"Изгороди" потребовалось время, чтобы дать коллективный ответ на
наше вторжение. На Земле деревья предупреждают друг друга об опасности
химическим способом. Здесь пользуются иным методом, но не менее
эффективным, а защитная реакция неизмеримо сильнее.
Эти кристаллы питаются световой энергией, как и многие уже виденные
нами организмы. Но в отличие от тех, кого мы встречали раньше, эти,
очевидно, выработали способность концентрировать в себе огромное
количество энергии и потом освобождать ее одновременно, мощными вспышками.
По мере того, как каждый кристалл вносит свою долю энергии в пульсацию,
эффект многократно усиливается. Нас атаковал единый организм десяти метров
глубиной, пяти метров высотой и, по крайней мере, в несколько километров
длиной, что представляет собой лазер огромной мощности. Достаточной даже
для того, чтобы повредить дюраллой.
Мне очень жаль, сэр. Меня сконструировали для того, чтобы я смог
справиться с неожиданными, неизвестными, чуждыми формами жизни, но
поскольку никому и никогда раньше не встречалось ничего подобного, этот
случай и не смогли предусмотреть. Прошлый опыт исследования новых миров
предполагал, что исследователь должен быть готов отразить нападение зубов,
когтей, яда или просто мускульной силы. Я способен эффективно справляться
с бесконечным разнообразием подобных форм, включая даже такие необычные
формы нападения как ультразвук и кислота, с чем мы уже встречались. Меня
сконструировали так, чтобы я мог защищаться от враждебных форм, которые
могут укусить, порезать, ударить дубинкой, плюнуть, испустить выделения
или вибрацию. Но я не предназначался для борьбы с такими формами жизни
которые способны вырабатывать лазерный луч.
Эван размышлял над всем этим, глядя на то, как восстанавливается
изгородь. Но его это не слишком волновало. Костюм получил повреждения, вот
в чем дело.
- Сколько времени тебе нужно, чтобы устранить неполадки?
- Вы абсолютно правы, предполагая, что я могу саморемонтироваться,
это верно, но до определенной степени. Даже у меня есть предел. - Пауза. -
Самоанализ показывает, что повреждены внутренние системы, более сложные,
чем моторы. Я пытаюсь локализовать пожар.
- Пожар? - глаза Эвана немного расширились.
- ...и предотвратить его распространение на более чувствительные
компоненты. Это нелегко. Интеграция затрудняет изоляцию, если не
создать...
- Сколько времени тебе надо, чтобы отремонтироваться? - Эвану стало
жарко.
- Вы не отдаете себе отчет в размерах повреждений, сэр, - с легким
упреком заметил скафандр. - Это же не то, чтобы вдруг что-то вышло из
строя. У меня большой запас запчастей и я могу заменять сломанные узлы,
где это нужно. Но у меня испарились целые интегрированные блоки вместе со
всеми контактами. Охлаждающая система тоже повреждена и это осложняет
проблему...
"Значит, не только я обливаюсь потом", - тревожно подумал Эван.
- Мне очень жаль, что я не оправдал надежд моих конструкторов, но они
не могли предвидеть, предвидеть, предвидетьпредвидетьпредвидетьпред...
Сидя в кресле он слушал, как умирает голос его МВМ, сильный,
уверенный голос, который столько раз с того самого момента, как он сошел с
орбиты корабля над Призмой, успокаивал его, голос всезнания, голос
бесконечной изобретательности, голос технологии Содружества.
- Нам надо найти место, где бы я мог отключить несущественные системы
и заняться своим ремонтом. Но это значит, нам надо двигаться... - на
последнем издыхании изрек скафандр. И умолк.
Слабый сигнал маяка был забыт. Забыто было все на свете. Эван
попытался шагнуть. На этот раз на его усилия не отозвался даже жалобный
стон. Он, в отчаянии, прижал ногой датчики. С таким же успехом он мог бить
ногой по граниту.
- Ну давай же, скафандр, - нервно шептал он, - отвечай! - Он подергал
переключатели на панели около живота. - Ручное управление в экстремальных
случаях! Функции базовых систем, отвечайте! Ну же, черт бы вас побрал,
отвечайте!
В ответ молчание мертвого металла, молчание, молчание, гремевшее в
его ушах.
В слуховые мембраны скафандра беспрепятственно проникали звуки
Призмы: электронный шорох и жужжание, резкий свист, треск и ворчание.
