Молодой человек очевидно думал так же, потому что тут же приготовил бумагу и карандаш, явно собираясь забросать меня вопросами. Но ему не удалось задать ни одного из них, поскольку говорил только Руиз.
– Главная цель визита капитана Малахайда – посещение загадочного племени кочевников, известных нам, как чиам-мины. Узнав, что я являюсь старым и добрым другом чиам-минов – мое имя Вик Руиз, сударь, – капитан обратился ко мне и попросил устроил ему встречу с кочевниками. Я согласился и лично встретить капитана на краю пустоши вблизи стойбища чиам-минов. Затем мы прошли на территорию стойбища и нанесли визит их джифу. Капитан Малахайд выразил джифу восхищение его племенем от имени народа Абалона, питающего глубокий интерес к истории чиам-минов. После этого джиф приказал устроить большой пир, и мы с капитаном Малахайдом сидели рядом с джифом и пользовались его гостеприимством. Я старый друг чиам-минов, сударь, поэтому они едва не выворачивались наизнанку, чтобы угодить нам. И, наконец, сударь, – торжественно заключил Руиз, – визит капитана Малахайда столь взволновал чиам-минов, что они позволили нам взглянуть на свою Белую Богиню и показали нам свою Лайю.
Эта информация произвела необычайное впечатление на молодого журналиста, и он принялся настойчиво расспрашивать Руиза о Белой Богине и о Лайе, поскольку, как он сказал, мы – единственные цивилизованные люди, которые их видели.
– Разумеется, мы единственные, – согласился Руиз, – но мы не можем злоупотреблять доверием чиам-минов. То, что они показали нам, представляет собой их глубочайшую, веками хранимую тайну. И как католический священник не может даже помыслить о том, чтобы разгласить тайну исповеди, так и мы не можем рассказать об увиденном.
Но молодой журналист продолжал просить, он сказал жалобным тоном, что, если бы ему удалось получить описание Белой Богини и Лайи, это дало бы большой толчок его карьере, потому что такое не удавалось еще ни одному журналисту, а редактор, несомненно, повысил бы ему жалованье. И молодой журналист умолял ради его карьеры сообщить ему хотя бы что-нибудь.
Руиза налил себе еще щелака и погрузился в глубокие размышления. Наконец он сказал:
– Хорошо, сударь, я расскажу вам кое-что и, надеюсь, чиам-мины не будут на меня в обиде. Вы можете сослаться на меня, сударь, и предложить читателям такую информацию: Белая Богиня – это необычайно красивая женщина, и у нее есть всего один небольшой изъян – весьма любопытная родинка, которую, собственно говоря, и нельзя назвать изъяном, поскольку она лишь придает красоте Богини дополнительную пикантность, и что касается Лайи… Хм, как вам сказать, сударь… Ну да, опишите ее таким образом: «Отвечая на этот вопрос, Вик Руиз сказал: „Лайя, сударь? О, Лайя – интересное животное, необычайно интересное. Но оно не является неуязвимым, сударь, отнюдь не является“».
Молодой человек все записал, хотя, похоже, полученные сведения его разочаровали, и он сказал, что надеялся узнать от нас больше, ведь могла бы получиться такая чудесная статья.
Но Руиз был непреклонен.
– Ни слова более, сударь. Боюсь, я и так сообщил слишком много. Теперь ваша задача позаботиться, чтобы все это было опубликовано в следующем номере, пока нас не разыскали репортеры из крупных газет Хейлар-Вея.
Юноша заверил нас, что обо всем позаботится: до набора осталось еще тридцать минут. Потом он спросил, не известно ли нам что-нибудь о следах гигантского тигра, недавно обнаруженных в предместьях Хейлар-Вея.
– Следы тигра, сударь? – удивился Руиз. – Что за чепуха?
– Вовсе не чепуха, – возразил молодой человек. – Следы видели многие, и один из штатных фотографов «Тандштикерцайтунг» уже сфотографировал их. Вероятно, животное пришло из джунглей Бурят Го-Ли – там водятся тигры, – но следы, оставленные этим зверем, столь огромны, что люди забеспокоились. Во всяком случае, редактор велел быть постоянно начеку; тут могла бы получиться чудесная статья.
Руиз с жалостью посмотрел на молодого журналиста.
– Нет, сударь, мы не встречали никаких тигров и не видели никаких тигриных следов. Но мы видели Лайю, сударь, и, клянусь вам, после Лайи любые тигры кажутся нам с капитаном Малахайдом чем-то вроде маленьких медвежат. Можете процитировать эти слова в вашей газете.
Но юноша сказал, что он ничего толком не знает ни о том, ни о другом. Он просто спросил – только и всего, и теперь ему нужно идти, чтобы успеть поместить свою информацию в ближайший номер. И мы обменялись с журналистом рукопожатиями и больше никогда его не встречали. Потом принесли обед, мы съели его и выпили еще два больших зелюма щелака.
