«Рысью-у-у… марш!».
И поле страгивается под копыта наших коней…»
«Течет навстречу пшеничное золотое руно; растут, растут темные… темно-с
иние, ощеренные штыками квадраты… И вновь команда: «Сабли вон!».
Она сама находит рукоятью потную, по-слепому растопыренную пятерню; сам
а рвется на волю из тесной темноты ножен…».
«Карьером арш-арш!!!».
«Грохот. Неумолчный, гулкий, победный, ощущаемый не только и не столько сл
ухом Ц всем телом, которое уже не свое, которое не тело уже, а частичка еди
ной летучей лавы, пожирающей стонущее пространство. И рудые пшеничные во
лны льются-рушатся встречь, чтобы пропасть в бешеной молотьбе бесчислен
ных конских копыт; и поет-улюлюкает ветер, вспарываемый изогнутым лучом
хищной ледяной остроты, продолженьем моей руки…
А те, темно-синие Ц они с каждым мигом различимы все явственней; они гото
вятся: первая шеренга опустилась на колено и две четкие линии ружейных д
ул готовы хлестнуть нас залпом в упор…
Нет!
Бесшумно (где уж каким-то жалким хлопкам тягаться с копытным громом!) расц
ветает над вражьей шпалерой цепочка нарядно-белых шрапнельных разрыво
в, превращая геометрически четкий строй в неуправляемую толпу… И мгнове
нье спустя мы налетаем, сметаем, расшибаем в кровавую слякоть…
Впереди нет врага. Впереди только пшеничное золото, преступно испятнанн
ое грязно-синими спинами, спинами, спинами бегущих… живых трупов… падал
и… и хмельной ликующий всхлип сабельного размаха обрывается хряским ту
пым ударом, и брызжет в лицо соленая теплота, а кивер, кажется, слетел куда-
то к чертям Ц это один из тех, впереди, приостановился было, пыхнул навстр
ечу ватным клочком ружейного выстрела… но заалевшая полоска клинка опя
ть нетерпеливо вздергивает правую руку к хрустально-голубой выси, к сне
жным хризантемам шрапнельных разрывов, а потом Ц снова хряск, снова бры
зги, и ветер взахлеб хохочет вместе с тобою… а глаза уже прикипели к порыж
елому ранцу, смешно и жалко мотающемуся на спине еще одного покойника, ко
торый глуп, который до сих пор смеет воображать себя живым… Какой он жалк
ий, какой он маленький! Куда ему и всей этой недоумершей мертвечине до теб
я, саблерукого великана на летучем великане-коне, разбудившем копытами
гулкую грудь планеты?! Что им проку сучить ногами, пытаться тыкать в тебя н
икчемными зубочисточками штыков, если весь огромный лазорево-золотой м
ир, услужливо проворачиваясь, сам подставляет под твои взмахи замаравшу
ю его дрянь…»
«Все оборвалось.
Вдруг.
Сразу.
Который-то из собственных же твоих взмахов вместе с очередной жизнью не
чаянно обрубил и фанфары встречного ветра, и литавры копыт; и даже пьянящ
ая дробь пульса засеклась вдруг, сбилась на вымученное дряблое трепыхан
ье. А летящий навстречу простор встал по-вкопанному, почему-то слипся в п
олосу грязи между невесть откуда взявшимися проломленными заборами; и в
згляд отчаянно пытается нашарить хоть что-то пригодное для рубки, но схв
атывает лишь вертящиеся еще колеса опрокинутой обозной фуры, алые брызг
и на серых заборных досках, груды кровавого тряпья, вкопыченные в ржавую
глину…
Все Ц даже небесную синь Ц будто вдруг подернуло ржавчиной; пронзитель
ная горчинка ветра захлебнулась гнилью; сабля отчего-то отяжелела, по-ме
ртвому тянет руку к земле… и то, чем, оказывается, насквозь пропитан правы
й рукав, начинает исподволь набухать отвратительной трупной стынью…»
«Я, первый в истории человечества успешно вернувшийся хрононавт, доклад
ываю о важном историческом открытии. Я открыл, что означают слова из стар
инного фильма: «Ворваться в город на плечах неприятеля».
Я открыл: стоит лишь на мгновение прерваться хмелю конной атаки, и наступ
ает похмелье. Замечаешь, что твоя правая рука от кисти до локтя густо обле
плена тем, что еще недавно было мыслящим человеческим мозгом… Замечаешь
брызги ржавеющей алости на лбах и губах соратников, оловянную пустоту чу
жих взглядов, и понимаешь вдруг, что это безжалостные отраженья собствен
ного твоего пустоглазого, спрыснутого чужой кровью лица…
«На плечах неприятеля» Ц потому что малейшая заминка, и похмельная конн
ица долго еще не будет годна ни к черту».
«Я открыл причину вошедшего в поговорку гусарского да казачьего пьянст
ва Ц вряд ли есть иной способ перешибить бездонную похмельную пустоту.
То есть он-то есть, этот способ, но…»
«…Молчи, горластая ощипанная птица…».
* * *
Вот и все.
Врач сказал: перелом шейных позвонков, безнадежно. Уж ты прости нас, сынок,
Ц подзачерствели мы, нынешние, подотвыкли от разочарований, стоящих то
го, чтоб вешаться из-за них в сортире…
Как же получилось, что ушел я тогда из разомлевшей от солнца аллеи? Как же
я смог не плюнуть на пустопорожнюю говорильню, не задержаться, не сказат
ь…
Нужно было сказать тебе так: «Эх, сынок… Цитаток нахватался, про котлетну
ю машинку рассказывал… Да какой бы она ни была, машинка эта Ц хоть с чипом
да исполнительным процессором, хоть пусть ее вручную надо крутить, Ц пе
ремалывает-то она одно и то же самое: мясо».
И еще нужно было сказать: «Дружище, крестики на дисплее ничем не хуже рука
ва, облепленного людскими мозгами. Не хуже и не лучше. Нет в нашем деле ром
антики, и не было никогда, и не будет. А красоту да искусство в этом нашем тр
ижды про'клятом деле мог вынайти только не видавший ничего настоящее тех
самых крестиков… в лучшем случае».
Или нет. Нужно было сказать честно: «Ты прав». Да, именно так: «Ты прав. Тольк
о правота твоя не в романтике, не во всякой там праздничности (уж верь, ваш
и игры похожи на то, во что вы играете, не больше, чем детские модельки на вз
аправдашние «самумы»). Вон она, жирная да никчемная твоя правота, на тропи
нке, хнычет вслед воробьям, которые и улетели-то не от страха Ц от брезгл
ивости только».
Что ж, может, именно это и нужно было…
«БЫЛО»?
Да. Но не только.
Потому что я единственный уже точно знаю, кто именно будет следующим ном
ером первым. Я знаю даже, что следующий эксперимент наверняка сложится г
ладко: ведь хрононавту предстоит проникнуть очень неглубоко по времени
и в самого же себя. Уж мне-то отказать не посмеют, а если посмеют Ц вспомню
молодость и… Чтоб остановить меня и моих ребят, здесь даже помечтать тол
ком некому.
Вряд ли, конечно, это хоть что-то изменит, но все равно… Если не попытаюсь с
казать тебе, сынок, то, что должен был бы сказать еще тогда, сразу, Ц по гро
б не прощу… ни себе, ни тем, которые так по-подлому тебя обманули.

© Ф. Чешко, 2007.


1 2