И Бонд в который раз подумал: зачем ему нужны все эти женщины, когда самая желанная находится рядом.Самолет продолжал лететь над бесконечным океаном облаков, похожих на взбитые сливки и казавшихся отсюда настолько плотными, что на них можно было бы безопасно совершить посадку. Внезапно облака разошлись, и далеко слева, в голубой дымке, показался Париж. На протяжении часа они летели над выжженными полями Франции, пока после Дижона земная поверхность на склонах Юрских гор не начала становиться все более темно-зеленой.Принесли ленч. Бонд отложил в сторону книгу и принялся за еду. Внизу промелькнуло стальное зеркало Женевского озера и сосновые леса, поднимающиеся к заснеженным пикам Альп. Самолет пролетел совсем рядом с огромным клювом Монблана. Бонд посмотрел вниз — на серые, как слоновья шкура, языки ледников — и вдруг увидел себя, семнадцатилетнего юношу, на вершине скальной расщелины с веревкой, обвязанной вокруг пояса, страхующего двух своих товарищей из Женевского университета, которые поднимались к нему по отвесной скале.А что теперь? Бонд хмуро улыбнулся своему отражению в плексигласе иллюминатора. Если бы тот юный Джеймс Бонд подошел к нему на улице и заговорил с ним, что подумал бы юноша о нем, секретном агенте 007, повзрослевшем Бонде? Узнал бы он себя в этом человеке с надменным холодным взглядом, шрамом на щеке и пистолетом под мышкой левой руки — в постаревшем, прожившем нелегкие годы Бонде, знающем цену и предательству и безжалостности? И если бы этот юноша узнал о новом задании Бонда, каким могло бы быть его мнение о бесстрашном секретном агенте и его романтической роли британского сутенера?Бонд выбросил из головы мысли о юноше, оставшемся там, в его далекой юности. Не надо думать о прошлом, о том, что могло бы произойти, если бы... Следуй своей судьбе, будь ею доволен и радуйся, что ты — не странствующий коммивояжер, не репортер провинциальной газеты, спившийся и пропахший никотином, не калека и не мертвец.Глядя на Геную, освещенную солнцем, на ласковые лазурные волны Средиземного моря, проплывающие под крыльями самолета, Бонд постарался забыть о прошлом и сконцентрировать мысли на ближайшем будущем, на предстоящем задании, где ему придется выполнять роль британского сутенера, служащего интересам Англии.Действительно, как ни посмотри на данное ему поручение, именно такую роль ему предстояло сыграть — соблазнить, причем как можно быстрее, девушку, которую он никогда раньше не встречал и имя которой впервые услышал лишь вчера. И на протяжении этих нескольких дней его мысли будут не о ней, какой бы красивой она ни была, — а начальник станции Т. назвал ее «прелестной», — а о «приданом», которое она обещала принести с собой. «Все равно, что жениться на богатой женщине из-за ее денег», — мрачно подумал Бонд. Удастся ли ему сыграть эту роль? Возможно, он сумеет улыбаться и говорить надлежащим образом, но сможет ли он заставить себя быть мужчиной, когда дело дойдет до постели? Может ли мужчина доставить наслаждение женщине, когда все его мысли сконцентрированы на ее счете в банке? Разве есть хоть что-то эротическое, когда ты обнимаешь мешок с золотом? Но шифровальный аппарат?В пятидесяти милях от Рима самолет начал снижаться в аэропорту Джампино. Полчаса на земле, два великолепных коктейля, и они снова в пути, по направлению к носку итальянского сапога. Мысли Бонда опять переключились на встречу, к месту которой он приближался со скоростью трехсот миль в час.Неужели все это какой-то изощренный заговор, придуманный МГБ? Неужели он вот-вот попадет в ловушку, которую не сумел разгадать даже хитроумный М.? Действительно, М. тоже был обеспокоен этим. Все аспекты ситуации были самым тщательным образом изучены М., обсуждались на оперативном совещании руководителей всех отделов секретной службы, закончившемся поздно вечером накануне. Но с какой бы стороны ни рассматривали эту проблему, никто не мог понять, какую пользу могли извлечь для себя русские. Возможно, они решили похитить Бонда и допросить его. Но почему именно Бонда? Он — полевой агент, не посвященный в детали самой секретной службы, мог рассказать на допросе лишь о подробностях своего очередного задания и дать некоторую общую информацию о своей организации. Но это вряд ли представляло такой уж большой интерес. Или они решили убить Бонда, отомстить ему. Тогда почему именно сейчас? Бонд не выполнял заданий, направленных против русских, уже более двух лет. Если бы они просто хотели ликвидировать его, это можно было сделать на улице Лондона — застрелить его или подложить бомбу в автомобиль.