Он презрительно высмеял затею «достать Мише орден» (О десяти процентах, причитающихся мне с продажи я благоразумно умолчал).
«Чтоб Мишаня, с его славой, покупал себе орден! Ты совсем свихнулся, Лимонов, от жизни в окружении черных, живя с ними в одном отеле… Да Мишке, куда бы он на гастроли не прилетел, везде награды и титулы сыпятся. Да у него, от подарков, кубков и медалей, шкафы лопаются. За кого ты его принимаешь? Он что, разбогатевший внезапно торговец готового платья из Бруклина?»
«Но Мальтийский крест, Володя, такая редкость на дороге не валяется, а? Что тебе стоит, спроси… Вдруг он как раз о нем мечтает…»
Володя сказал, что бесплатно он лично взял бы Мальтийский крест, но что Мишке он на хуй не нужен, однако обещал спросить. «Только из симпатии к тебе, Лимонов, вообще же – это жуткая глупость.»
Через пару дней, придя на Коломбус-авеню я застал там Барышникова и сам спросил его не нужен ли ему Мальтийский крест.
«За пятьдесят тысяч? – расхохотался супер-стар. – Володя мне говорил. Нет Лимонов, дудки, дураков нет. Ты лучше мне разведай, не продает ли кто-нибудь дом в Коннектикуте? С бассейном? Я хочу дом купить.»
Я знал, что у него уже есть дом в Апстэйт штата Нью-Йорк. Зачем ему еще один?
Меня отвлекли от спекуляции орденами другие дела и скоро я о них забыл. Плакат с изображениями Мальтийского Креста, шпаги и треуголки и поясняющими историю ордена надписями еще долго висел у меня в «Эмбасси», ниже «Distraction is Creation», напоминая о несостоявшейся афере. Покидая отель, я оставил его на стене.
Через несколько лет, сидя на кухне миллионерского дома, располневший и успокоившийся слуга мировой буржуазии, лениво перелистывая «Нью-Йорк Пост» я увидел знакомую физиономию. Седого человека в черном костюме и с пристовским белым пятнышком под горлом держали под руки двое полицейских. Кисти седого соединяли наручники. «Арест лже-епископа» – гласил заголовок.
«Джозэф Залесски, алиас „епископ“, „экселенс“, „прист“, он же „Стефан“ и пр. (единственной его принадлежностью к религии является то обстоятельство что его отец, Залесски из Варшавы действительно был прист, мошенник интернационального масштаба, арестован вчера вечером в своем манхэттанском апартменте на седьмой Авеню…» Далее репортер на целую страницу с явным восхищением смаковал подвиги лже-епископа. Среди прочих упоминался и нелегальный бизнес продажи орденов. Однако мельком, и без деталей. Сказано было, что «Залесски использовал для получения орденов свои обширные связи внутри foreign goverments и в…Ватикане.» Фамилий репортер не назвал.
Борщаговский на многие годы пропал из виду.
Несколько месяцев назад, подняв телефонную трубку: я услышал его голос. «Здорово, маленький! Ты ведь знаешь Евтушенко, да? Мне нужен кто-нибудь в Москве влиятельный, чтобы уговорить приехать Аллу Пугачеву на гастроли в Америку…» Словно мы разговаривали в последний раз не десять лет назад, но вчера.
Оказалось, что Борщаговский теперь делает деньги тем, что выписывает в Соединенные Штаты советских артистов. «„Экселенс“, маленький, скончался в тюряге, несколько лет назад, – ответил он на мой вопрос. – Один известный американский режиссер, извини, забыл фамилию, но это не моя область деятельности, в своей области я никого не забываю, снимает о его жизни фильм. В начале будущего года фильм выйдет на экраны… Надо бы встретиться? Я здесь проездом. Я тебе позвоню утром, маленький.»
Но так и не позвонил.
Спина мадам Шатэн
Муж ее отправился в Бейрут. Ясно, что нормальный артист не полетит к богу на рога – в Бейрут с медикаментами и одеялами для якобы не имеющих оных, бейрутских детей. Дело это, – развозка мешков, – впору скромным служащим «Красного креста». Вдохновенному Анакреону, каким ее муж всегда себя представлял, что же мешки-то таскать. Если исключить дипломатов (эти вынуждены жить в некомфортабельной стране поневоле, служба…), отправляющиеся в гиблые для западного человека широты индивидумы обыкновенно ищут прибыли. Нет – нет, не какой-нибудь вульгарной, денежной, ту следует искать в здании Биржи, но особый. Отвозя аборигенам ненужный в Париже хлам, как-то: состарившиеся медикаменты, старые одеяла, свитера, куртки, полотенца или мясо, пролежавшее год в морозильниках, отважные сорви-головы возвращаются в CRN.
