Не будь этих проклятых долгов…Егор Егорыч не договорил и махнул рукою.— Правда, что ты ревнуешь?Егор Егорыч отвернулся и прицелился в высоко летевшего коршуна.— Ты его потерял, молокосос! — раздался громовый голос генерала. — Ты потерял его! Он сто рублей стоит, поросенок!Егор Егорыч подошел к генералу и осведомился, в чем дело. Оказалось, что Ваня потерял генеральский патронташ. Начались поиски за патронташем, и охота была прервана. Поиски продолжались час с четвертью и увенчались успехом. Нашедши патронташ, охотники сели отдохнуть.Во второй группе перепелиная охота была тоже не совсем удачна. В этой группе Михей Егорыч был тем же, чем доктор в первой, даже хуже. Он выбивал из рук ружья, бранился, бил собак, рассыпал порох, словом — выделывал чёрт знает что… После неудачных выстрелов по перепелам, Кардамонов со своими собаками погнался за молодым коршуном. Коршуна подстрелили и не нашли. Капитан 2-го ранга убил камнем суслика.— Господа, давайте анатомировать суслика! — предложил письмоводитель предводителя дворянства, Некричихвостов.Охотники сели на траву, вынули перочинные ножи и занялись анатомией.— Я в этом суслике ничего не нахожу, — сказал Некричихвостов, когда суслик был изрезан на мелкие кусочки. — Даже сердца нет. Вот кишки так есть. Знаете что, господа? Поедемте-ка на болота! Что мы тут можем убить? Перепела — не дичь; то ли дело кулички, бекасы… А? Едем!Охотники поднялись и лениво направились к тарантасам. Приближаясь к тарантасам, они сделали залп по свойским голубям и убили одного.— Ваше превосх… Егорыгорч! Ваше… Егорч…— закричала вторая группа, увидев отдыхающую первую. — Ay, ay!Генерал и Егор Егорыч оглянулись. Вторая группа замахала фуражками.— Зачем? — крикнул Егор Егорыч.— Дело есть! Дрохву убили! Скорей сюда!Первая группа дрохве не поверила, но к тарантасам пошла. Усевшись в тарантасы, охотники порешили оставить перепелов в покое и согласно маршруту проехать еще пять верст — к болотам.— Я ужасно горяч на охоте, — обратился генерал к доктору, когда тройки отъехали версты на две от сенокоса. — Ужасно! Отца родного не пощажу. Уж вы того… извините старику!— Гм…— Каким добряком, шельмец, стал! — шепнул Егор Егорыч доктору на ухо. — Что значит мода пошла дочек за докторов отдавать! Хитер его превосходительство! Хе-хе-хе…— А просторней стало! — заметил Ваня.— Да.— Отчего бы это? Совсем просторно…— Господа, а Больва где? — хватился Манже.Охотники посмотрели друг на друга.— Где Больва? — повторил Манже.— Должно быть, на той тройке. Господа, — крикнул Егор Егорыч, — Больва с вами?— Нет, нету! — крикнул Кардамонов.Охотники задумались.— Ну, чёрт с ним! — порешил генерал. — Не ворочаться же за ним!— Надо бы, ваше превосходительство, воротиться. Слаб уж очень! Без воды умрет. Не дойдет.— Захочет, так дойдет.— Умрет старичок. Ведь ему девяносто!— Пустяки.Подъехав к болотам, наши охотники вытянули физиономии… Болота были запружены охотниками, и вылезать из тарантасов поэтому не стоило. Немного подумав, охотники порешили проехать еще пять верст, к казенным лесам.— Кого же вы там стрелять будете? — спросил доктор.— Дроздов, орлиц… Ну, тетеревов.— Так-с. Ну, а что поделывают теперь мои несчастные больные? И зачем вы меня взяли с собой, Егор Егорыч? Эх!Доктор вздохнул и почесал затылок. Подъехав к первому попавшемуся леску, охотники повылезли из тарантасов и начали совещаться: кому идти направо и кому налево?