Оплачивая счет, Руиз устроил сцену, заявив, что кушанья были ужасны, обслуживание безобразно, а щелак нестерпимо теплый. Владелец ресторана, как мог, успокоил его и поспешил проводить нас к выходу, нервно хихикая и слегка похлопывая то меня, то Руиза по спине. Как мне показалось, ему не очень хотелось, чтобы мы стали завсегдатаями его заведения.
Я поделился своим впечатлением с Виком Руизом.
– Черт возьми, сударь, – сказал на это Руиз, – что из того? Разумеется, нам совершенно незачем возвращаться сюда. Немного терпения, и вы увидите превосходные большие рестораны. По сравнению с ними здешние забегаловки покажутся вам просто помойками. Пойдемте, сударь. Пора показать вам настоящий город.
И я пошел с ним. Вскоре мы миновали пригород, и, свернув за угол, увидели впереди Хейлар-Вей.
Он весь раскинулся перед нами, потому что мы стояли на его главной улице – она называлась Калле Гранде. Это была самая широкая улица в мире – от одного тротуара до другого – не меньше версты – и ее покрывал превосходный серый асфальт, который не отражал и не поглощал света. Мы стояли и смотрели на эту огромную серую улицу. По обеим ее сторонам высились гигантские черные здания. На вершинах остроконечных крыш и башен развевались белые флаги. Над улицей, домами и флагами нависал бледно-голубой свод неба. И там, где, по-видимому, заканчивалась Калле Гранде, и дома на ее противоположных сторонах словно сходились у горизонта, виднелся мираж – удивительное отражение города на небе. Здесь было два Хейлар-Вея; один грубый и тяжелый, лежавший на земле, и другой – легкий и воздушный, благодаря какому-то волшебству паривший высоко в небе.
– Удивительно, – заметил Вик Руиз. – Всякий раз, когда я вхожу в город с этой стороны, у меня возникает потребность преклонить колени и помолиться каким-нибудь богам, чтобы Хейлар-Вей всегда оставался таким, каков он есть. Это самый красивый город на свете, сударь, и мысль о его гибели или даже перестройке для меня невыносима. Взгляните, как все искусно сложено: камень к камню, и каждый камень растворяется в общем ансамбле. Город, который мы видим, – не просто случайное скопление зданий, но чудесно сочлененное единство, совершенная гармония, подобная пейзажу великого художника. Взгляните в дальний конец Калле Гранде, сударь, и обратите внимание на мираж. Его называют Грезами Хейлар-Вея! Как будто город постоянно мечтает о еще большей красоте, и подобно Нарциссу, смотрится в зеркало небес и наслаждается своим отражением – миражом, который поистине прекрасней даже самого Хейлар-Вея. Люди построили красивый город на земле, но город превзошел своих создателей и возвел на небесах нечто еще более чудесное: Грезы Хейлар-Вея, сударь, мираж бесподобной красоты.
Мы еще некоторое время стояли на краю города, вглядываясь в его недра. Потом Руиз вспомнил о своих долгах и торжественно заявил, что мы сейчас же пойдем и покончим с этими низкими делами.
– И тогда они вернут мне ключи от города; они отменят анафему, которой предали меня и восстановят мое имя в великой Книге Кредита. Пойдемте, сударь. Мы сейчас сядем в трамвай.
Я пошел с ним, и мы сели в превосходный обтекаемой формы, многомоторный, снабженный амортизаторами трамвай, который помчал нас по Калле Гранде со скоростью девяносто миль в час. Здания по обеим сторонам Калле Гранде становились все выше и шире, и минут через сорок, когда мы наконец достигли Первого Делового Района, дома утратили всякое сходство с архитектурными сооружениями, превратившись в какие-то огромные черные горы.
Мы вышли на первой трамвайной остановке Первого Делового Района и стали переходить на южную сторону Калле Гранде по пешеходному туннелю. На это ушло не меньше получаса, потому что нам пришлось двигаться в густой толпе других пешеходов, которым также хотелось попасть на южную сторону. В конце концов мы все же выбрались на свежий воздух, и Руиз направился к грандиозному зданию-горе, которое имело по меньшей мере четверть мили в основании и насчитывало семьсот этажей. В недрах чудовищного здания мы долго поднимались в лифтах и на эскалаторах. Время от времени Руиз останавливался, чтобы убедиться в правильности выбранного маршрута и найти подходящий ориентир, когда нам предстояло пройти по какому-нибудь огромному коридору пешком. Потом мы оказались в обширном зале, заставленном письменными столами и телефонными кабинами. Вдоль двух противоположных стен зала тянулись многочисленные окошки, за которыми сидели служащие, и с потолка свешивалась большая светящаяся вывеска:
ХЕЙЛАР-ВЕЙСКИЙ
КРЕДИТНО-РАСЧЕТНЫЙ ЦЕНТР
Все счета оплачивайте здесь
Это была знакомая обстановка, по крайней мере, для Руиза; он уверенно направился к одному из окошек и обратился к сидевшей за ним девушке:
– Будьте любезны, барышня, принесите мне счет Вика Руиза.