Звуки эти тревожили, они были чуждыми, они внезапно подобрались слишком
близко. За его спиной поднимались неподвижные сухие деревья, пьющие
солнечный свет, высокой, розовой стеной, отделившей его от останков
станции. Их больше не интересовала высокая металлическая неподвижная
фигура, застывшая неподалеку. Его больше не считали опасностью. И
справедливо.
Потом он начал падать. Он не мог ни замедлить падение, ни остановить
его. Он стоял на небольшом склоне и внутренние стабилизаторы скафандра в
конце концов поддались проникающему разрушению. Он так же не мог хоть
как-то отрегулировать падение. Его собственные мускулы ни в коей мере не
могли удержать тяжелый, из металла и пластика, МВМ в вертикальном
положении и противостоять силе притяжения Призмы.
Ничто не смягчило удар во время падения. Он ударился лицом о
внутреннюю сторону иллюминатора, из носа пошла кровь. Слава Богу, что он
упал на спину. Было ли это всего лишь слепой удачей или прощальным жестом
систем скафандра, ему никогда не суждено узнать. Он откинул голову назад и
подождал, пока не прекратится кровотечение. Не грозила ему и опасность
ослепнуть из-за яркого света снаружи, потому что вещество, из которого был
сделан иллюминатор, приспосабливалось к новым условиям автоматически. Оно
реагировало на яркие дневные лучи. Эта мгновенная химическая реакция и
спасла его от слепоты в момент первой вспышки лазера в "изгороди".
В скафандре было еще достаточно комфортно, хотя температура воздуха
поднялась на несколько градусов выше оптимальной. Но скоро все изменится.
Он знал, что система охлаждения разрушена и что если он пролежит на солнце
достаточно долго, то испечется не хуже, чем в духовке.
Однако, на поверхности Призмы ничто не оставалось долго лежать без
внимания. Очень скоро у него появилась компания.
Существо ползло по иллюминатору и Эван невольно вздрогнул, хотя знал,
что оно до него не доберется. Приземистое треугольное туловище сидело на
коротких красных ногах. В передней точке качались два ярко-зеленых
кристаллических стебельчатых глаза. Они опустились вниз и внимательно
рассматривали его.
Что они видели? Что за мозг скрывался за этим блестящим туловищем с
гладкой спиной? Обладало ли оно ощущениями, или же это был всего-навсего
мобильный механизм? Стеклянный взгляд ни о чем ему не говорил.
Нижняя часть под глазами отпала. Наружу вышло нечто маленькое,
тонкое, спиралевидное и начало сверлить иллюминатор, прямо над правым
глазом Эвана, причем с большой скоростью. Он мог слышать этот звук через
аудиодатчики. Его еще сильнее прошиб пот за те несколько секунд пока не
стало ясно, что его гость не в состоянии пробуравить плексаллой.
Существо сверлило больше минуты, но потом решило бросить это
бесполезное дело и удалилось. Оно добилось только того, что немного
поцарапало иллюминатор. Но все равно Эван почувствовал, как у него
скрутило живот.
Оно вернулось через несколько минут и решило попробовать на прочность
то место, где иллюминатор был впаян в конструкцию скафандра. Каждая из его
ног действовала самостоятельно, независимо от остальных. Снова тревожный
зуд, снова герметичность костюма осталась невредимой. Конечно, если оно
найдет то место внизу, где "изгородь" вспорола дюраллой, можно было
прощаться с жизнью, но возможно, вовсе не это заинтересовало существо.
Может быть, оно хотело добыть минералы, находившиеся в составе скафандра?
И все же на станции Эван собственными глазами видел, что на планете
сыщется немало хищников, которые найдут его тело вполне съедобным. В нем
было полно магнезии, калия, кальция, цинка, железа и других вкусных
элементов. Если он пролежит здесь достаточно долго, рано или поздно явится
нечто такое, чему он окажется и по вкусу, и по зубам.
Спустя некоторое время к первому бурильщику присоединился второй.
Эван лежал спокойно, стараясь не обращать внимание на усиливающийся зуд, и
обдумывал возможные варианты своих действий. Он всегда славился
изобретательностью и организованностью при минимуме резервов, хотя
последнее обычно включало в себя больше, чем мертвый скафандр выживания.
Сейчас МВМ погиб, а ему самому грозила смерть, и он никак не мог найти
выход из этого положения.
Бурильщики ушли до наступления ночи и оставили его лежать в сумерках,
размышляя о своей судьбе. От станции его отделяли четыре дня пути.
Четыре дня - это если считать время внутри скафандра. Для человека,
идущего пешком без помощи механических мышц, это расстояние значительно
больше.
До слабого сигнала маяка ему оставалось меньше, чем один день пути.
