Жанна (выдергивает руку). Оставь меня.
Дантон . Мы, здесь сидящие вчетвером, давно мертвецы, Жанна. Разве ты этого не знаешь? Мы только грезим о жизни. Прислушайся к словам, к звуку голоса, взгляни на солнечный свет. Ты слышишь, – голос звучит издалека? Все сон.
Геро . Поэтому – да здравствует вино и любовь!

Входит Л а к р у а . Садится невдалеке у столика, опирается на трость и озабоченно смотрит на Дантона.

Дантон . Вино и твоя горячая кожа, Жанна, это пленительный обман.
Лакруа . Добрый день, Дантон.
Дантон . А, добрый день, добрый день, Лакруа!
Лакруа . После того, что говорят о тебе в клубах, не стоило бы на глазах у всего Парижа пьянствовать с девчонками. Сейчас вон там, у ворот, двое рабочих показывали на тебя пальцами.
Жанна . Нам, может быть, лучше уйти?
Розалия . Скажите, мы сейчас же уйдем.
Дантон . Сидите и пейте вино. Лакруа, ты сел и мрачно завернулся в тогу. Ну, бросай меня с Тарпейской скалы. …бросай меня с Тарпейской скалы. – В Древнем Риме с Тарпейской скалы (отвесного утеса на Капитолийском холме в Риме) сбрасывали осужденных на смерть преступников.

Жанна, хочешь – умрем вместе, – ведь и это будет тоже только сон: вино, поцелуи и смерть.
Жанна . Я сейчас заплачу…
Лакруа . Будь добр, на минутку.

Дантон встает и подсаживается к нему.

Сообщение крайней важности. Я только что из клуба якобинцев. Лежандр призывал к избиению франтов и богачей. Колло д'Эрбуа требовал назвать имена. Лионцы прочли чудовищную прокламацию, с нее так и валились сгустки крови. Все это дало Робеспьеру прекрасный повод спустить собак.
Дантон . На кого?
Лакруа . На тебя.
Дантон . Ого, так он все же осмелился?
Лакруа . Они сами в панике, дрожат за собственную шкуру. Им нужно плеснуть в глаза народу такой кровью, чтобы вся Франция затрепетала, иначе Комитет общественного спасения попадет на фонарь. Им нужно отрубить очень тяжелую голову.
Дантон . Они не посмеют.
Лакруа (всплескивая руками). Ты спишь, ты болен? Они все посмеют. Их несет поток революции, они уничтожают все, что становится им на пути. Разве ты не понял до сих пор, что только тот овладевает революцией, кто впереди нее, кто предваряет ее замыслы, ее вожделения. Робеспьер овладел революцией, потому что он впереди нее. Он летит вперед, как голова чудовищного потока. Но ты, Дантон, остановился среди волн и надеешься, что они разобьются о твое подножке. Тебя сомнут, и опрокинут, и растопчут без сожаления. Народ выдаст тебя как отступника. Ты мертвая реликвия.
Дантон . Народ – как дитя. Чтобы узнать, что скрыто внутри вещи, он ее разбивает. Чтобы увенчать гения, он должен его сначала замучить. Старая истина. Хочешь вина?
Лакруа . Робеспьер построил обвинение на том, что ты, изменив республике и народу, бросился в спекуляцию и в разврат. Во время голода в Париже ты задавал пиры.
Дантон . Во всяком обвинении есть доля истины. Вообще, Лакруа, ты говоришь сегодня, как Сократ. Ты едва не заставил меня быть серьезным. Жанна, иди сюда, оставь Геро. (Сажает Жанну на колени.) У тебя нет истинной философской мысли, девочка. Тебе нравится красивый профиль, томный взгляд, тонкие руки: от всего этого еще больнее, девочка. Чем красивее тот, кого ты любишь, тем ты больше будешь страдать. Слушай, я научу тебя, как нужно любить. Люби уходящее солнце, – оно страшное, огромное, заливает кровью полнеба, и в небе начинаются чудеса заката. Люби солнце в минуту смерти. Люби смертельно раненного льва, – перед смертью он кричит так, что далеко, далеко страусы прячут голову в песок и у крокодилов начинается нервная икота от Геро. Браво, это очень мило сказано.
Дантон . Что? Да, я полагаю, что можно было кой-чему научиться за четыре года революции.