— Знаете что, господа? — предложил Некричихвостов. — В силу того закона, так сказать, в некотором роде природы, что дичь от нас не уйдет… Гм… Дичь от нас не уйдет, господа! Давайте-ка прежде всего подкрепимся! Винца, водочки, икорки… балычка… Вот тут, на травке! Вы какого мнения, доктор? Вам лучше это знать: вы доктор. Ведь нужно подкрепиться?Предложение Некричихвостова было принято. Аввакум и Фирс разостлали два ковра и разложили вокруг них кульки со свертками и бутылками. Егор Егорыч порезал колбасу, сыр, балык, Некричихвостов раскупорил бутылки, Манже нарезал хлеба… Охотники облизнулись и возлегли.— Ну-с, ваше превосходительство! По маленькой…Охотники выпили и закусили. Доктор тотчас же налил себе другую и выпил. Ваня последовал его примеру.— А ведь тут, надо полагать, и волки есть, — глубокомысленно заметил Кардамонов, посматривая искоса на деревья.Охотники подумали, поговорили и минут через десять порешили, что волков, надо полагать, нет.— Ну-с? По другой? Пропустим-ка! Егор Егорыч вы чего смотрите?Выпили по другой.— Молодой человек! — обратился Егор Егорыч к Ване. — Вы-то чего думаете?Ваня замотал головой.— Но при мне можешь, — сказал генерал. — Без меня не пей, но при мне… Выпей немножко!Ваня налил рюмку и выпил.— Ну-с? По третьей? Ваше превосходительство…Выпили по третьей. Доктор выпил шестую.— Молодой человек!Ваня замотал головой.— Пейте, Амфитеатров! — сказал покровительственным тоном Манже.— При мне можешь, но без меня… Выпей немного!Ваня выпил.— Чего это небо сегодня такое синее? — спросил Кардамонов.Охотники подумали, потолковали и через четверть часа порешили, что неизвестно, отчего это небо сегодня такое синее.— Заяц… заяц… заяц!!! Держи!!!За бугром показался заяц. За ним гнались две дворняги. Охотники повскакали и ухватились за ружья. Заяц пролетел мимо, помчался в лес, увлекая за собой дворняг, Музыканта и других собак. Тщетный подумал, посмотрел подозрительно на генерала и тоже помчался за зайцем.— Крупный!.. Вот его бы того… Как это мы… прозевали?— Да. Чего же эта бутылка тут того… Это вы не выпили, ваше высокопревосходительство? Э-э-э-э… Так вот вы как? Хо-ро-шо-с!Выпили по четвертой. Доктор выпил девятую, с остервенением крякнул и отправился в лес. Выбрав самую широкую тень, он лег на травку, подложил под голову сюртук и тотчас же захрапел. Ваню развезло. Он выпил еще рюмочку, принялся за пиво, и в нем взыграла душа. Он стал на колени и продекламировал 20 стихов из Овидия.Генерал заметил, что латинский язык очень похож на французский… Егор Егорыч согласился с ним и добавил, что при изучении французского языка необходимо знать похожий на него латинский. Манже не согласился с Егором Егорычем, заметив, что не место толковать там про языки, где сидит физико-математик и стоит так много бутылок, добавив, что ружье его прежде дорого стоило, что теперь нельзя найти хорошего ружья, что…— По восьмой, господа?— Не много ли будет?— Ну-у-у… Что вы! Восемь, и много?! Вы, значит, не пили никогда!Выпили по восьмой.— Молодой человек!Ваня замотал головой.— Полно! Ну-ка, по-военному! Вы так хорошо стреляете…— Выпейте, Амфитеатров! — сказал Манже.— При мне пей, но без меня… Выпей немного!Ваня отставил в сторону пиво и выпил еще рюмочку.— По девятой, господа, а? Какого мнения? Терпеть не могу числа восемь. Восьмого числа у меня умер отец… Федор… то есть, Иван… Егор Егорыч! Наливайте!Выпили по девятой.— Жарко, однако.— Да, жарко, но это не помешает нам выпить по десятой!