мебель в ванную на заказ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

АЛЕКСАНДР ЩЕГОЛЕВ
ПРОТИВ -- ЗНАЧИТ "КОНТРА"
(МАЙСКИЕ ТЕЗИСЫ)

"Ведущие фантасты России" не пожмут мне теперь руки. И
даже не подадут. Так было торжественно решено в Высоких Ку-
луарах. Мне, посредственному писателю, отказано в этих бла-
гословенных прикосновениях -- что может быть естественнее?
Правила личной гигиены побеждают здравый смысл. Впрочем, у
меня теперь также отпадает необходимость часто мыть руки или
брать на конференции-семинары-сейшены резиновые перчатки. В
общем, всем будет хорошо.
"Ведущие фантасты России" не устают подтверждать свое
звание незаурядной догадливостью. Они знают правду обо мне,
они насквозь видят мотивы моего поступка (оказывается, вслух
не согласиться с докладчиком -- это поступок!). "Щеголев
есть переметнувшийся обиженный демократ, которого товарищи
по партии плохо кормили (раз!); Щеголев не получил никакой
премии, из-за чего и взбесился (два!); и вообще, Щеголев --
скользкий тип, он, знаете ли, подносит подарочки, если ему
что-то надо, и предает всех, кто становится ему бесполезен
(три! -- уносите посредственного писателя!)". Так было заяв-
лено уже не в кулуарах, а с Высокой Трибуны. Заявлено гром-
ко, открыто, без всяких там бесфамильных намеков. Собствен-
но, сначала был доклад, потом были прения, открытые моим
выступлением, а потом докладчику дали заключительное слово,
которое он целиком потратил на то, чтобы утопить меня в ядо-
витой слюне и растоптать генеральскими сапогами. Почему ме-
ня? Прения длились больше полутора часов, а я (напоминаю)
выступил первым. Забавно. Неужели генерал от литературной
войны все полтора часа только и ждал, чтобы расправиться со
взбунтовавшимся солдатом?
Это не забавно, это симптоматично. Уничтожающее заключи-
тельное слово как нельзя лучше укладывается в концепцию док-
лада. СВОЙ выступил против. Тот, кому положено согласно ки-
вать, отрицательно покачал головой. "Против" по латыни "кон-
тра". Я -- контра, причем особого рода, из бывших СВОИХ.
-- Знаешь ли ты иностранные языки, товарищ?
-- Слово контра я знаю на любом языке...
Конечно, мне следовало бы оскорбиться или, например, оби-
деться. Однако, есть люди, на которых не обижаются. Я мог бы
составить список "подарочков" и договориться с докладчиком о
времени, когда я подъеду за ними на грузовике, чтобы заб-
рать обратно. Но деловая хватка у меня не та, не та у меня
хватка. Поэтому я просто воспроизведу по памяти свое выступ-
ление, прозвучавшее вслед за докладом опытного литературно-
го бойца. И сделаю это письменно. Меня попросили. Сам я не
хотел делать ЭТО, потому что меня нисколько не интересует,
чем же я умудрился столь болезненно зацепить генерала, кото-
рый ведет за собой всех остальных ведущих фантастов? МЕНЯ
ПОПРОСИЛИ.
Журналистам и критикам нужна драматургия, понимаю. Удар,
еще удар. Ничто так не бодрит публику, как легкий словесный
бой. О, смотрите, писатели дерутся! Скандал, еще скандал. Но
как там у нас с весовыми категориями, господа зрители? Взве-
шивание участников, насколько мне известно, не проводилось.
Вы, которым нужна драматургия скандала, понимаете ли вы, чем
грозит легковесу (то есть мне) тяжелая мощь "Заключительно-
го слова -- два"?
Рискнем.
* * *
Итак, опыты литературной войны, доклад.
Начнем с того, что я искренне удивлен. Все прежние пуб-
личные выступления уважаемого Андрея Михайловича, которые
мне довелось слышать, строились по принципу максимальной
концентрации очевидностей: обычно он оперирует настолько
бесспорными и простыми формулировками, что возникает стран-
ное ощущение, будто это не его, а твои мысли, будто спроси
тебя, и ты скажешь то же самое. Но здесь... Как его угораз-
дило так подставиться? Не спасает положение кокетливое пре-
дуведомление автора о полемичной заостренности доклада, о
том, что "можно соглашаться или не соглашаться, но ситуация
в литературе все равно именно такова." Ситуация не такова. И
доклад вовсе не полемичен, а попросту ошибочен.
Во-первых, исходная посылка: мол, мы, новая фантастика,
победили. Кого? ВТО, что ли? ВТО развалилось в силу грубых
просчетов руководства, не имеющих отношения к творчеству
(точнее, к качеству публиковавшихся там произведений), прос-
четы эти лежат только в финансово-производственной сфере.
Может быть, новая фантастика победила "молодогвардейцев" и
других их серых собратьев? Еще более нелепое предположение.
