Лицо покрывала нездоровая серая бледность, глаза и щеки ввалились.
— Вы хорошо себя чувствуете, мистер Следж?
— Не хуже, чем обычно. Просто у меня много работы. — Он с улыбкой указал на пол, где стоял поднос с сохнущим хлебом и остывшая тарелка с крышкой. — Я хотел съесть это попозже, — объяснил Следж. — Ваша жена была настолько добра, что принесла мне обед, но я, к сожалению, был слишком занят.
Исхудавшей рукой он указал на стол. С прошлого раза странное устройство выросло. Небольшие элементы из бесценного белого металла и сверкающего пластика вместе со старательно припаянными шинами образовывали продуманную и целостную конструкцию.
Длинная палладиевая игла, вращавшаяся на алмазных подшипниках, была, подобно телескопу, снабжена угловыми шкалами и нониусами; в движение ее, как и телескоп, приводил моторчик небольшой мощности. Вогнутое палладиевое зеркальце у основания отражало такое же зеркало, укрепленное на чем-то отдаленно похожем на электрический преобразователь. Массивные серебряные шины вели к пластиковому ящичку с верньерами и индикаторами на крышке, а еще — к свинцовому шару диаметром сантиметров в тридцать.
Старик был поглощен работой и явно не расположен к беседе, но Андерхилл, вспомнив черный силуэт за новым окном своего нового дома, почувствовал странное нежелание покидать этот рай, где не было гуманоидов.
— Над чем вы работаете? — решился он спросить.
Старик Следж взглянул на него темными возбужденными глазами и, наконец, ответил:
— Над своим последним проектом. Хочу измерить постоянную кванта родомагнетизма.
Его хрипловатый усталый голос явно давал понять, что он не желает развивать ни эту тему, ни разговор вообще, однако Андерхилл, преследуемый видением черного блестящего раба, ставшего хозяином, не сдавался.
— А что это за иммунитет?
Старик сидел, склонившись над столом, мрачно глядел то на длинную блестящую иглу, то на свинцовый шар и не спешил отвечать.
— Эти чертовы роботы! — взорвался Андерхилл. — Они разорили меня и, в довершение всего, забрались в мой дом. — Он заглянул в темное, морщинистое лицо старика. — Вы, конечно, знаете о них больше, так скажите, есть ли способ избавиться от них?
Спустя полминуты задумчивые глаза старика оторвались от свинцового шара, а лохматая голова кивнула.
— К этому я и стремлюсь.
— Могу я вам помочь? — Андерхилл почувствовал внезапную надежду. — Я сделаю все, что в моих силах.
— Возможно, и сможете. — Запавшие глаза внимательно смотрели на него. — Если знакомы с такой работой.
— Я учился в политехническом, — напомнил Андерхилл. — В подвале у меня есть мастерская, а эту модель я построил сам. — Он указал на изящный кораблик, висящий над камином. — Я сделаю все, что в моих силах.
Еще не закончив, он почувствовал, как искра надежды гаснет под напором волны сомнений. Почему, хорошо зная везучесть Авроры на жильцов, он должен верить этому старому бродяге? Самое время вспомнить старую игру и начать пересчитывать бессмысленную ложь на очки. Он встал со стула, цинично разглядывая ободранного старца и его фантастическую игрушку.
— Впрочем, что тут говорить? — буркнул он неожиданно резко — Вы меня почти убедили. Я бы действительно многое отдал, чтобы от них избавиться, но откуда вы знаете, что сможете это сделать?
Усталый старик задумчиво смотрел на него.
— Я должен уничтожить их, — сказал он наконец. — Ведь я тот несчастный глупец, который вызвал их к жизни. Да, я хотел, чтобы они служили, слушали и берегли людей от бед. Высший Закон — это моя идея. Я не знал, к чему это приведет.
V
Сумерки постепенно заполняли обшарпанную комнатку, густея в запыленных углах, ложась на пол. Очертания фантастической аппаратуры на кухонном столе становились все более размазанными, нереальными, пока последний луч света не сверкнул на белой палладиевой игле.
Город казался удивительно тихим. На другой стороне улицы гуманоиды бесшумно строили новый дом. Они никогда не переговаривались друг с другом, поскольку каждый точно знал, что делает другой. Их необычные строительные материалы тихо соединялись между собой, не было слышно ни стука молотка, ни визга пилы. Маленькие ловкие фигурки уверенно двигались в наступающих сумерках, ступая тихо, как тени.
Сгорбившись на высоком стуле, усталый и постаревший Следж начал рассказывать. Андерхилл вновь осторожно уселся на шаткий стул и смотрел на руки Следжа, жилистые и загорелые, когда-то умелые и сильные, а сейчас — трясущиеся и беспокойные.