Голос стюардессы прервал размышления Бонда. «Застегните пристяжные ремни», — и тут же самолет резко бросило вниз, затем он взлетел вверх с надсадным ревом двигателей. Снаружи внезапно стало темно, как ночью. По плексигласу иллюминаторов забарабанил дождь, мелькнула ослепительная молния, и прогремел гром, будто в самолет попал артиллерийский снаряд. Самолет начало швырять в объятьях свирепой грозы, подстерегавшей их в устье Адриатического моря.Бонд почувствовал запах опасности. Это был не воображаемый, а настоящий запах — смесь пота и электричества. Снова сверкнула молния, и раздался сокрушительный раскат грома. Внезапно самолет показался Бонду очень маленьким и беззащитным. Тринадцать пассажиров! Пятница, тринадцатого августа! Бонд вспомнил предостережения Лоэлы Понсонби, и его ладони, лежащие на подлокотниках кресла, покрылись потом. Сколько лет эксплуатировался этот самолет? Сколько летных часов уже налетал? Может быть, усталость металла подточила основание крыльев? Возможно, он так и не долетит до Стамбула — рухнет и погибнет в Коринфском заливе.В минуту смертельной опасности, когда ход событий не зависел от Бонда, он предоставлял себя судьбе, полностью отключаясь от происходящего. Только в полной безучастности было убежище для мятущихся чувств — страха, отчаяния, бессилия. И Бонд укрывался в этой безучастности, как укрываются в глубоких подвалах старинных домов люди, пережидающие разрушительный ураган. И вот теперь он удалился в это убежище, перестал обращать внимание на грохот, молнии и яростные броски самолета и сосредоточил внимание на неровном шве кресла прямо перед собой. Расслабившись, он ожидал окончания испытаний, выпавших на долю рейса «ВЕА—140».В кабине стало неожиданно светло. Ливень не стучал уже по иллюминаторам самолета, а надсадный вой двигателей снова перешел в успокоительный глухой рев. Бонд выглянул из своего укрытия, убедился, что опасность миновала, и покинул его. Он медленно повернул голову и с любопытством посмотрел через овальный иллюминатор. Далеко внизу по синей глади Коринфского залива скользила крошечная тень их самолета. Бонд с облегчением вздохнул, Достал из кармана бронзовый портсигар и закурил. Он с удовлетворением отметил, что его рука, доставшая из портсигара сигарету с тремя золотыми кольцами, не дрожала. Не сообщить ли Лоэле, что она чуть не оказалась права? Бонд решил, что если сумеет найти в Стамбуле достаточно неприличную открытку, то напишет ей.Снаружи тускнел умирающий день. Внизу промелькнула гора Гиметтус, синяя в вечерних сумерках. «Вайкаунт» промчался над ярко освещенными пригородами Афин, мягко коснулся колесами бетонной посадочной дорожки и подрулил к зданию аэропорта.Вместе с горсткой молчаливых бледных пассажиров Бонд спустился по трапу и прошел в транзитный зал. Там он заказал стакан узу, залпом проглотил его и запил ледяной водой. Крепкая анисовая водка обожгла горло. Он поставил стакан и заказал еще порцию.Когда громкоговорители объявили о посадке, уже стемнело, в безоблачном небе над городскими огнями плыла ущербная луна. Воздух был мягок от вечерней прохлады и аромата цветов, отовсюду доносился стрекот цикад. Вдали слышалась песня. Голос певца был отчетлив и грустен. Рядом с аэропортом залаяла собака. Бонд неожиданно вспомнил, что на Востоке сторожевые собаки не лают — воют всю ночь. По какой-то странной причине это вызвало у него ощущение радости и предвкушения удачи.До Стамбула над темной поверхностью Эгейского и Мраморного морей полет продолжался всего полтора часа. Наконец самолет приземлился на бетонной дорожке аэропорта Эсилкой, пропеллеры замерли, и от недавно построенного современного здания аэропорта подкатили трап. Бонд поблагодарил стюардессу, прошел паспортный контроль и стал ждать, когда прибудет его багаж.Итак, эти маленькие, аккуратно одетые служащие с настороженными лицами и есть современные турки? Бонд вслушивался в незнакомую речь и наблюдал: это были люди, недавно спустившиеся с гор; их глаза, темные и яростные, на протяжении многих столетий привыкли следить за овечьими стадами, сторожить их и замечать появление врагов на горизонте; следить за рукой со сжатым в ней ножом и за купцом, разменивающим монеты. Потому их глаза полны жестокости, подозрений и доверия. Они как-то сразу не понравились Бонду.Когда он вышел из таможенного зала, от стены аэропорта отделился высокий худощавый мужчина в плаще и шоферской фуражке. Он поднял руку в знак приветствия, не спрашивая имени Бонда, взял из его рук чемодан и направился к сверкающему аристократу автомобильного племени — черному открытому «роллс-ройсу», изготовленному в двадцатых годах, предположил Бонд, по заказу какого-то миллионера.