Входят Камилл и Люси. Камилл подходит к Дантону и кладет руку на плечо.

Камилл . Я только что говорил с Робеспьером. Дантон встает и идет вместе с Камиллом к Люси, целует ее руки.
Дантон . Прекрасная Люси, гордость Парижа. Украшение республики.
Люси. Я смертельно волнуюсь, Дантон.
Камилл . Робеспьер мне сказал, что ради сохранения республики он пожертвует всем. Собою, братьями, друзьями.
Люси . Он говорил холодно, сквозь зубы, он был страшно бледен.
Камилл . Дантон, ты должен к нему пойти.
Дантон . Мне идти к Робеспьеру. Зачем?
Люси . Вы должны снять с себя обвинение. Вы не имеете права рисковать собой, вы не имеете права рисковать головой моего мужа.
Камилл . Люси!
Люси . Я говорю как женщина; быть может, это преступно. Мой муж мне дороже света, дороже республики.
Камилл . Люси, о чем ты говоришь!
Люси . Дантон, Дантон, спасите его! (Бросается перед ним на колени.)
Дантон . Дорогая моя Люси, я сделаю все, только бы ваши глазки не наливались слезами.
Люси . Благодарю, благодарю вас.
Камилл . Ты, значит, решил увидеться с ним?
Дантон . Я обещал твоей жене. (Возвращается к столикам.)

Камилл и Люси уходят.

Лакруа . Ты решил пойти к нему?
Дантон . Да.
Лакруа . Ты сошел с ума: тебе идти к Робеспьеру, признать свое бессилие, просить милости? Ты сам подписываешь себе смертный приговор.
Дантон . Да, кажется. Я задушу этого человека, если он мне слишком станет противен. Где мой стакан?
Розалия . Что с тобой, у тебя совсем холодные руки?
Жанна . О, я что-то начинаю понимать.
Дантон . Ровно за четверть минуты до смерти ты поймешь все. Теперь не стоит трудиться, пей. Черт возьми, сколько времени мы потеряли на глупые разговоры. Политика никогда ни к чему доброму не приводит. (Смотрит на часы.) Через час я вернусь. Девочки, ждите меня.
Лакруа (идя за Дантоном). Могу я проводить тебя?
Дантон . Ты хочешь занести в мемуары день и час, расположение звезд, солнца и луны, – когда свершилось историческое событие: великий Дантон взял обеими руками свою ногу и поднял ее на ступеньку дома, где жил Робеспьер. (Хохочет.)


Занавес


Картина пятая

Комната Робеспьера. Простая, строгая обстановка, очень чисто. Полки с книгами и рукописями. Повсюду портреты и бюсты Робеспьера. Робеспьер у письменного стола. Дантон стоит перед ним, сложив на груди руки.

Робеспьер . Враги республики еще не истреблены, на место казненных появляются новые. Время успокоения еще не наступило.
Дантон . Самообман, кровавый мираж – враги! Уничтожь все население Франции, и последний человек тебе покажется самым страшным врагом. Гильотина работает – враги плодятся. Это дьявольский круг. Террор должен кончиться.
Робеспьер . Не только прекратить, – на один день мы не можем ослабить террора. Революция не кончена.
Дантон . Ложь! Когда пали жирондисты и федераты, Когда пали жирондисты и федераты… – Народное восстание 31 мая – 2 июня 1793 г. лишило власти жирондистов и федералистов (а не федератов). Жирондисты стремились превратить Францию в федерацию департаментов. Федералистами называли вообще противников якобинцев.