Что такое CRN? О, CRN стоит всех сокровищ мира, камрады! О CRN грезят, за него дерутся в муках, среди страстей и крови лучшие люди планеты. Его невозможно потрогать руками или лизнуть языком, но на нашей планете, тот кто имеет CRN даже лишь только десять процентов, может сделать миллионы щелчком пальцев. Небрежно. Он может добиться любой должности. Любой женщины. CRN – изобретено разумеется, американцами, и расшифровывается как «Coefficient of Recognition of the Name» – степень известности имени. Вы думаете Президент Соединенных Штатов Америки имеет 100% CRN? Ну нет! Даже Джизус Крайст не имеет ста. Никто не имеет ста. У Президента Картера был CRN 33%. У Фараона Рейгана – 46%: Голивудские супер-актеры и супер-актрисы обходятся кто двадцатью двумя, кто семнадцатью.
У ее мужа Жан Шатэн коэффициента вообще не было. Ну может быть легчайший, местный, только в пределах Франции, какие-нибудь жидкие франко-проценты. Потому, найдя себе в опасной близости к пятидесяти годам, певец Жан Шатэн полетел в неудобном транспортном самолете, в спину ему врезались ящики с аспирином; по ногам ударили сумки с телеоборудованием, устремился на Восток, добывать себе CRN. Его агент сумел договориться с другом лицейских лет – Президентом Антэнн-В , и тот послал в Бейрут экип из трех человек (все трое алжирские арабы), снимать подвиги Жана Шатэна на бейрутской земле, где CRN валяется под ногами и пропитывает воздух.
В начале все шло хорошо. Люди его агента подсуетились, – собрали в аэропорту небольшую кучку детей. Дети femmes de menages из нескольких неэвакуировавшихся посольств арабских стран, дети горничных из отеля, – набралось с полсотни душ. (Вообще-то умный телеэкип может представить пятерых как толпу в пять тысяч, если он умный телеэкип.) Жан Шатэн, вдохновенный, изможденное лицо, (седая шевелюра, кожаная куртка, платок вокруг горла, – раздал детям комплекты, – каждому коробочку с аспирином и одеяло. Мы увидели его в Париже, в Новостях Антэнн-В в течение пяти минут. (Президент Антэнн-В не только сидел в одном классе с агентом Жана Шатэна, его дочь была замужем за сыном брата Жана Шатэна). Комментарий трогательный и красивый, однако уступал визуальному имиджу. Певец Жан Шатэн, вложив одеяло в руки маленькой крошки с серьгами виде полумесяца, прижал ребенка к щеке, и из глаза певца выкатилась слеза. В его краткой, взволнованной речи, хорошо отрепетированной до того как стать исполнителем хрипловатых монотонных баллад, Жан Шатэн был актером, прозвучали «solidarity», «care», «aid» , – все трогательные слова, что звучат обыкновенно в таких случаях. Закончи речь, Жан Шатэн взял гитару. Гитара его звучала в Бейруте (увы, я должен это констатировать), так же бездарно, как и в Париже. В нескольких вечерних газетах появились фотографии «Певец Жан Шатэн раздает детям Бейрута…» – плечо кожаной куртки Шатэна, нос, пятно глаза…
Неизвестно, насколько повысился CRN ее мужа за эти пять минут в восемь часов вечера на Антэнн-В, пять минут наполненные раздачей аспирина с одеялами и дерганием струн. На мой взгляд, вся их затея удалась бы эффективнее, если бы они выбрали другую группу детей. Те, которых мы увидели, были слишком пухлощекие и веселые. Изможденность Жана Шатэна, его средиземноморская мрачная уксусность кожи и взгляда (maigre-vinaigre… Я предполагаю, что мрачна брюнетистость большинства французских мужчин объясняется многолетним воздействием красного вина на их внутренности), резко контрастировала с откормленными щечками и двойными подбородками девочек и гаврошей Бейрута. Впечатление было такое, что эти дети принесли Жану Шатэну одеяла и аспирин, дабы он согрелся, – бедняга maigrichon, и остановил лихорадку аспирином… Трудно судить, что бы случилось с CRN Жана Шатэна, каких цифр он достиг бы, если бы поездка развивалась нормальным образом. Однако она неожиданно развилась ненормальным. Через сутки, в восемь вечера следующего дня Антэнн-В объявила, что Жан Шатэн исчез из отеля.
Сознаюсь, в начале я подумал, что это подстроенный паблисити трюк. «Га-га-га, – смеялись мы с моим соседом по лестничной площадке, старым прокуренным коммунистом Аленом Ратье, и вышучивали исчезновение. – Кому на хуй нужен бездарный певец…» Вернется, загулял с девочками. Жена коллеги Алена по РТТ убирает у Шатэнов квартиру, так что мы с Аленом знаем: игнорируя жену, любит Жан Шатэн молоденьких пёзд. У оставшихся в Ливане немногих иностранцев у всех тонкие нервы. Сколько раз уже подымали там панику из-за ничего. Из-за того что майор войск ООН задержался в постели горячей «ханум» и не явился спать в свой режимент. Из-за того, что журналист запил в горах с командиром христианской милиции, а другой журналист накурился гашиша до полусмерти с командиром шиитской милиции в тех же горах, но в соседней долине… «Долины у них там, как у нас улицы. Мы с тобой, представь, Эдуар, – предположим, – христиане, держим нашу долину – рю дэ Тюренн, а шииты – держат рю Вьель дю Тампль», – объяснил мне Ален. Похохотав, мы разошлись. Он, надвинув кепочку на брови, стал спускаться с нашей горы в нашу долину. Четыре пустые бутылки «Бьен Веню» в корзинке.