Когда автомобиль выехал на шоссе, ведущее от аэропорта, и беззвучно помчался по асфальту, мужчина повернул голову и вежливо произнес на безупречном английском языке.— Керим-бей просил передать, что сегодня вечером вам надо отдохнуть. Я приеду за вами завтра в девять утра. В каком отеле вы остановились, сэр?— "Кристэл Палас".— Отлично, сэр. — Шины «роллс-ройса» чуть слышно шуршали по гладкому асфальту.Где-то далеко позади, на стоянке аэропорта, послышался треск мотороллера. Этот звук не привлек внимания Бонда. Он откинулся на мягкое кожаное сиденье и закрыл глаза. 14. Дарко Керим Рано утром Джеймс Бонд проснулся в грязной комнате гостиницы «Кристэл Палас» на вершине Пера — возвышенной части Стамбула. Он рассеянно почесал правое бедро. Какая-то тварь укусила его. «Ну что ж, — подумай он раздраженно, — это следовало ожидать».У входа в отель вчера вечером его встретил угрюмый портье в мятых брюках и рубашке без галстука. Бонд увидел вестибюль гостиницы с засиженными мухами пальмами в бронзовых кадках, пол из выцветших плиток мавританского кафеля и сразу понял, что его ожидает. Первое, что пришло ему в голову, — вернуться в машину и поискать другой отель. Но остановила Бонда охватившая его усталость. Тяжело вздохнув, он решил остаться, расписался в журнале для приезжих и последовал за портье.Они поднялись на третий этаж в старомодном лифте с задвигающимися решетками. Номер с расшатанной мебелью и металлической кроватью оказался именно таким, каким ожидал увидеть его Бонд. Он посмотрел на стену возле кровати, убедился, что на обоях нет пятен от раздавленных клопов, и отпустил портье.Тут же выяснилось, что с этим он поторопился. Когда Бонд вошел в ванную и повернул кран с горячей водой, оттуда послышались глубокий вздох, потом нечто вроде презрительного бормотания, и наконец из крана шлепнулась в раковину умывальника маленькая сороконожка. Он обреченно пожал плечами и смыл ее тонкой струей коричневатой холодной воды. «Сам виноват, — подумал он мрачно, — расплачивайся теперь за то, что выбрал гостиницу только из-за звучного названия. Вот тебе и „Хрустальный дворец“!» Это была не полная правда: Бонд выбрал эту гостиницу еще и потому, что решил держаться подальше от роскошных многолюдных отелей.Тем не менее, Бонд сразу заснул и отлично выспался. Теперь оставалось купить порошок от клопов, выбросить из головы мелочи жизни и заняться делом, ради которого он приехал сюда.Бонд подошел к окну, раздвинул красные плюшевые шторы, и перед ним открылась одна из самых знаменитых и прекрасных панорам мира — справа виднелась спокойная гладь залива Золотой Рог, слева — волны Босфора, а между ними — уходящее вниз море крыш, высокие минареты и мечети Пера «В конце концов, — подумал он, — выбор оказался не таким уж плохим. Одна панорама может с лихвой компенсировать укусы клопов и прочие неудобства».Минут десять Бонд стоял, не в силах оторвать взгляда от сверкающих вод пролива, отделяющего Европу от Азии, затем подошел к телефону и заказал завтрак. После этого он принял прохладный душ и терпеливо выдержал мучительную процедуру бритья холодной водой, надеясь, что завтрак окажется съедобным.Завтрак превзошел все ожидания. Простокваша в голубой фарфоровой кружке была с желтоватым оттенком и густая, как сметана. Инжир — зрелым и мягким, а кофе — черным как смоль и свежемолотым. Бонд придвинул стол к открытому окну и позавтракал, глядя на проплывающие вдали пароходы и пересекающие водную гладь каики. Интересно, подумал он, как пройдет его встреча с Керимом и есть ли для него свежие новости?Ровно в девять утра элегантный «роллс-ройс» бесшумно подкатил к подъезду гостиницы и повез Бонда через площадь Таксим, оживленные улицы Истиклала и мост Галата Бридж, переброшенный через Босфор, обратно в Европу. Огромный автомобиль пробирался по мосту среди бесчисленного множества повозок и велосипедов, обгоняя трамваи и расчищая себе дорогу могучим ревом воздушного гудка, на резиновый баллон которого то и дело нажимал шофер. Наконец они съехали с широкого моста, и перед ними открылась старая европейская часть Стамбула с тонкими минаретами, вонзающимися в голубое небо, подобно копьям, и куполами древних мечетей, напоминающих огромные выпуклые груди. Все это походило на иллюстрации к «Тысяче и одной ночи», но Бонду, видевшему европейский Стамбул из-за грохочущих трамваев и огромных реклам, протянувшихся вдоль улиц, город напомнил когда-то прекрасные декорации, выброшенные теперь за ненадобностью современной Турцией и замененные бетоном и сталью безликого прямоугольника отеля «Стамбул-Хилтон».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29