во Франции не осталось больше врагов. Революция кончена.
Робеспьер . Когда мы отрубили головы жирондистам и федератам, – только тогда и началась революция.
Дантон . Борьба за власть.
Робеспьер (пожимает плечами). Ты был последним романтиком, героем парижской черни, штурмующей дворцы королей. Ты был ослеплен красными огнями народного карнавала. Да, ты любишь революцию, бунт, опьянение, кровь, факелы, лязг сабель…

Дантон издает рычание. Разжимает руки, но вновь их стискивает на груди.

И вот кровавый карнавал окончен, ты пресытился и устал, и ты не видишь, что в стране, пережившей праздник революции, настали трезвые и суровые будни. Начало длительной и беспощадной борьбы за действительное равенство, свободу и братство.
Дантон . Народу нужен мир. Франция стонет от твоих теоретических формул. Ты – схоластик. Франция хочет жить.
Робеспьер . Народу нужно изжить огромную толщу многотысячелетней несправедливости. Покуда возвышается хотя бы одна голова, народ не перестанет бороться за священное равенство. Только равенством социальным, уничтожением классов, сословий, равным распределением труда, упразднением богатств мы достигнем счастья – то есть братства, и духовного просветления – то есть свободы. Франция станет второю Спартой, Франция станет второю Спартой. – В революционной Франции сильно сказывалось увлечение древнегреческой и древнеримской историей. Древнегреческое государство Спарта славилось строгостью нравов и справедливостью законов.

но Спартой без рабов. Настанет золотой век справедливости и высшей добродетели.
Дантон . Ты надеешься дожить до этого времени?
Робеспьер . Нет, золотого века справедливости я не увижу.
Дантон . Но ты веришь в него?
Робеспьер . Да, я верю.
Дантон (захохотал) Ты все еще веришь, что вот из этой комнаты дергаешь за ниточки марионеток революции, передвигаешь тысячелетние пласты, направляешь человеческие волны, строишь храм золотому веку. Ты постиг исторические законы, выводишь формулы, вычисляешь сроки. Математика, логика, философия! До чего самонадеян человек! Когда ты идешь по улице в чистеньком сюртучке, строгий учитель революции, обыватели показывают на тебя пальцами: «Вот великий Робеспьер, депутат из Арраса, вот Неподкупный, он отрубит головы всем булочникам и даром раздаст нам хлеб». Но – берегись! В тот час, когда ты ошибешься в формуле, в одной только цифре, и окажется, что булочников вешать не нужно, толпа тебя растерзает и наплюет тебе в кишки. Не ошибись, Робеспьер!
Робеспьер . Ты выдаешь себя с головою: ты сердишься. Вот именно – такие люди, как ты, жадные до наслаждения, любят революцию, как любовницу, и, когда пресытились, отшвыривают ее пинком. Такие, как ты, ненавидят в революции логику и нравственную чистоту. Да, может быть, я ошибусь и погибну, но я до конца буду бороться за справедливость, я не перестану верить в высший разум революции. Мы с тобою люди различных эпох. Ты был нужен вначале. Мирабо поджег, Дантон раздул пламя революции. Мирабо поджег, Дантон раздул пламя резолюции. – Граф Мирабо Оноре-Габриель-Рокетта (1749–1791) был избран депутатом Генеральных штатов и Национального собрания от третьего сословия Прованса, был вождем либеральной крупной буржуазии, выступал за создание конституционной монархии. В начале революции был самой популярной личностью, однако после его смерти была обнаружена его связь с королевским двором и установлено, что он получал от роялистов крупные суммы денег. После смерти Мирабо главным обличителем монархии стал Дантон.

