привести их дословно:
«Марксистская теория воспроизводства учит, что современное (?) общество не может развиваться, не накопляя из года в год, а накоплять невозможно без расширенного воспроизводства из года в год. Это ясно и понятно».
Яснее не может быть. Но этому учит вовсе не марксистская теория, ибо это есть общее достояние буржуазной политической экономики, ее квинтэссенция. «Накопление» как условие развития «современного общества» – это и есть та великая идея, которую вульгарная политическая экономия очистила от элементов трудовой теории ценности, уже заложенных в классической политической экономии. Та теория, которую Сталин высокопарно предлагает «извлечь из сокровищницы марксизма», есть общее место, объединяющее не только Адама Смита с Бастиа, но и этого последнего с американским президентом Гувером. «Современное общество» – не капиталистическое, а «современное», – взято для того, чтоб формулы Маркса распространить и на «современное» социалистическое общество. «Это ясно и понятно». Сталин тут же продолжает:
«Наша крупная централизованная социалистическая промышленность развивается по марксистской теории расширенного воспроизводства (!), ибо (!!) она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и двигается вперед семимильными шагами».
Промышленность развивается по марксистской теории – бессмертная формула! – совершенно так же, как овес диалектически растет по Гегелю. Для бюрократа теория есть формула администрации. Но ближайшая суть дела все же не в этом. «Марксистская теория воспроизводства» относится к капиталистическому способу производства. У Сталина же речь идет о советской промышленности, которую он считает социалистической без всяких ограничений. Таким образом, по Сталину, «социалистическая промышленность» развивается по теории капиталистического воспроизводства. Мы видим, как неосторожно Сталин запустил руку в «сокровищницу марксизма». Если два хозяйственных процесса – анархический и плановый – покрываются одной и той же теорией воспроизводства, построенной на закономерностях анархического производства, то этим сводится к нулю плановое, т. е. социалистическое начало. Однако, и это еще только цветочки; ягодки – впереди.
Лучшей жемчужиной, которую Сталин извлек из сокровищницы, является подчеркнутое нами выше маленькое словечко «ибо»: социалистическая промышленность развивается по теории капиталистической промышленности, «ибо она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и двигается вперед семимильми шагами».
Бедная теория! Злополучная сокровищница! Горемычный Маркс! Значит, Марксова теория создана специально для обоснования необходимости ежегодных и притом семимильных шагов? А как же быть с теми периодами, когда капиталистическая промышленность развивается «черепашьим шагом»? На эти случаи теория Маркса, очевидно, отменяется. Но ведь все капиталистическое производство расширяется циклически, через подъемы и кризисы; значит, оно не только движется вперед семимильными или иными шагами, но и топчется на месте и отступает назад. Выходит, что Марксова схема не годится для капиталистического развития, для объяснения которого она создана, но зато вполне отвечает природе «семимильно» шествующей социалистической промышленности. Разве же это не чудеса? Не ограничившись вразумлением Энгельса насчет национализации земли, а занявшись заодно и коренным исправлением Маркса, Сталин, во всяком случае, шествует… семимильными шагами. При этом формулы «Капитала» трещат под подковами, как грецкие орехи.
Но зачем же все-таки Сталину все это понадобилось? – спросит озадаченный читатель. Увы! Мы не можем перепрыгивать через ступени, тем более, что и так еле поспеваем за нашим теоретиком. Немножко терпенья, и все обнаружится.
Непосредственно после разобранного только что места Сталин продолжает:
«Но наша крупная промышленность не исчерпывает народного хозяйства. Наоборот, в нашем народном хозяйстве все еще преобладает мелкое крестьянское хозяйство. Можно ли сказать, что наше мелкокрестьянское хозяйство развивается по принципу (!) расширенного воспроизводства? Нет, нельзя этого сказать. Наше мелкокрестьянское хозяйство…не всегда имеет возможность осуществлять даже простое воспроизводство. Можно ли двигать дальше ускоренным темпом нашу социализированную индустрию, имея такую сельскохозяйственную базу?… Нет, нельзя».
Дальше следует вывод: необходима сплошная коллективизация.
