— Как вы живете?— Сегодняшним днем.— Вы меня не поняли. Как вы зарабатываете на жизнь?— Получаю военную пенсию по инвалидности. За потерю сна.— Они выплачивают вам сто двенадцать долларов. Правильно?Он не ошибся. Я понятия не имею, как министерство обороны определило величину моей пенсии. Прецедента-то не было.— Вы же не можете жить на сто двенадцать долларов в месяц. Что еще вы делаете? Вы же не работаете.— Не совсем так.— Простите?— Я пишу докторские диссертации и дипломные работы.— Не понял.— Я пишу дипломные и курсовые работы для студентов. Они сдают их, как свои. Иногда я хожу за них на экзамены, в Колумбийский и в Нью-йоркский университеты.— Это разрешено?— Нет.— Понятно. Вы способствуете им в обмане.— Я помогаю им компенсировать недостаток способностей, заложенный в них природой.— Есть у вашей профессии название? Официальное название.«Как же он мне надоел, — подумал я. — Он сам, его вопросы, тюрьма, в которую он меня посадил».— Меня называют стентафатором Такого слова в английском языке нет. Таннер откровенно издевается над турком, пользуясь тем, что тот не силен в английском.

.Он попросил меня продиктовать слово по буквам, записал его. Закурил очередную сигарету, меня уже мутило от табачного дыма, пристально посмотрел на меня.— Что привело вас в Турцию, мистер Таннер?— Я турист.— Ну зачем вы так. Вернувшись из Кореи, вы никогда не покидали Соединенных Штатов. Заявление о выдаче вам паспорта подали три месяца тому назад. И сразу прилетели в Стамбул. Почему?Я замялся.— На кого вы шпионите, мистер Таннер? На ЦРУ? Или на одну из ваших карликовых организаций? Скажите мне.— Я не шпионю.— Тогда почему вы здесь?Вновь я помедлил с ответом.— В Антакье есть человек, который изготовляет поддельные золотые монеты. Особенно ему удаются армянские монеты, но он делает и другие. Мастер отменный. Его деятельность не противоречит турецким законам. Он не подделывает турецких монет, следовательно, перед законом чист.— Продолжайте.— Я намеревался увидеться с ним, закупить партию изготовленных им монет, контрабандно провезти их в Соединенные Штаты и продать там за настоящие.— Законы Турции запрещают вывоз из страны предметов старины.— Это не предметы старины. Мужчина сам их изготавливает. Я бы взял у него документы, удостоверяющие, что проданные им монеты — подделки. Законы Соединенных Штатов запрещают ввоз в страну золота. Продажа поддельных монет по цене настоящих — мошенничество, — тут я позволил себе улыбнуться. — Я сознательно шел на риск. А вот турецких законов я нарушать не собирался. Можете мне поверить.Худой офицер долго сверлил меня взглядом.— Фантастическое объяснение.— Однако правдивое.— Вы просидели в тюрьме девять дней, хотя могли немедленно выйти на свободу, объяснившись с властями. Поневоле задумаешься, а не лукавите ли вы? Свою «легенду» вы могли бы рассказать сразу, сопроводив ее взяткой, и освободились бы еще до того, как мы начали узнавать о вас массу любопытных подробностей. Фальшивомонетчик из Антакьи. Армянские золотые монеты, это же надо! Да когда армяне чеканили золотые монеты?— В средние века.— Одну минуту, — он снял трубку с телефонного аппарата на столе, кому-то позвонил. Я разглядывал портрет Ататюрка и прислушивался к разговору. Он спрашивал какого-то бюрократа, живет ли в Антакье фальшивомонетчик и какие монеты изготавливает. И не выказал особого изумления, выяснив, что изложенные мною факты соответствуют действительности.Положив трубку, он посмотрел на меня.— Не могу поверить, чтобы ради этого человек мог прилететь в Стамбул. И на какую вы рассчитывали прибыль?— Я мог купить фальшивых монет на тысячу долларов, а продать их за тридцать тысяч, выдавая за настоящие.— Это правда?— Да.Он помолчал.— Я все равно вам не верю. Вы — шпион или диверсант. В этом у меня сомнений нет. Но это неважно. Кем бы вы ни были, вы должны покинуть Турцию. Вам не место в нашей стране, а в вашей есть люди, которые очень хотят с вами побеседовать.Мустафа позаботится о том, чтобы вы приняли ванну и переоделись. В три пятнадцать вас посадят на самолет компании «Пан-Ам», вылетающий в Шеннон. Мустафа полетит с вами. В Шенноне вы проведете два часа и на другом самолете «Пан-Ам» отправитесь в Вашингтон, где Мустафа передаст вас агентам ФБР.Мустафой звали моего охранника, который дважды в день приносил мне плов, а по утрам — хлеб и кофе. В Вашингтон простых охранников не посылали, следовательно, ранг у него был существенно выше. Сие означало, что, по мнению местных властей, я представлял собой величайшую угрозу миру и безопасности Турецкой Республики.— Вас мы больше не увидим, — продолжал тощий офицер. — Я не сомневаюсь, что правительство Соединенных Штатов аннулирует ваш паспорт.