Головачев, Павлов, Гуляковский издаются и продаются массовы-
ми тиражами, даже одиозные Медведев и Щербаков недавно вы-
пустили свои книги. А как отлично издаются и -- внимание! --
продаются Никитин, Петухов, Малышев -- слюнки капают, когда
держишь в руках их роскошные фолианты. Или победой считает-
ся то, что новая фантастика уцелела? А разве она уцелела? Те
три-четыре автора из "наших", которые не имеют проблем с
публикациями -- это еще не "новая фантастика", а только
три-четыре автора. Остальные по уши увязли в... ну, скажем,
в кипах своих неизданных рукописей. Остальные тыкаются по
редакторско-издательским углам, испытывая унижения, ничуть
не меньшие, чем во времена торжества советской литературы. И
отчаянием наполнены их метания. Для большинства авторов так
называемой "новой фантастики" проблема публикации пишется с
прописных букв -- Проблема Публикации.
И это победа?
Иначе говоря, отправная точка доклада -- ложна. Логично
предположить, что дальнейшие тезисы доклада, основанные на
ложной посылке, так же страдают недостоверностью. Что нам с
блеском и продемонстрировали.
Это было во-первых.
Пункт два. Для создания эффекта достоверности докладчик
воспользовался проверенным большевистским средством -- упро-
щением всего и вся. Самый яркий пример -- утверждение, что
плохой писатель, как правило, вдобавок и плохой человек.
Термины вроде "непорядочный", "нечестный", "необразованный",
"глупый" докладчику не подошли, потому что слишком конкрет-
ны и требуют доказательств. Лучше сказать "плохой". Просто
-- плохой, и все тут. Не наш какой-то. Бейте его, товарищи.
Другой пример -- утверждение, что война в литературе неиз-
бежна. Как в условиях развитого социализма классовая борьба
будет нарастать, так и с развитием литературы будет нарас-
тать война между "плохими" писателями и "хорошими". Будьте
бдительны, товарищи!
На самом деле борьба в литературе имеет совершенно дру-
гую подоплеку, и происходит она вовсе не по принципу: пос-
редственное против художественного. Не надо упрощать, това-
рищи. В конце концов докладчик САМ признал, что понятия "ху-
дожественности" м "таланта" неопределимы, эфемерны. Следова-
тельно НЕТ единой демаркационной линии, нет линии фронта,
очерченной докладчиком -- это очевидный логический вывод.
Процесс гораздо сложнее, потому что он многофакторный, мно-
гополюсный. Нет двух полюсов. Есть борьба разнообразных
группировок, которые возникают, распадаются и снова возни-
кают. Какие мотивы, какие общие интересы объединяют писате-
лей в группы? Какие угодно -- от территориальных (живут в
одном городе, микрорайоне, доме), до национальных (мы
р-р-русские писатели, не какие-нибудь там "юскоязычные"); от
меркантильных (организовать свое издательство и издавать се-
бя), до творческих (семинар, группирующийся вокруг одного
Мастера). В этот перечень мотивов вполне укладывается и
принцип, предложенный докладчиком: мы, мол, настоящие писа-
тели, мы цвет русской фантастики, возьмемся за руки, чтобы
не пропасть поодиночке. В самом деле, почему бы нет? Не
имеет значения, что "настоящие писатели" назовут таковыми
сами себя, важно, чтобы их собралось побольше, и тогда полу-
чится нормальная группа, не хуже других. В каждой группе
есть свой лидер, и в этой будет лидер (заранее ясно, кто
персонально).
На чем основана борьба между группами? Иногда присут-
ствует элемент дележа чего-либо, иногда хочется крикнуть о
себе погромче, да еще по телевидению. Но главное -- и это,
по-моему, предельно очевидно, -- борьба в литературе ведет-
ся между людьми, между КОНКРЕТНЫМИ людьми, имеющими фамилии,
имена, отчества, которые по каким-то причинам испытывают
друг к другу жгучую личную неприязнь. Талант и художествен-
ность здесь ни при чем. Всюду видеть синдром Моцарта и
Сальери -- это паранойя. Хотя, конечно, ревность, рожденная
эстетической несовместимостью -- тоже причина для вражды.
Одна из многих. Если лидеры групп ненавидят друг друга, то
группы идут "стенка на стенку" (фигурально выражаясь). Бы-
вает и так: хороший писатель недолюбливает другого хорошего
писателя, и каждый сладострастно клеймит соперника "графома-
ном" Что, мало таких случаев? Вот вам и война между талан-
тливым и посредственным. Психологию нужно знать, товарищи,
видеть сплетение личных и групповых интересов, понимать,
насколько ранима душа отдельно взятого литератора, учиты-
вать, насколько литератор самолюбив и честолюбив, а не пред-
лагать красивые, но эфемерные понятия в качестве объяснения.
Красивые слова, которые все и сразу объяснят, годятся только
для лозунгов. А под лозунгами очень удобно ходить группой.