Это место еще лучше предыдущего. Из-под усыпляющей банальности изложения то и дело взрываются петарды осмелевшего невежества. Развивается ли крестьянское, т. е. простое товарное хозяйство по законам капиталистического хозяйства? Нет, – отвечает с ужасом наш теоретик. Ясно: деревня не живет по Марксу. Надо это дело исправить. Сталин делает в своем докладе попытки опровергнуть мелкобуржуазные теории об устойчивости крестьянского хозяйства. А между тем, запутавшись в сетях марксовых формул, он дает этим теориям наиболее обобщенное выражение. В самом деле, теория расширенного воспроизводства, по мысли Маркса, объемлет капиталистическое хозяйство в целом: не только промышленность, но и сельское хозяйство, – только в чистом виде, т. е. без докапиталистических пережитков. Но Сталин, оставляя почему-то в стороне ремесло и кустарные промыслы, ставит вопрос:
«Можно ли сказать, что наше мелкокрестьянское хозяйство развивается по принципу (!) расширенного воспроизводства? – Нет, – отвечает он, – нельзя этого сказать».
Другими словами, Сталин в наиболее обобщенном виде повторяет утверждения буржуазных экономистов насчет того, будто сельское хозяйство развивается не «по принципу» Марксовой теории капиталистического производства. Не лучше ли после этого умолкнуть?… Ведь молчали же аграрники-марксисты, слушая это постыдное издевательство над учением Маркса. А между тем самый мягкий ответ должен был бы звучать так: сойди немедленно с кафедры и не смей рассуждать о вопросах, в которых ничего не смыслишь!
Но мы не последуем примеру аграрников-марксистов и не умолкнем. Невежество вооруженного властью так же опасно, как безумие вооруженного бритвой.
Формулы второго тома Маркса представляют собою не директивные «принципы» социалистического строительства, а объективные обобщения капиталистических процессов. Эти формулы, абстрагируясь от особенностей земледелия, не только не противоречат его развитию, но полностью охватывают его, как капиталистическое земледелие.
Единственное, что можно сказать о сельском хозяйстве в рамках формул 2-го тома, – это то, что последние предполагают наличие достаточного количества сельскохозяйственного сырья и сельскохозяйственных продуктов потребления для обеспечения расширенного воспроизводства. Но каково должно быть соотношение между сельским хозяйством и промышленностью? Как в Англии? Или как в Америке? Оба эти типа одинаково укладываются в рамки Марксовых формул. Англия ввозит предметы потребления и сырья. Америка вывозит. Тут нет никакого противоречия с формулами расширенного воспроизводства, которые вовсе не ограничены национальными рамками, не приурочены ни к национальному капитализму, ни, тем более, к социализму в отдельной стране.
Если бы люди пришли к синтетическому питанию и к синтетическим видам сырья, сельское хозяйство совсем сошло бы на нет, заменившись новыми отраслями химической промышленности. Что сталось бы при этом с формулами расширенного производства? Они сохранили бы всю свою силу, поскольку оставались бы капиталистические формы производства и распределения.
Сельское хозяйство буржуазной России, при огромном преобладании крестьянства, не только покрывало потребности растущей промышленности, но и создавало возможность большого экспорта.
Эти процессы сопровождались укреплением кулацких верхов и ослаблением крестьянских низов, их растущей пролетаризацией. Таким образом, несмотря на все свои особенности, сельское хозяйство на капиталистических основах развивалось в рамках тех самых формул, которыми Маркс охватывает капиталистическое хозяйство в целом – и только его.
Сталин хочет прийти к тому выводу, что нельзя «базировать… социалистическое строительство на двух разных основах: на основе самой крупной и объединенной социалистической промышленности и на основе самого раздробленного и отсталого мелкотоварного крестьянского хозяйства».
На самом деле он доказывает нечто прямо противоположное. Если формулы расширенного воспроизводства одинаково применимы и к капиталистическому, и к социалистическому хозяйствам – к «современному обществу» вообще, – то совершенно непонятно, почему нельзя продолжать дальнейшее развитие хозяйства на тех самых основах противоречия между городом и деревней, на которых капитализм достиг неизмеримо более высокого уровня? В Америке гигантские тресты промышленности развиваются и сегодня еще бок о бок с фермерским режимом в сельском хозяйстве. Фермерское хозяйство создало базу американской индустрии. Именно на американский тип, к слову сказать, ориентировались открыто до вчерашнего дня наши бюрократы со Сталиным во главе: крепкий фермер внизу, централизованная промышленность наверху.