До маяка, который двигался внутри органического пространства. Даже если
предположить, что Офемерт погибла, ее скафандр все еще функционировал. В
таком случае он мог бы спасти скафандр и повысить свои шансы на
благополучное возвращение на станцию.
А может быть, она все еще жива? Может быть, она ушла на сбор
материалов, вовремя получила предупреждение об опасности, тем самым
спаслась и ждала теперь сигнала к возвращению? Он мог бы сообщить ей всю
необходимую информацию, и они бы вернулись вместе.
Вот только он знал, что на Призме он не обойдется без скафандра.
Скафандр жизненно необходим для его выживания. Он поддерживал нормальную
температуру, снабжал пищей и водой, защищал своего хозяина от различных
опасностей, обеспечивал связь, давал советы и даже развлекал. Все, что у
него осталось, это легкий дневной костюм, который он прихватил с собой,
чтобы носить внутри в пределах станции. Бронированная защита МВМ не шла ни
в какое сравнение с костюмом из тонкой, нефункциональной искусственной
ткани.
Но если он не решится на это, единственной альтернативой для него это
останется лежать изо дня в день внутри мертвого скафандра и надеяться на
то, что рано или поздно компания начнет искать своего заблудившегося
исследователя. Когда-нибудь они до этого додумаются. Неприятность же
заключалась в том, что этот день мог наступить только через многие месяцы.
К тому времени ему будет все равно, найдут они его или нет.
Несмотря на свои страхи, он хорошо выспался и утро следующего дня
застало его за обыскиванием внутреннего помещения скафандра. Он обнаружил,
что может левой рукой извлечь из хранилищ комплекта большинство
концентратов, а также большую часть витаминов. Если он оденет на себя
только нижнее белье, то из штанов от дневного костюма можно будет
смастерить рюкзак. Тогда он обеспечит себя на несколько дней едой и
средством ее для ее переноски.
Эвана Орджелла нельзя было назвать пассивной личностью. Несмотря на
то, что судьба уготовила ему безвременную кончину, он отказывался принять
это как неизбежность. Некоторые назвали бы такое поведение самонадеянным.
Эван определил бы его как стойкость под ударами судьбы.
Пусть его скафандр погиб безвозвратно, но ведь у него были и
собственные ноги. Он очень много ходил пешком на Самстэде и считал, что
находится в прекрасной физической форме. Он умел бегать и прятаться.
Человеческие существа уже миллионы лет и бегали, и прятались, вполне
обходясь без спецкостюмов для выживания. А чем он, современный человек,
хуже своих невежественных предков?
Нет, физически он сможет обойтись и без костюма. Психика, вот это
другое дело. Он выходил наружу без специального костюма только два раза в
жизни, и оба раза, когда шел с друзьями на берег моря покачаться на
волнах. Бросая вызов опасности, они отказались от костюмов, которые
предохранили бы их от ударов волны, от солнца и от соли. Это было тяжелым
испытанием, но он выдержал.
Он почувствовал, что его бросило в дрожь, едва лишь он начал
обдумывать план своих дальнейших действий. Это было интересно. Новый опыт.
Добро пожаловать на Призму! Он заставил себя выждать, чтобы восстановить
контроль над своими мышцами, прежде чем открыть замки, которые
запечатывали его внутри. Все открылись легко, при первом его
прикосновении. Запасной выход в чрезвычайной ситуации, управляемый
вручную, оказался немного сложнее, но, в конце концов, и тот поддался его
усилиям.
Замок был открыт. Ему оставалось повернуть ручку на сто восемьдесят
градусов и отодвинуть дверь. Он так и сделал, и как бы он ни боялся
оказаться во внешнем мире без скафандра, еще больше он боялся того, что
дверь не откроется.
Он с силой толкнул створку. Перед цыпленком, только что вылупившимся
из яйца, он обладал тем преимуществом, что в отличие от него знал, какой
его ожидает мир.
Если это, конечно, можно было назвать преимуществом. В тот момент он
бы не отказался от блаженного неведения.

6
Когда он вышел наружу, его особенно поразили две вещи: невыносимая
яркость дневного света, отраженная миллионами силикатных форм и какой-то
особенный воздух, из-за чего он глубоко вздохнул. Особенный, но совсем
неплохой, очень даже свежий воздух. Впервые с тех пор, как покинул
Самстэд, он вдыхал свежий воздух. Он резко отличался от атмосферы
скафандра, он был таким же резким, как и свет.
Воздух не составлял для него проблемы. Это позволило ему
сосредоточиться на проблеме зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36