Так куда же нас зовет товарищ докладчик?
Хотелось бы надеяться, что никуда. Однако не следует заб-
луждаться. У меня припасен пункт три -- о выводах, сделан-
ных в докладе.
Пункт три: большевистская демагогия. Призывая не созда-
вать каких-либо организационных структур, докладчик словно
не замечает, что такие структуры уже созданы. Членство писа-
телей в оргкомитете "Интерпресскона" позволяет им осаживать
провинившихся коллег по перу -- смотри, мол, друг-брат, в
следующий раз тебя могут не пригласить. Членство писателей в
номинационных комиссиях и в жюри дает им еще большую власть
-- над произведениями коллег. Мне это кажется страшным.
Власть олигархического типа под лозунгом: "Талант, мораль и
новая фантастика!" -- страшно. Раздача новеньких, спе-
циально придуманных премий -- только своим, только Истинным;
попытки создать общественное мнение -- на деньги заинтересо-
ванных издательств; отторжение всякого инакомыслия -- хотя
бы в отношении меня. Разве это стыкуется с провозглашенными
докладчиком принципами? И на самом ли деле велико наше "эти-
ческое дистанцирование" от стай неистинных писателей? И не
для того ли сделан этот поразительный доклад, снабженный
прекрасным завлекательным названием, чтобы промыть мозги
хоть кому-нибудь из слепых, чтобы опередить всех зрячих и
заранее ответить на вызревающие вопросы?
Говоря о премиях, я имею в виду только премию "Странник".
Постыдное зрелище, которое мне (нам?) представили, является
самым убийственным аргументом в моих рассуждениях о "больше-
вистской демагогии". (Для товарищей, которые теперь не по-
дают мне руки, я повторю по слогам: зрелище было
по-стыд-но-е.) И не случайно докладчик именно"Странник" пос-
тавил на первое место по "престижности", ох не случайно. По-
тому что при существующей системе определения лауреатов-пи-
сателей, эта премия полностью управляема. Обратите внимание
-- "Улитка" оказалась на втором месте по значимости, а са-
мая демократичная и ясная премия "Интерпресскон" просто уни-
жена, низвергнута в докладе до уровня какого-то ученичества.
Воистину, на войне, как на войне.
Жалко скромного и порядочного Женю Лукина, которого неве-
домым мне образом втянули в жюри, причислив его к лику "ве-
дущих фантастов России". Сочувствую Успенскому, который уже
достаточно взрослый, чтобы посмотреть на эти игры сверху
(игра без правил, хм-м...). Но самое горькое, самое обеску-
раживающее -- это... Рука отказывается писать. Ладно, нече-
го трусить, если уж принял гордое звание посредственного пи-
сателя. Почему, зачем Б.Н. прикрыл своим авторитетом стран-
ную процедуру по имени "Странник"? Странную от начала и до
конца. Странное жюри (по численности и по персоналиям),
странный состав номинационной комиссии, странный ажиотаж,
уходящий корнями в рекламные проблемы одного уважаемого из-
дательства. Вот только результат абсолютно закономерный: как
по итогам голосования, так и по отношению к "Страннику" со
стороны фэн-элиты. Почему Б.Н. не увидел всей нелепости, не-
суразности системы, по которой присуждалась премия? Мистика.
Мне кажется, его просто околдовали. Заговорили, загипнотизи-
ровали колдовским словом: "Надо, надо, надо..." Людены! Вы
слышите меня? В ружье, людены! Бей, колокол! Наш Б.Н. в
опасности!.. Но шутки в сторону, тем более, вовсе не о
"Страннике" меня просили написать.
Я завершаю анализ доклада, и осталось мне сказать о
большевистском чванстве, которым пропитан каждый тезис "Игры
без правил". Пункт четыре.
Какой же бескомпромисностью и отвагой (или непробиваемым
самомнением?) должен обладать писатель, вот так запросто
расставивший коллег по местам. Дескать, этот уже ушел в не-
бытие, этот скоро уйдет, а этот, может, ненадолго задержит-
ся в литературе, если критически переосмыслит свое творчес-
тво. И хотя фамилии кандидатов на забвение в докладе дипло-
матично не названы, подразумевается, что в случае необходи-
мости докладчик готов лично судить и выносить приговоры. А
если не он, то кто? Кому передоверить такое ответственное
дело? И еще подразумевается, что сам докладчик определил
свои отношения с Вечностью всерьез и надолго. Мы -- это МЫ,
Я -- это Я, и этим все сказано. Да, фамилии российских кол-
лег не называются, однако термины типа "второсортный", "пос-
редственный", "серый", "чтиво", "бурда" легко слетают с уст
потенциального судьи. Указующий перст дрожит от нетерпения.
Обвинение "ты не писатель" вдруг оказывается вовсе не обви-
нением, и тем более, не оскорблением, а нормальной констата-
цией факта.
1 2


А-П

П-Я