Идеальная эквивалентность обмена есть основная предпосылка абстрактных формул 2-го тома. Между тем, плановое хозяйство переходного периода, хотя и опирается на закон ценности, но на каждом шагу нарушает его и строит взаимоотношения между разными отраслями хозяйства и, прежде всего, между промышленностью и земледелием, на неэквивалентном обмене. Решающим рычагом принудительного накопления и планового распределения является государственный бюджет. При дальнейшем поступательном развитии эта роль его должна расти. Кредитное финансирование регулирует взаимоотношения между принудительным накоплением бюджета и процессами рынка, поскольку они сохраняют силу. Не только бюджетное, но и плановое или полуплановое кредитное финансирование, обеспечивающее в СССР расширение воспроизводства, ни в каком случае не могут быть подведены под формулы 2-го тома, вся сила которых состоит в том, что они ничего не хотят знать ни о бюджете, ни о планах, ни о таможенных пошлинах и всяких вообще формах государственного планомерного воздействия, выводя необходимые закономерности из игры слепых сил рынка, дисциплинируемых законом ценности. Стоит «освободить» внутренний советский рынок и отменить монополию внешней торговли, как обмен между городом и деревней станет несравненно более эквивалентным, накопление в деревне, – разумеется, кулацкое, фермерско-капиталистическое накопление – пойдет своим чередом, и скоро обнаружится, что формулы Маркса охватывают и земледелие. На этом пути Россия в короткий срок превратится в колонию, на которую будет опираться индустриальное развитие других стран.
Для обоснования все той же сплошной коллективизации школа Сталина (есть и такая) ввела в обиход голые сравнения темпов развития промышленности и сельского хозяйства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Для всякого человека, имеющего представление о том, что такое «Капитал», совершенно очевидно, что ни в первом, ни во втором, ни в третьем томах нельзя найти ответа на вопрос о том, как, когда и каким темпом диктатура пролетариата может производить коллективизацию крестьянского хозяйства. Все эти вопросы, как и десятки других, ни в одной книге не разрешены и не могли быть разрешены по самому своему существу. В первые годы после Октября нам не раз приходилось возражать против наивных попыток искать у Маркса ответ на те вопросы, которых он и ставить не мог. Ленин неизменно поддерживал меня в этом. Вот два примера, случайно оказавшихся застенографированными. «Мы не сомневались, – говорил Ленин, – что нам придется, по выражению тов. Троцкого, экспериментировать – делать опыты. Мы брались за дело, за которое никто в мире в такой широте еще не брался». (18 марта 1919 г.)
И затем, через несколько месяцев:
«Тов. Троцкий был вполне прав, говоря, что это не написано ни в книгах, которые мы считаем для себя руководящими, не вытекает ни из какого социалистического мировоззрения, не определено ничьим опытом, а должно быть определено нашим собственным опытом». (8 декабря 1919 г.)
В сущности, Сталин ничем не отличается от того купца, который в простейшей формуле Маркса Д – Т – Д (деньги – товар – деньги) стал бы искать указаний, когда ему и что купить и продать, чтобы получить наибольший барыш. Сталин попросту смешивает теоретическое обобщение с практической рецептурой, не говоря о том, что само теоретическое обобщение относится у Маркса к совершенно другому вопросу.
Для чего же, собственно, понадобилась Сталину апелляция к явно непонятым им формулам расширенного воспроизводства? Объяснения на этот счет самого Сталина настолько неподражаемы, что мы вынуждены привести их дословно:
«Марксистская теория воспроизводства учит, что современное (?) общество не может развиваться, не накопляя из года в год, а накоплять невозможно без расширенного воспроизводства из года в год. Это ясно и понятно».
Яснее не может быть. Но этому учит вовсе не марксистская теория, ибо это есть общее достояние буржуазной политической экономики, ее квинтэссенция. «Накопление» как условие развития «современного общества» – это и есть та великая идея, которую вульгарная политическая экономия очистила от элементов трудовой теории ценности, уже заложенных в классической политической экономии. Та теория, которую Сталин высокопарно предлагает «извлечь из сокровищницы марксизма», есть общее место, объединяющее не только Адама Смита с Бастиа, но и этого последнего с американским президентом Гувером. «Современное общество» – не капиталистическое, а «современное», – взято для того, чтоб формулы Маркса распространить и на «современное» социалистическое общество. «Это ясно и понятно». Сталин тут же продолжает:
«Наша крупная централизованная социалистическая промышленность развивается по марксистской теории расширенного воспроизводства (!), ибо (!!) она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и двигается вперед семимильными шагами».