— Но…— Плевать на жару! Докажем, господа, стихиям, что мы их не боимся! Молодой человек! Покажите-ка пример… Пристыдите вашего дядюшку! Не боимся ни хлада, ни жары…Ваня выпил рюмочку. Охотники крикнули «ура» и последовали его примеру.— Солнечный удар может приключиться, — сказал генерал.— Не может.— Не может… при нашем климате? Гм…— Однако бывали же случаи… Мой крестный умер от солнечного удара…— Вы, доктор, как думаете? Может ли при нашем климате удар приключиться… солнечный, а? Доктор!Ответа не последовало.— Вам не приходилось лечить, а? Мы про солнечный… Доктор, где же доктор?— Где доктор? Доктор!Охотники посмотрели вокруг себя: доктора не было.— Где же доктор? Исчезоша? Яко воск от лица огня! Ха-ха-ха.— К Егоровой жене отправился! — ляпнул Михей Егорыч.Егор Егорыч побледнел и уронил бутылку.— К жене его отправился! — продолжал Михей Егорыч, кушая балык.— Чего же вы врете? — спросил Манже. — Вы видели?— Видел. Ехал мимо мужик на таратайке… ну, а он сел и уехал. Ей-богу. По одиннадцатой, господа?Егор Егорыч поднялся и потряс кулаками.— Я спрашиваю: куда вы едете? — продолжал Михей Егорыч. — За клубникой, говорит. Рожки шлифовать. Я, говорит, уж наставил рожки, а теперь шлифовать еду. Прощайте, говорит, милый Михей Егорыч! Кланяйтесь, говорит, свояку Егору Егорычу! И этак еще глазом сделал. На здоровье… хе-хе-хе.— Лошадей!! — крикнул Егор Егорыч и, покачиваясь, побежал к тарантасу.— Скорей, а то опоздаешь! — крикнул Михей Егорыч.Егор Егорыч втащил на козлы Аввакума, вскочил в тарантас и, погрозив охотникам кулаком, покатил домой…— Что же всё это значит, господа? — спросил генерал, когда скрылась с глаз белая фуражка Егора Егорыча. — Он уехал… На чем же, чёрт возьми, я уеду? Он на моем тарантасе уехал! То есть не на моем, а на том, на котором мне нужно уехать… Это странно… Гм… Дерзко с его стороны…С Ваней сделалось дурно. Водка, смешанная с пивом, подействовала как рвотное… Нужно было везти Ваню домой. После пятнадцатой охотники порешили тройку уступить генералу, с тем только условием, чтобы он, приехавши домой, немедленно выслал свежих лошадей за остальной компанией.Генерал стал прощаться.— Передайте ему, господа, — сказал он, — что… что так делают одне только свиньи.— Вы, ваше превосходительство, векселя его протестуйте! — посоветовал Михей Егорыч.— А? Векселя? Нда-с… Пора уже ему… Нужно честь знать… Я ждал, ждал и наконец утомился ждать… Скажите ему, что протест… Прощайте, господа! Прошу ко мне! А он свинья-с!Охотники простились с генералом и положили его в тарантас рядом с заболевшим Ваней.— Трогай!Ваня и генерал уехали.После восемнадцатой охотники отправились в лес и, постреляв немного в цель, улеглись спать. Перед вечером приехали за ними генеральские лошади. Фирс вручил Михею Егорычу письмо с передачей «братцу». В этом письме была просьба, за неисполнение которой грозилось судебным приставом. После третьей (проснувшись, охотники повели новый счет) генеральские кучера уложили охотников в тарантасы и развезли их по домам.Егор Егорыч, приехавши домой, был встречен Музыкантом и Тщетным, для которых заяц был только предлогом, чтобы удрать домой. Посмотрев грозно на свою жену, Егор Егорыч принялся за поиски. Были обысканы все кладовые, шкафы, сундуки, комоды, — доктора не нашел Егор Егорыч. Он нашел другого: под жениной кроватью обрел он псаломщика Фортунатова…Было уже темно, когда проснулся доктор… Поблуждав немного по лесу и вспомнивши, что он на охоте, доктор громко выругался и принялся аукать. Ответа на ауканье, разумеется, не последовало, и он порешил отправиться домой пешечком. Дорога была хорошая, безопасная, светлая. Двадцать четыре версты он отмахал в какие-нибудь четыре часа и к утру был уже в земской больнице. Побранившись всласть с фельдшерами, акушеркой и больными, он принялся сочинять огромнейшее письмо к Егору Егорычу. В этом письме требовалось «объяснение неблаговидных поступков», бранились ревнивые мужья и давалась клятва не ходить никогда более на охоту, — никогда! даже и двадцать девятого июня. Темпераменты (По последним выводам науки)