Девушка вышла и вскоре вернулась с длинным расчерченным листом, на котором перечислялись все долги Руиза; к листу были также подколоты всевозможные расписки, подписанные им в разное время. Кроме того, помимо общей суммы долга, Руизу следовало уплатить значительные проценты.
Внимание Руиза прежде всего привлекли проценты, и он оскорбленным тоном громко и решительно заявил:
– Нет, так не пойдет, барышня. Это уже слишком! Я пришел оплатить свои долги, а не какие-то там проценты. Позовите управляющего, барышня. Мы с ним быстро поймем друг друга, ей-богу!
Девушка пожала плечами и позвонила по местному телефону; мы подождали еще немного, потом пришел управляющий. Должно быть, управляющий знал Руиза, во всяком случае, едва завидев его, сразу заявил:
– Послушайте, у меня нет времени, и я не намерен вас выслушивать. Если хотите платить, платите. Если не хотите, не платите: я вызову полицию, и вас выставят отсюда, как в прошлый раз. Платите или не платите, как вам будет угодно. Только не надо ничего говорить. Я не собираюсь вступать с вами в пререкания.
Руиз был так возмущен, что не мог говорить. Он швырнул на конторку требуемое количество драхм – а оно оказалось весьма значительным, – схватил свои счета, после того, как девушка поставила на них штампы «уплачено», и, подхватив меня под руку, поспешно повел прочь из Кредитно-Расчетного Центра и из огромного здания. За все это время он не произнес ни слова и продолжал молчать, пока мы не заняли место за столиком в ближайшем питейном заведении, заказав два больших зелюма щелака. Тогда он воскликнул:
– Пейте скорее, сударь! Нельзя терять ни минуты! Пейте!
Я спросил, в чем дело.
– Сударь, нам нужно немедленно идти в Суд! Прежде чем минует этот час, я должен возбудить дело против Кредитно-Расчетного Центра, его управляющего и той барышни.
Я спросил, на каком основании он собирается возбуждать дело.
– Ростовщичество, сударь! Они пожалеют о том дне, когда у них возникла мысль содрать с Вика Руиза все эти проценты! Вы только взгляните! – Он протянул мне проштампованную ведомость. – Насчитали десять процентов в день. Явное ростовщичество, сударь, и против него существует закон. Я подвергся дискриминации. Они рассчитывали на мою неосведомленность, думали, что мне не удастся разобраться в их махинациях. Но я сразу обращусь в Суд. Я этого так не оставлю. Вы будете моим свидетелем. Пейте же, сударь! – И Руиз поднял свой большой зелюм и осушил его до дна. Я сделал то же. И мы пошли.
Руиз решил, что до здания Суда слишком далеко, а трамвай будет идти слишком долго. Поэтому мы остановили восемнадцатицилиндровое такси обтекаемой формы, с дизельным двигателем, и помчались по Калле Гранде со скоростью сто семьдесят миль в час. Минут через тридцать пять мы подъехали к зданию Муниципального Суда, расположенному во Втором Деловом Районе, и, пока Руиз спорил с водителем о плате за проезд, я успел осмотреть здание Суда снаружи.
Оно напоминало великолепный греческий храм, и его парадные двери были оклеены извещениями о лишении прав выкупа заложенного имущества, принудительной продаже с торгов, решениями по бракоразводным делам, отписками лиц, просрочивших уплату налогов на собственность, извещениями о гражданских делах, постановлениями о возбуждении процессов, а также объявлениями о награде за помощь в поимке различных преступников с их фотографиями в фас и в профиль и описанием характерных примет вплоть до особенностей отпечатков пальцев.
Руиз, закончив свой спор с водителем такси, подбежал ко мне, крича:
– Идемте, сударь! Идемте! Нельзя терять ни минуты!
– Черт возьми, господин Руиз, – возразил я, – у нас полно времени. Вы вполне можете изложить ваше дело в прокуратуре, не совершая предварительно забег на сто ярдов.
– Черт возьми, сударь! Вы не поняли! Речь идет не о моей тяжбе с Расчетным Центром; с ней можно подождать и несколько дней. Но я только что узнал: в Уголовном Суде слушается дело чернокожего по обвинению в изнасиловании и убийстве. Это процесс века, сударь; мы не должны его пропустить. Данный случай станет важнейшим прецедентом в анналах хейлар-вейской юриспруденции. В прежние времена толпа линчевала чернокожего прежде, чем его успевали доставить в суд. Теперь в нашей судебной истории произошло нечто совершенно новое, и сюда съехались самые видные юристы со всего Фпореата-Го-Ли. Пойдемте же, сударь!
И я пошел с ним. Руиз галопом мчался по коридорам к большому залу Уголовного Суда, но прежде чем мы попали туда, путь нам преградили трое судебных приставов с дубинками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17