Если только вы не их агент, что вполне возможно. Мне, впрочем, без разницы. Ваши оправдания меня не интересуют, да и к тому же они наверняка насквозь лживы. В наше время никому нельзя верить.— Очень благоразумный подход, — согласился я с ним.— В любом случае, в Турцию вам въезд закрыт. Здесь вы persona non grata. Вы покинете нашу страну, забрав все свои вещи. Покинете, чтобы никогда больше не вернуться.— Меня это устроит.— Я на это надеюсь.Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. Мустафа повел меня к двери.— Одну минуту...Я обернулся.— Просветите меня. Расскажите об Английском обществе плоскоземцев.— Общество действует во всем мире. Не только в Англии, хотя образовалось именно там. В Англии проживают и большинство его членов.— И кого оно объединяет?— Тех, кто верит, что Земля плоская, а не круглая. Цель общества — пропагандировать исповедуемые им взгляды и привлекать новых членов, эти взгляды поддерживающих.Он долго смотрел на меня. И я не отводил глаз.— Плоская, значит. Эти люди сумасшедшие?— Не больше, чем вы или я. * * * Я оставил его поразмыслить над моими последними словами. Мустафа отвел меня в крошечную ванную и стоял у двери, пока я смывал с себя накопившуюся на теле грязь. Когда я вышел из-под душа, протянул мне чемодан. Я надел чистую одежду, закрыл чемодан. Грязное, с носками и ботинками, завязал в узел, который и протянул Мустафе. Тот не отличался особой чистоплотностью, но отступил на шаг.— Ради мира и дружбы и от лица Международного братства стентафаторов передаю эту одежду в дар великой Турецкой Республике.— Я не говорю по-английски, — солгал Мустафа.— И что означает эта чертова фраза? — зло бросил я.Мы задержались у каптерки, где мне выдали пояс, галстук, шнурки от ботинок, бумажник и часы. Мустафа взял мой паспорт и засунул в карман. Я спросил, почему, на что он улыбнулся и ответил, что не говорит по-английски.Мы вышли из тюрьмы. Солнце немилосердно слепило глаза, привыкшие к темноте. Я все думал, когда же Мустафа заговорит по-английски. Все-таки нам предстоял долгий полет. Или он намеревался до самого приземления хранить гордое молчание?Я решил, что смог бы его разговорить, но делать этого не следует. Молчаливого Мустафу вынести, пожалуй, проще, чем говорливого, подумал я, особенно если мне удастся купить пару-тройку книг в мягкой обложке. И на моей стороне сохранялось ощутимое преимущество: он говорил по-английски и не знал, что мне это известно. Я говорил по-турецки, а он не имел об этом ни малейшего понятия. Так зачем отдавать такой козырь?Мустафа подвел меня к «Шевроле» пятьдесят третьего года выпуска, с помятыми крыльями, проступающими сквозь облупившуюся краску пятнами ржавчины. Мы сели на заднее сиденье, Мустафа велел водителю везти нас в аэропорт. Наклонился вперед, и я услышал, как он шепотом говорит водителю, что я — очень хитрый шпион из Соединенных Штатов и мне ни в чем нельзя доверять.Они насмотрелись фильмов о Джеймсе Бонде. Им везде чудились шпионы, и они забыли о том, что у человека может возникнуть желание сделать несколько долларов на каждом вложенном, то есть получить прибыль. Шпион? Только этого мне и не хватало. Я не собирался шпионить на пользу Турции или против нее.Я приезжал в Стамбул лишь для того, чтобы украсть золотой клад стоимостью примерно в три миллиона долларов. Глава вторая А началась эта история несколькими месяцами раньше. Точкой отсчета стало случайное наложение трех событий, имеющих самое непосредственное отношение к моей работе, моим женщинам и моему увлечению карликовыми организациями. Речь идет о диссертации, защита которой обеспечивала Брайану Кудахи степень магистра истории в Колумбийском университете, Китти Базерян, танцовщице из ночных клубов Челси, известной там как Александра Великая, и Лиге за восстановление Киликийской Армении, ставившей перед собой благородную, но абсолютно недостижимую цель.С Брайаном Кудахи я познакомился в субботу утром. Мне как раз принесли почту, и я сортировал ее в гостиной. Корреспонденцию я получаю обширную. Массу периодики, не говоря уже о письмах, так что почтальон меня ненавидит. Живу я на Сто седьмой улице, чуть западнее Бродвея. Мои соседи — временные жильцы и наркоманы, студенты и выходцы из Азии, актеры и проститутки, то есть шесть категорий граждан, практически не получающих почту. Счета от электрической и телефонной компаний, рекламные листки супермаркетов, ежеквартальное послание от конгрессмена, и ничего больше. Я, с другой стороны, ежедневно нагружаю почтальона кучей бумажного мусора.Загудел домофон. Я нажал кнопку, впуская звонившего в подъезд. Он поднялся на пятый этаж, в коридоре замешкался. Я дождался, пока он постучит, потом открыл дверь.