Братья и сестры, друзья, русский народ!" - изящно поклонившись направо и налево, растроганным голосом сказал Петр Францевич. Он отпил из чаши, пригладил на висках седеющие напомаженные волосы и кончиками пальцев коснулся благовонных усов. "Человеческая душа есть величайшая загадка. Буйный зверь и скорбящий ангел в ней живут, одной плотью укрываются, одним хлебом питаются. Сегодня пируем и лобызаемся, а завтра проснется демон, обернется ангел зверем - и пошел грабить и жечь. Так уж, видно, повелось на Руси, други мои любезные, мужички..." Все затаили дыхание, Петр Францевич оглядел собрание и после короткой паузы продолжал: "И есть у этого зверя верный союзник. Только и ждет он, когда разгуляется, распояшется русский человек. Ждет, чтобы прийти и помочь ему жечь, грабить, насиловать. Две силы объединились, чтобы погубить землю, два недруга, тот, что сидит в нас самих, и тот, кто ждет своего часа на дальних подступах нашего необъятного государства..." "Во дает!" - сказал чей-то голос. "Монголы, поляки, французы... Тевтонская рать с головы до ног в железе. Только было встанет на ноги государство, отстроятся города, бабы нарожают детей - новая напасть, опять нашествие, опять все гибнет в огне... Уж совсем было сгинула Русь. Ан нет! - сказал Петр Францевич.- Откуда-то поднимается новая поросль, ангел подъемлет крыло. Стучат молотки плотников, рубятся избы, засеваются поля, князья собирают удрученный народ, попы молиться учат одичавшее стадо. До нового избиения, до следующего раза... И были гонимы, как прах по горам и пыль от вихря, говорит псалмопевец. Доколе же, спрашивается, все это будет продолжаться? У вас хочу спросить, мужички! Не чудо ли, что мы все еще существуем, второе тысячелетие тянем..." "Эва куда загнул!" - сказал голос. "Но вот наконец нам объявляют, что русский человек исчез, нет его больше, истребился и стерт с лица земли, как некогда были стерты древние народы. Так-таки и пропал, черт ли его унес, терпение ли Господне истощилось, неизвестно! Нет больше русского народа, так, лишайник какой-то остался. Но я спрашиваю вас, земляки-сельчане, друзья мои дорогие! А вы-то кто? Я спрашиваю: вы-то живы? Или это видение какое, фата-моргана, дивный сон мне снится, а на самом деле вас и нет вовсе? А?.. Вот то-то и оно!" - усмехнулся Петр Францевич и провел пальцами по шелковистым усам. Он скосил глаза и слегка нахмурился, Мавра Глебовна поспешно подлила витязям и оратору. Доктор искусствоведения Петр Францевич вознес чашу. "Славным пращурам нашим - ура!" - крикнул он, и мужики и бабы отчаянно завопили "ура" и захлопали. Оркестр заиграл гимн. Перед столами появился, слегка пошатываясь, с огромной гармонью Аркадий. Началось братание, раскрасневшиеся женщины переходили из рук в руки, лобызали мужиков, мужики обнимали друг друга, Петр Францевич нежно расцеловался с путешественником, Ксения прильнула устами к Василию Степановичу. Братья-витязи уже сидели в седлах. Начал накрапывать дождь. Некоторое время спустя дождь стучал по столам, залил рюмки, тарелки, миски со студнем и винегретом, дождь исколол острыми иглами серую поверхность реки. Люди бежали опрометью к деревне, те, кто не мог подняться, почивали в лужах. Пошел град, повалил снег. Снег закрыл до половины низкие окна и завалил крыльцо. С трудом приоткрылась дверь, путешественник, обмотанный шарфом, в валенках и рукавицах, с деревянной лопатой выбрался из темных сеней. С полчаса он работал метлой и лопатой, откопал ступеньки, разбросал снег перед окнами и прорыл дорожку к хибаре соседа. Усы и борода путешественника покрылись сосульками, ресницы побелели от инея. Проваливаясь в сугробы, он добрался до двери. "Эй, Аркаша!" - позвал он. Дорога и огородное поле скрылись под волнистыми наметами снега, река сравнялась с полями, и призрачные леса с трудом угадывались в дымчато-белом мареве бездыханного дня. ? *Взгляд, мнение (франц.). *Для барышни моего возраста (франц.).