— Держите все это при себе. Я расскажу вам, как все это началось, чтобы вы знали, что делать, но не говорите об этом слова вне этих стен: гуманоиды хорошо умеют удалять из памяти плохие воспоминания и намерения, которые могли бы угрожать Высшему Закону.
— Они очень эффективны, — с горечью согласился с ним Андерхилл.
— В том-то и дело, — ответил старик. — Я хотел создать совершенную машину, и это получилось у меня слишком хорошо. Вот как это было.
Жалкий худой старик, сгорбленный и усталый, рассказал свою историю:
— Шестьдесят лет назад я читал теорию атома в техническом колледже на южном континенте планеты Винг-IV. Я был холостяком, идеалистом, невеждой в вопросах жизни, политики и войны, короче, во всем, кроме теории атома. — Морщинистое лицо озарилось печальной улыбкой. — Пожалуй, я излишне верил в науку и недостаточно — в людей. Я не доверял эмоциям, поскольку не имел времени ни на что, кроме науки. Поддавшись моде на семантику, я хотел использовать научные методы в любой ситуации, упростить опыт до математической формулы. Думаю, меня раздражали человеческие ошибки и невежество. Я считал, что наука как таковая может привести мир к совершенству.
Какое-то время он сидел молча, глядя на бесшумные черные силуэты, которые, словно призраки, сновали вокруг растущего, как во сне, дворца.
— Потом я встретил девушку. — Старик слабо пожал плечами. — Если бы жизнь пошла по-другому, мы, вероятно, поженились бы, поселились в небольшом спокойном городе и дождались бы детей, и никаких гуманоидов не было бы.
Он тяжело вздохнул.
— Я как раз кончал работу о получении изотопов палладия — так, ничего особенного, но мне было интересно. Она была биологом, но собиралась после свадьбы бросить работу. Думаю, мы были бы счастливой парой, самой обычной и безвредной. Но началась война: с самого начала колонизации планеты люди непрерывно воевали. Я провел ее в секретной подземной лаборатории, конструируя боевых роботов, а она вызвалась добровольцем на производство биотоксинов.
Из-за несчастного случая несколько новых вирусов оказались на свободе, и все члены группы умерли в муках. Я остался один со своей наукой и скорбью, не дававшей мне покоя. Война кончилась, и я вернулся в колледж, получив субсидию на военные исследования. Тема была чисто научной: теоретические исследования внутриядерных сил; тогда их понимали неверно. От меня не ждали нового оружия, и я сам не заметил, как изобрел его.
Это было всего лишь несколько страниц трудной математики. Новаторская теория строения атома с новой формулой для одного из факторов сил притяжения. Тензоры смотрелись как безвредная абстракция. Я не видел возможностей проверки теории или использования предсказываемой силы, и военные власти согласились на публикацию моей работы в небольшом техническом журнале, который издавал наш колледж.
На следующий год я сделал ужасное открытие — понял значение этих тензоров. Элементы триады родия неожиданно оказались ключом к использованию небывалой силы. К сожалению, работу мою перепечатали за границей, и несколько других ученых примерно в то же время сделали то же несчастное открытие.
Война, начавшаяся неполный год спустя, была, вероятно, результатом несчастного случая в лаборатории. Люди не могли предвидеть возможностей родомагнитных лучей, дестабилизации тяжелых атомов, и по несчастливому совпадению взлетел на воздух запас тяжелых металлов. Взрыв убил неосторожного экспериментатора, но причина его была понята неправильно.
Уцелевшие военные силы этой страны ответили предполагаемому агрессору родомагнитными лучами, в сравнении с которыми древние бомбы казались детскими игрушками. Луч мощностью несколько ватт расщеплял на расстоянии тяжелые металлы в электрических приборах, серебряные монеты в карманах, золотые пломбы на зубах и даже йод в щитовидной железе. А если этого было мало, более мощные лучи могли взрывать залежи металлов под землей.
Все континенты Винг-IV были изрезаны расщелинами более глубокими, чем океанские впадины, и покрыты новыми вулканическими горами. Атмосфера была заражена радиоактивной пылью и отравляющими газами. Густой дождь нес с собой смертоносную грязь. Почти все живое погибло, даже в убежищах.
Я же вновь уцелел, сидя в подземном бункере и конструируя на этот раз новые типы боевых роботов, движимых и управляемых родомагнитными лучами, поскольку война стала слишком быстрой и убийственной для обычных солдат. Убежище располагалось в районе легких скал осадочного происхождения, их было нелегко взорвать, и его помещения были экранированы от расщепляющих лучей.
Однако дух мой был сломлен, и я едва не лишился рассудка. Из-за моего открытия вся планета лежала в руинах. Меня мучило непреодолимое чувство вины, и я окончательно потерял веру в добро и правоту человека.