— Таннер?— Да.— Я — Брайан Кудахи. Я звонил вам вчера вечером...— Да, да, — кивнул я. — Входите, — он уселся в кресло-качалку. — Кофе?— Если вас это не затруднит.Я насыпал в две чашки по ложечке растворимого кофе, залил их кипятком, вернулся в гостиную. Он с интересом оглядывался. Действительно, посмотреть было на что. Мне говорили, что я живу не в квартире, а в библиотеке. У меня четыре комнаты и в каждой стены, от пола до потолка, уставлены стеллажами с книгами. Остальную мебель можно пересчитать по пальцам. В одной комнате большая кровать, в другой — очень большой письменный стол, тут и там несколько стульев, в третьей есть комод, и на этом можно ставить точку. Я-то не нахожу в своей квартире ничего необычного. Если человек любит читать и может проводить за любимым занятием двадцать четыре часа в сутки, а не восемь, как другие, ему, естественно, нужно иметь под рукой много книг, газет и журналов.— Кофе вас устраивает?— Что? — он даже вздрогнул. — Да, конечно. Я... э... мне необходима ваша помощь, мистер Таннер.Я предположил, что ему года двадцать четыре.Аккуратный костюм, приятное лицо, короткая стрижка. Скорее студент, чем ученый. В наши дни такие вот молодые люди все больше интересуются учеными степенями. Без университетского диплома и степени бакалавра работу лучше не искать вовсе, но почему-то во многих фирмах магистра или доктора каких-либо наук воспринимают как мужчин, в то время как неостепененные ходят в юношах. Хотя я не понимаю, каким образом докторская диссертация «Символизм в поэзии Пушкина» может помочь повысить компетентность разработчика рекламной компании новой коллекции женского белья.— Защита моей диссертации назначена на середину следующего месяца, — продолжал Кудахи. — А я никак не сдвинусь с места. Я слышал... вас рекомендовали как...— Как человека, который пишет эти диссертации?Он кивнул.— Область вашей деятельности? — спросил я.— История.— Тема, разумеется, у вас есть.— Да.— Какая же?Он шумно глотнул.— Боюсь, не избитая.— Это хорошо.— Простите?— Неизбитые темы — самые лучшие. Так о чем вы собираетесь писать?— О преследовании армян турками в конце девятнадцатого века, до и после Первой мировой войны, — он улыбнулся. — Не спрашивайте меня, почему я ее выбрал. Вразумительно ответить не смогу. У вас есть какие-нибудь материалы по этой тематике, мистер Таннер?— Да.— Есть? — его глаза широко раскрылись. — Правда?— Я знаю об этом достаточно много.— Тогда вы сможете... э... написать диссертацию?— Вероятно. Вы уже что-то сделали?— У меня с собой записи...— Вы их показывали куратору или только собирались показать?— Их пока еще никто не видел. С куратором мы встречались, он дал мне несколько советов, но моих записей не видел.Он уже начал раскрывать брифкейс, но я остановил его.— Тогда они мне не нужны. Лучше начинать с чистого листа, знаете ли.— Так вы напишете диссертацию?— За семьсот пятьдесят долларов.Его лицо затуманилось.— Очень дорого. Я...— Поступающий на работу со степенью магистра при прочих равных условиях получает за первый год на полторы тысячи долларов больше, чем те, кто этой степени не имеет.Минимум на полторы тысячи. Я беру половину вашей прибавки за первый год. Если будете торговаться, цена не упадет, а возрастет.— Я согласен.— Защищаться, говорите, будете в Колумбийском университете?— Да.— И ваши оценки...— В среднем — четверки.— Хорошо. Диссертация в сто страниц? К середине следующего месяца?— Да.— Она у вас будет. Но половину денег я хочу получить сейчас.— С собой у меня их нет. Могу я принести деньги во второй половине дня?— Конечно.Он вернулся в два часа пополудни, принес триста семьдесят пять долларов наличными. С деньгами он расстался с неохотой. Не потому, что пожалел деньги. Просто, отдавая их, он как бы подписывался под нашей сделкой, которую не мог считать этически безупречной. Ему хотелось стать магистром. Степень магистра сулила ему радужные перспективы, но его смущало, что степень эту он добывает нечестным путем. Однако он протянул мне деньги, я их взял и заключил наш договор с дьяволом.— Полагаю, вы написали много диссертаций.— Да уж, — согласился я.— В том числе и по истории?— Конечно. А также по английскому языку, социологии и экономике. Да и по другим дисциплинам.— А какова была тема вашей диссертации?— Моей?— Ну да, на степень магистра или доктора. — Я даже не бакалавр, — честно признался я. — Пошел в армию сразу после школы. Корея. В колледже не проучился ни дня.Его это удивило. Он начал убеждать меня, что я без труда окончу колледж с самыми высокими оценками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19