Промышленность развивается по марксистской теории – бессмертная формула! – совершенно так же, как овес диалектически растет по Гегелю. Для бюрократа теория есть формула администрации. Но ближайшая суть дела все же не в этом. «Марксистская теория воспроизводства» относится к капиталистическому способу производства. У Сталина же речь идет о советской промышленности, которую он считает социалистической без всяких ограничений. Таким образом, по Сталину, «социалистическая промышленность» развивается по теории капиталистического воспроизводства. Мы видим, как неосторожно Сталин запустил руку в «сокровищницу марксизма». Если два хозяйственных процесса – анархический и плановый – покрываются одной и той же теорией воспроизводства, построенной на закономерностях анархического производства, то этим сводится к нулю плановое, т. е. социалистическое начало. Однако, и это еще только цветочки; ягодки – впереди.
Лучшей жемчужиной, которую Сталин извлек из сокровищницы, является подчеркнутое нами выше маленькое словечко «ибо»: социалистическая промышленность развивается по теории капиталистической промышленности, «ибо она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и двигается вперед семимильми шагами».
Бедная теория! Злополучная сокровищница! Горемычный Маркс! Значит, Марксова теория создана специально для обоснования необходимости ежегодных и притом семимильных шагов? А как же быть с теми периодами, когда капиталистическая промышленность развивается «черепашьим шагом»? На эти случаи теория Маркса, очевидно, отменяется. Но ведь все капиталистическое производство расширяется циклически, через подъемы и кризисы; значит, оно не только движется вперед семимильными или иными шагами, но и топчется на месте и отступает назад. Выходит, что Марксова схема не годится для капиталистического развития, для объяснения которого она создана, но зато вполне отвечает природе «семимильно» шествующей социалистической промышленности. Разве же это не чудеса? Не ограничившись вразумлением Энгельса насчет национализации земли, а занявшись заодно и коренным исправлением Маркса, Сталин, во всяком случае, шествует… семимильными шагами. При этом формулы «Капитала» трещат под подковами, как грецкие орехи.
Но зачем же все-таки Сталину все это понадобилось? – спросит озадаченный читатель. Увы! Мы не можем перепрыгивать через ступени, тем более, что и так еле поспеваем за нашим теоретиком. Немножко терпенья, и все обнаружится.
Непосредственно после разобранного только что места Сталин продолжает:
«Но наша крупная промышленность не исчерпывает народного хозяйства. Наоборот, в нашем народном хозяйстве все еще преобладает мелкое крестьянское хозяйство. Можно ли сказать, что наше мелкокрестьянское хозяйство развивается по принципу (!) расширенного воспроизводства? Нет, нельзя этого сказать. Наше мелкокрестьянское хозяйство…не всегда имеет возможность осуществлять даже простое воспроизводство. Можно ли двигать дальше ускоренным темпом нашу социализированную индустрию, имея такую сельскохозяйственную базу?… Нет, нельзя».
Дальше следует вывод: необходима сплошная коллективизация.
Это место еще лучше предыдущего. Из-под усыпляющей банальности изложения то и дело взрываются петарды осмелевшего невежества. Развивается ли крестьянское, т. е. простое товарное хозяйство по законам капиталистического хозяйства? Нет, – отвечает с ужасом наш теоретик. Ясно: деревня не живет по Марксу. Надо это дело исправить. Сталин делает в своем докладе попытки опровергнуть мелкобуржуазные теории об устойчивости крестьянского хозяйства. А между тем, запутавшись в сетях марксовых формул, он дает этим теориям наиболее обобщенное выражение. В самом деле, теория расширенного воспроизводства, по мысли Маркса, объемлет капиталистическое хозяйство в целом: не только промышленность, но и сельское хозяйство, – только в чистом виде, т. е. без докапиталистических пережитков. Но Сталин, оставляя почему-то в стороне ремесло и кустарные промыслы, ставит вопрос:
«Можно ли сказать, что наше мелкокрестьянское хозяйство развивается по принципу (!) расширенного воспроизводства? – Нет, – отвечает он, – нельзя этого сказать».
Другими словами, Сталин в наиболее обобщенном виде повторяет утверждения буржуазных экономистов насчет того, будто сельское хозяйство развивается не «по принципу» Марксовой теории капиталистического производства. Не лучше ли после этого умолкнуть?… Ведь молчали же аграрники-марксисты, слушая это постыдное издевательство над учением Маркса. А между тем самый мягкий ответ должен был бы звучать так: сойди немедленно с кафедры и не смей рассуждать о вопросах, в которых ничего не смыслишь!
Но мы не последуем примеру аграрников-марксистов и не умолкнем. Невежество вооруженного властью так же опасно, как безумие вооруженного бритвой.