Я хотел исправить зло, которое причинил. Сражающиеся роботы, вооруженные родомагнитным оружием, опустошали планету, поэтому я начал разрабатывать роботов, которые могли бы уничтожить пепелища и поднять все из развалин.
Я пытался спроектировать их так, чтобы они подчинялись неким универсальным моральным законам и не могли участвовать в войне или какой-либо преступной деятельности, направленной против человека. Это было весьма сложно технически, а кроме того, дополнительные сложности ждали меня со стороны нескольких политиков и военных, которые ждали от меня совершенно других роботов: хотя на Винг-IV уже не за что было воевать, оставались еще другие планеты — спокойные, счастливые и пригодные для грабежа.
В конце концов, чтобы закончить работу, мне пришлось исчезнуть. Я бежал на экспериментальном родомагнитном воздушном корабле вместе с парой лучших роботов, которых мне удалось сделать, и мы добрались до континента, где взрывы подземных залежей уничтожили все население.
Приземлились мы на ровном плато, окруженном со всех сторон высоченными новорожденными горами. Не очень-то приветливое место. Сожженную землю покрывал толстый слой черного шлака и ядовитой грязи, темные крутые склоны вокруг были изрезаны расщелинами и залиты лавой. Самые высокие пики покрывал снег, но вулканические кратеры по-прежнему извергали смертоносную магму. Все имело цвет огня и форму фурий.
Приходилось принимать необычайные меры предосторожности, чтобы остаться в живых. Я не выходил из корабля, пока не была готова защищенная экранами лаборатория, носил специальный защитный комбинезон и маску, принимал всевозможные лекарства от лучевой болезни. И все-таки был очень болен.
Однако роботы чувствовали себя как дома. Излучение им не вредило, ужасный ландшафт не угнетал, они ведь не были живыми существами. Именно там, в этом чужом и непригодном для жизни месте, родились гуманоиды.
Сгорбленный в мертвенно-бледный старик на минуту умолк. Измученным взглядом он мрачно разглядывал снующие на другой стороне улицы фигуры — они все строили удивительный, флуоресцирующий в темноте новый дворец.
— Я тоже чувствовал там себя, в некотором смысле, как дома, — задумчиво продолжал глубокий хриплый бас. — Я потерял веру в людей. Окружив себя роботами, я перенес на них свои надежды, был полон решимости создать еще лучших роботов, противостоящих человеческим недостаткам и способных спасти человека от него самого.
Гуманоиды стали любимым детищем моего больного разума. Нет нужды описывать муки, в которых они рождались. На этом пути были ошибки и заблуждения, страдания и сомнение. Прошло несколько лет, прежде чем на свет появился первый совершенный гуманоид.
Теперь подошло время для строительства Центра, поскольку все гуманоиды должны были являться лишь представителями единого могучего искусственного мозга. Именно это открывало возможность достижения истинного совершенства. Старые электронные роботы с индивидуально управляемыми мозгами и собственным плохоньким питанием имели врожденные конструктивные ограничения. Поэтому они были глупыми, слабыми, неуклюжими и медлительными. И что хуже всего — так мне тогда казалось — они позволяли людям манипулировать собой.
Центр исключал все эти недостатки. С помощью родомагнитных лучей каждый робот получал неисчерпаемую энергию от могучих ядерных электростанций. Управляющие лучи давали ему абсолютную память и непревзойденный интеллект. И что лучше всего, так я тогда считал, Центр был полностью защищен от вмешательства человека.
Я спроектировал целую систему для защиты Центра от последствий человеческого эгоизма или фанатизма. Он был создан для того, чтобы автоматически обеспечить человечеству безопасность и счастье. Вы знаете Высший Закон: «Служить, слушать и беречь людей от беды».
Старые, традиционные роботы, которых я с собой привез, помогли мне создать отдельные части, и я собственными руками собрал первые секции Центра. На это ушло три года. Закончив, я выпустил в жизнь первого гуманоида.
Следж печально посмотрел на Андерхилла.
— Он казался мне подлинно живым существом, — продолжал неторопливый, глубокий голос. — Живым и более совершенным, чем человек, ибо был создан, чтобы защищать жизнь. Больной и одинокий, я чувствовал себя отцом живого существа, существа совершенного, навсегда освобожденного от соблазна зла.
Гуманоиды действительно соблюдали Высший Закон. Первые экземпляры собирали следующие, началось строительство подземных фабрик для массового производства. Их новые корабли сыпали металлы и песок в атомные печи на спаленных равнинах и новые совершенные гуманоиды, сериями выходили из темноты автоматизированных форм.
1 2 3 4 5 6 7