Сангвиник. Все впечатления действуют на него легко и быстро: отсюда, говорит Гуфеланд …говорит Гуфеланд… — Христофор Вильгельм Гуфеланд (1762—1836), немецкий биолог и врач, автор книги «Макробиотика, или Искусство продления человеческой жизни» (1805), выдержавшей большое число изданий и переведенной на многие европейские языки.

, происходит легкомыслие… В молодости он bйbй малыш (франц.)

и Spitzbube плут (нем.)

. Грубит учителям, не стрижется, не бреется, носит очки и пачкает стены. Учится скверно, но курсы оканчивает. Родителей не почитает. Когда богат, франтит; будучи же убогим, живет по-свински. Спит до двенадцати часов, ложится в неопределенное время. Пишет с ошибками. Для любви одной природа его на свет произвела Для любви одной ~ произвела… — Перефразировка слов Елены из оперетты Ж. Оффенбаха «Прекрасная Елена».

: только тем и занимается, что любит. Всегда не прочь нализаться до положения риз; напившись вечером до зеленых чёртиков, утром встает как встрепанный, с чуть заметной тяжестью в голове, не нуждаясь в «similia similibus curantur» «подобное лечится подобным» (лат.)

. Женится нечаянно. Вечно воюет с тещей. С родней в ссоре. Врет напропалую. Ужасно любит скандалы и любительские спектакли. В оркестре он — первая скрипка. Будучи легкомысленен, либерален. Или вовсе никогда ничего не читает, или же читает запоем. Газеты любит и сам не прочь погазетничать. Почтовый ящик юмористических журналов выдуман исключительно для одних только сангвиников. Постоянен в своем непостоянстве. На службе он чиновник особых поручений или что-либо подобное. В гимназии преподает словесность. Редко дослуживается до действительного статского советника; дослужившись же, делается флегматиком и иногда холериком. Шалопаи, прохвосты и брандахлысты — сангвиники. Спать в одной комнате с сангвиником не рекомендуется: всю ночь анекдоты рассказывает, а за неимением анекдотов, ближних осуждает или врет. Умирает от болезней органов пищеварения и преждевременного истощения.Женщина-сангвиник — самая сносная женщина, если она не глупа. Холерик. Желчен и лицом желто-сер. Нос несколько крив, и глаза ворочаются в орбитах, как голодные волки в тесной клетке. Раздражителен. За укушение блохи или укол булавкой готов разорвать на клочки весь свет. Когда говорит, брызжет и показывает свои коричневые или очень белые зубы. Глубоко убежден, что зимой «чёрт знает как холодно», а летом «чёрт знает как жарко…». Еженедельно меняет кухарок. Обедая, чувствует себя очень скверно, потому что всё бывает пережарено, пересолено… Большею частью холостяк, а если женат, то запирает жену на замок. Ревнив до чёртиков. Шуток не понимает. Всё терпеть не может. Газеты читает только для того, чтобы ругнуть газетчиков. Еще во чреве матери был убежден в том, что все газеты врут. Как муж и приятель — невозможен; как подчиненный — едва ли мыслим; как начальник — невыносим и весьма нежелателен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11