Формулы второго тома Маркса представляют собою не директивные «принципы» социалистического строительства, а объективные обобщения капиталистических процессов. Эти формулы, абстрагируясь от особенностей земледелия, не только не противоречат его развитию, но полностью охватывают его, как капиталистическое земледелие.
Единственное, что можно сказать о сельском хозяйстве в рамках формул 2-го тома, – это то, что последние предполагают наличие достаточного количества сельскохозяйственного сырья и сельскохозяйственных продуктов потребления для обеспечения расширенного воспроизводства. Но каково должно быть соотношение между сельским хозяйством и промышленностью? Как в Англии? Или как в Америке? Оба эти типа одинаково укладываются в рамки Марксовых формул. Англия ввозит предметы потребления и сырья. Америка вывозит. Тут нет никакого противоречия с формулами расширенного воспроизводства, которые вовсе не ограничены национальными рамками, не приурочены ни к национальному капитализму, ни, тем более, к социализму в отдельной стране.
Если бы люди пришли к синтетическому питанию и к синтетическим видам сырья, сельское хозяйство совсем сошло бы на нет, заменившись новыми отраслями химической промышленности. Что сталось бы при этом с формулами расширенного производства? Они сохранили бы всю свою силу, поскольку оставались бы капиталистические формы производства и распределения.
Сельское хозяйство буржуазной России, при огромном преобладании крестьянства, не только покрывало потребности растущей промышленности, но и создавало возможность большого экспорта.
Эти процессы сопровождались укреплением кулацких верхов и ослаблением крестьянских низов, их растущей пролетаризацией. Таким образом, несмотря на все свои особенности, сельское хозяйство на капиталистических основах развивалось в рамках тех самых формул, которыми Маркс охватывает капиталистическое хозяйство в целом – и только его.
Сталин хочет прийти к тому выводу, что нельзя «базировать… социалистическое строительство на двух разных основах: на основе самой крупной и объединенной социалистической промышленности и на основе самого раздробленного и отсталого мелкотоварного крестьянского хозяйства».
На самом деле он доказывает нечто прямо противоположное. Если формулы расширенного воспроизводства одинаково применимы и к капиталистическому, и к социалистическому хозяйствам – к «современному обществу» вообще, – то совершенно непонятно, почему нельзя продолжать дальнейшее развитие хозяйства на тех самых основах противоречия между городом и деревней, на которых капитализм достиг неизмеримо более высокого уровня? В Америке гигантские тресты промышленности развиваются и сегодня еще бок о бок с фермерским режимом в сельском хозяйстве. Фермерское хозяйство создало базу американской индустрии. Именно на американский тип, к слову сказать, ориентировались открыто до вчерашнего дня наши бюрократы со Сталиным во главе: крепкий фермер внизу, централизованная промышленность наверху.
Идеальная эквивалентность обмена есть основная предпосылка абстрактных формул 2-го тома. Между тем, плановое хозяйство переходного периода, хотя и опирается на закон ценности, но на каждом шагу нарушает его и строит взаимоотношения между разными отраслями хозяйства и, прежде всего, между промышленностью и земледелием, на неэквивалентном обмене. Решающим рычагом принудительного накопления и планового распределения является государственный бюджет. При дальнейшем поступательном развитии эта роль его должна расти. Кредитное финансирование регулирует взаимоотношения между принудительным накоплением бюджета и процессами рынка, поскольку они сохраняют силу. Не только бюджетное, но и плановое или полуплановое кредитное финансирование, обеспечивающее в СССР расширение воспроизводства, ни в каком случае не могут быть подведены под формулы 2-го тома, вся сила которых состоит в том, что они ничего не хотят знать ни о бюджете, ни о планах, ни о таможенных пошлинах и всяких вообще формах государственного планомерного воздействия, выводя необходимые закономерности из игры слепых сил рынка, дисциплинируемых законом ценности. Стоит «освободить» внутренний советский рынок и отменить монополию внешней торговли, как обмен между городом и деревней станет несравненно более эквивалентным, накопление в деревне, – разумеется, кулацкое, фермерско-капиталистическое накопление – пойдет своим чередом, и скоро обнаружится, что формулы Маркса охватывают и земледелие. На этом пути Россия в короткий срок превратится в колонию, на которую будет опираться индустриальное развитие других стран.
Для обоснования все той же сплошной коллективизации школа Сталина (есть и такая) ввела в обиход голые сравнения темпов развития промышленности и сельского хозяйства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61