Однако Жан Шатэн не появился в отеле и через сутки. И еще через сутки не появился. Прибывший вместе с ним в Бейрут телеэкип Антэнн-В ввиду исчезновения объекта передал в Париж несколько пейзажных зарисовок бейрутских развалин со следами пуль, дал нам рассмотреть подробно, что лежит на лотках уличных торговцев, продемонстрировал несколько плачущих неизвестно по какому поводу женщин. Но «зиро» Жана Шатэна. Как и не было певца.
Потом пришла эта кассета. Жан Шатэн на фоне портрета имама Хомейни, знамя исламской организации «Фу дэ Дье» по правую руку. «Франсэ, франсэз, мсье ле Президент, мсье Премьер Министр…» Голос певца звучал глухо, потерял привычную хриплость. Не то его лишили любимых сигарет «Житан», не то любимого аперитива, но голос был неузнаваемым.
«Хм, – Ален Ратье вынул из угла рта окурок, что бывает с ним крайне редко. – Мэк похудел, но выглядит свежее.» И высказал предположение, что «Фу дэ Дье», как и подобает исламской организации, алкоголя у себя не держат. Потому впервые за полстолетия, Жан Шатэн не проглотил и капли алкоголя в целую неделю.
После показа кассеты впервые предстала перед нами она. Его жена. Никто до этого во всей Франции, я думаю, даже и не подозревал, что у него есть жена. Да и вообще, что людям делать больше нечего, интересоваться плохоизвестным певцом. Мы с Аленом знали его жизнь лучше других, изнутри, благодаря коллеге из РТТ. Случайно.
Жена его, обещающая стать вдовой («Фу дэ Дье», сказал Жан Шатэн, угрохают его, если Франция немедленно не прекратит поставь оружия Ираку) оказалась маленькой некрасивой мадам с испуганным лицом и двумя резкими, спускающимися от носа ко рту морщинами. Грязные, или просто-напросто жиденькие волосы собраны сзади в пучок. «Большое горе, – сказала она, – постигло нашу семью. (Показали семью, – двух жопастых подростков, мальчика и девочку, и собаку.) Мои дети остались без отца. Я обращаюсь к Правительству Президенту лично с просьбой матери и жены. Сделайте все возможное, мсье, чтобы муж и отец вернулся в семью…» Голос ее задрожал. )
«Как вы себе представляете вмешательство Правительства в освобождение вашего мужа?» – спросил комментатор. '
«Франция должна прекратить поставку оружия Ираку», – сказала она просто.
Комментатор, тронутый ее простотой, заметил однако: «Вы безусловно знаете, мадам Шатэн, что Францию связывает с Ираком многолетнее сотрудничество и союзничество. Разорвать дружбу с государством ради…» – он замялся.
«… ради того чтобы вернуть детям отца», – подсказала она так скорбно и выигрышно и красиво, без фальши, что я понял – вот женщина на моих глазах сейчас выдула одним махом отличный CRN. Так вздымают высоко к лимиту могучие легкие ковбоев уровень аппарата для измерения объема грудной клетки на американских сельскохозяйственных выставках. Она сделала себе мгновенно CRN, какого ее муж не смог добиться за двадцать с лишним лет дерганья струн. «Star is born» . Алена Ратье, увы, не было рядом, и некому было засвидетельствовать, что я отметил новую телезвезду в первое же ее появление на экране.
Не только я заметил рождение звезды. Назавтра все утренние газеты опубликовали ее фото. Скорбное треугольником личико размером с кулачок, пучочек волос, покатые плечи под кожаной курткой. «Ради того чтобы вернуть детям отца!» кричали заголовки «Фигаро» и «Ле Монд». Обыкновенно расходящиеся во взглядах и правые и левые газеты одинаково влюбились в мадам Шатэн с ее обезоруживающей новой формулой французской внешней политики. «Мяч находится на поле Правительства. Мы ждем от Правительства ответа.» – заключили эдиториалисты. Ни одна газета не обвинила ее муженька Жана Шатэна в детской безответственности. Ни один журналист не задумался над вопросом, зачем Шатэн поперся в Бейрут, где в свое время погибли десятки французских солдат и откуда благоразумно убралось французское посольство. В Бейрут, где никто не знает, какой CRN у Жана Шатэна. «Фу дэ Дье» скорее всего по наводке людей отмечающих паспорта в аэропорту захватила Шатэна, думая что захватывают большого человека, Элвиса Престли французской песни, что французское правительство не устоит, сломается под напором общественного мнения.
Скептики, мы с Аленом Ратье, всовывая ключи в замочные скважины дверей, обернулись, посовещались и пришли к выводу, что абсурдно ожидать, чтобы французское правительство сменило свою внешнюю политику ради освобождения от «бесплатного курса лечения алкоголизма», как ехидно выразился Ален, шевеля окурком, третьестепенного певца. Звезды телевидения ярко вспыхивают, но мгновенно угасают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22