Тогда были нужны герои, безумцы и романтики. Но сейчас герои – это народ, нация, человечество. Личность, утверждающая себя, – преступна. Я повторяю, во имя великого равенства ты должен забыть самого себя, Дантон. Раздай богатство, подави в себе пороки и чувственность, перестань быть Дантоном. Я откровенно говорю с тобой. Твои заслуги велики. Было время, когда ты, как Атлант, взвалил на плечи Францию и вынес ее из бездны. Я следил за тобой, я многого опасался, – мои опасения оправдались. Ты лежишь сейчас, объевшись кровью и мясом, твой гений, твоя сила ушли в наслаждение пищеварения, твой дух погас. Ты утвердил самого себя. Скоро, скоро твое тело начнет издавать отвратительное зловоние. Дантон, бывают времена, когда самоутверждение – государственная измена.
Дантон . Или ты сошел с ума, или ты пьян? Как ты говоришь со мной? Что ж, думаешь, я пришел к тебе просить пощады?
Робеспьер . Да, Дантон, ты пришел просить пощады.
Дантон . Я растопчу и тебя и весь Комитет, как гнилую редьку! За моей спиной вся Франция.
Робеспьер . Ты ошибаешься. За твоей спиной…
Дантон . Что?
Робеспьер . За твоей спиной – палач.
Дантон (захохотал). Палач! Ты в этом уверен? Да, ты смелый человек, Робеспьер. Слушай. Ты когда-нибудь вдумывался в слово: жизнь? Вот видишь, я хочу жить. Не мешай мне, не заставляй меня опять пачкать рук. Я не хочу больше крови, меня мутит от убийств. Ты хочешь, чтобы я не совался в твои теории, ты один хочешь быть диктатором. Будь, черт с тобой! Но оставь в покое революцию,>не вонзай глубже шпоры, ты уже и так пропорол ей брюхо.
Робеспьер . Итак, беседа наша исчерпана. (Встает и открывает дверь.) Прошу.
Дантон (подходит к Робеспьеру, берет его за отвороты сюртука). А ты никогда не думал, что можно гораздо проще повернуть колесо истории?
Робеспьер (холодно). Этого ты не сделаешь.
Дантон . Не посмею?
Робеспьер . Да, не посмеешь.

Входит Сен-Жюст .

Сен-Жюст . Ты не один?

Дантон отпускает Робеспьера.

Робеспьер . Сен-Жюст, не уходи.
Дантон . Мы встретимся в Конвенте. (Уходит.)
Робеспьер (Сен-Жюсту). Ты пришел вовремя, я задыхался, это грязное животное дышало на меня похотью и гнилью. Сен-Жюст, а если скажут, что он бросал слишком большую тень на меня? Исполин, великий Дантон! Но ведь ты веришь мне? Ты понимаешь – я должен быть неумолимым.
Сен-Жюст (холодно). Я верю тебе, Робеспьер.
Робеспьер . Слушай, мне представляется: из его отрубленной шеи должно хлынуть столько крови, столько крови! Разве за этим я шел к власти? Я просыпаюсь на заре и слушаю, как щебечут птицы, я начинаю думать о тех безумно счастливых людях, у кого в руках будет лишь сноп и серп. Я вижу тенистые рощи, веселых детей, прекрасных женщин, мужей, идущих за плугом. И никто уже не помнит, что эти роскошные луга когда-то заливались кровью. Во имя этого мира, Сен-Жюст, я приношу в жертву самого себя. Я отрываюсь от видений, протягиваю руку, нащупываю лист бумаги, список тех, кто на сегодня должен быть казнен. Я не могу остановиться, я должен идти вперед. Каждое утро земля Франции обагряется кровью моего сердца.
Сен-Жюст. Ты мог бы и не оправдываться передо мною.
Робеспьер . Но даже в квартале Сент-Антуан рабочие ворчат, видя тележки с осужденными. Ожидание и ужас охватили весь город. Многие доносят на самих себя. Мы рубим головы чудовищу, на место отрубленных голов вырастают сотни новых. Контрреволюция охватила всю Францию, как чума. Взгляни любому в глаза, – искры безумия у всех, у всех. День торжества отделяют от нас трупы, трупы, трупы.
Сен-Жюст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74