Послесловие
Несколько вопросов Борису ХАЗАНОВУ
- Насколько автобиографичен ваш роман? Имеется в виду не сходство событий и совпадение дат, а соответствие мироощущения главного героя - писателя вашему мироощущению. - В эпоху, когда был провозглашен крутой подъем сельского хозяйства и страна должна была догнать и перегнать Америку по производству мяса и молока, я был деревенским врачом в довольно глухом месте, вдали от железных дорог, в самом сердце Нечерноземной России. Я хорошо знал мой участок, по которому колесил в своем медицинском автомобиле, неплохо знал и всю область. В качестве заведующего сельской участковой больницы я был избран депутатом районного Cовета. Однажды на сессии выступил местный прокурор. Он произнес грозную речь, в которой обещал покончить с повальным бегством молодежи из села. Прокурор говорил с местным крестьянским акцентом, так что можно было догадаться, что он сам принадлежал к тем, кто удрал из деревни. Но он был недостаточно знаком с положением вещей, потому что на самом деле никакой молодежи в колхозах давно уже не осталось. В послехрущевские времена мне тоже приходилось не раз бывать в глубинке, и, как прежде, я видел мертвые деревни, похожие на ту, куда приехал герой моего романа. Вот то, что можно назвать автобиографическим элементом в этом произведении. Что касается самого героя, то, конечно, и в нем есть кое-что от автора. Правда, мне не приходилось убегать от жены. Кроме того, я не был в России профессиональным писателем (что бы ни подразумевалось под этим званием). Мысли о литературе, тщетные усилия писать и сознание собственной беспомощности, без сомнения, заимствованы у автора. - Мир, окружающий вашего героя, с одной стороны, вроде бы и предметен, а с другой - иллюзорен. Что это: следствие умонастроения героя или вы вообще считаете, что мир - лишь усредненная совокупность наших иллюзий? - Мы рискуем въехать в сугубо философские дебри, поэтому постараюсь выразиться осторожней. В мои намерения не входило написать социальный роман, всплакнуть о гибели крестьянства, обличить недавнее прошлое и т. п. Другими словами, то, что называется объективной действительностью, могло быть в лучшем случае лишь фоном для сюжета и действующих лиц. Романист предпочитает иметь дело с человеческой действительностью, в которой иллюзорность происходящего по-своему не менее реальна, чем предметная реальность. Воспоминания и сны занимают в этой действительности такое же почетное место, как и "объекты". Но главы, написанные от первого лица, не зря перемежаются главами, где о герое говорится "он", и это делает ваш вопрос еще более обоснованным. Скажу кратко: эта деревня одновременно - и действительность, и фантом. Как, впрочем, весь наш мир. Это довольно обычная деревня и вместе с тем - морок, что-то вроде потустороннего царства, в котором навсегда остановилось время. Поэтому там все может происходить одновременно. Бывший и, видимо, раскулаченный, давно и бесследно сгинувший владелец избы является ночью отстаивать свои права; бывшие помещики как ни в чем не бывало благодушествуют в своем имении, а по окрестностям кочуют братья-рюриковичи, убитые в ХI веке. На празднике, одновременно престольном и советском, присутствуют все: и местный бюрократ, и неудачливый писатель, и его соперник - барон и патриот, изображающий из себя русского религиозного философа, и девочка, которая не знает, как себя вести - как дворянская барышня или как современная девица, и какой-то там полумифический герой гражданской войны, и гэпэушники, которые охотятся за беглым кулаком, и сам этот так называемый кулак, и даже древнерусские святые. - Весь роман пронизывает тема одиночества. Для вас это бегство от себя или к себе? И не иллюзорно ли и оно? - Я хочу напомнить, что не ответственен за своего героя. Но, разумеется, чувство одиночества свойственно нам обоим. Герой бежит от жизни, которая ему обрыдла, надеется найти (и, очевидно, находит) убежище в глухомани, так сказать, ищет путь к самому себе. Об авторе этого сочинения можно сказать, что он ищет убежища и утешения в литературе. - По ходу действия периодически появляются святые Борис и Глеб. Почему именно они? - Очень просто: немецкая репродукция знаменитой московской иконы ХVI в. с двумя всадниками на серебристом фоне, напоминающем лунную ночь, на конях, которые не скачут, а скорее танцуют, висит на стене у меня в комнате. Но я воспользовался образами князей не только потому, что люблю их изображения, их житие, не только оттого, что они для меня - живые фигуры русской истории и русской культурной традиции. Братья, умерщвленные по приказу Святополка и канонизированные вскоре после смерти, были, как всем известно, первыми национальными святыми Киевской Руси. В полумертвой, забытой Богом деревне присутствует нечто вечное, присутствует история. В каком-то смысле она всегда одна и та же - как пейзаж, "далекое зрелище лесов". Братья-мученики, о которых нельзя с уверенностью сказать, существуют ли они на самом деле или только являются, как и положено святым, действующим лицам романа,- выражают ту двойственность, которая, я думаю, присуща всему сочинению. То они витязи в княжеских шапках, на призрачных танцующих конях, то спившиеся попрошайки, которые шатаются вокруг поместья, не то настоящего, не то воображаемого. Мои герои кажутся нарочитым изобретением фантазии, но в них есть и нечто от нашей действительности; они могут показаться карикатурными, но к ним можно отнестись и всерьез.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18