Пойдем гулять.
- На минуту в Отцовский заскочим, а потом - в центр, - сказал Саша
Алику. Они шли по Красноармейской - элегантный молодой человек спортивного
типа и его юный друг, одетый значительно скромнее. Свернули в тихий уже
заросший молодой яркой травой Отцовский.
У дома номер семь Саша картинно - как и требовало новое одеяние,
облокотившись о палисад, обратился к женщине, которая энергично работала
лопатой - вскапывала огород.
- Можно вас спросить, мамаша?
Женщина разогнулась и оказалась яркой молодицей.
- Что тебе, сынок?
- Извини, сестренка, - вальяжный стиль роскошного молодого человека
был сбит одним ударом, и потому он говорил уже просительно: - Тут старичок
проживает, Михаил Семенович. Можно его повидать?
- Семеныча-то? Да навряд ли. Уехал он.
- А мы с ним договорились... Как же это он?
- Ни свет ни заря. Меня разбудил, говорит: "К снохе поеду в Ногинск.
На огороде помочь просит". Через десять дней обещал быть.
- Жаль. Он мне позарез нужен.
- А я заменить его не могу? - игриво спросила молодица.
Саша отчаянным глазом осмотрел ее и сказал задумчиво:
- А что ж... Есть над чем подумать...
- Думай не думай, солдатик, сто рублей - не деньги. Зачем тебе
думать-то? - до ужаса рисковой была молодица - уже знала, что понравилась.
- Умный потому что, - ответил, чтобы ответить Саша, и спросил
нахально, вспомнив свой неземной красоты наряд: - Звать-называть как тебя
буду?
- Нинель, - назвалась озорница.
- Лучше Нинон, - задумчиво поправил ее Саша. - Я буду звать тебя
Нинон. Жди меня через пару деньков, Нинон.
- А сегодня что же?
- Сегодня дел по горло, - с искренним огорчением объяснил Саша. -
Сегодня мне гулять положено.
- Тогда гуляй отсюда, - грубо посоветовала Нинон и взялась за лопату.
Саша в неопределенности еще немного потоптался у забора, а потом, махнув
рукой, заявил горько Алику:
- Нас не поняли, дружок. Пойдем искать по свету, где оскорбленному
есть чувству уголок.
Уголок они искали на привычном пути: Ленинградское шоссе, улица
Горького, Пушкинская площадь.
- Не пойду! - свистящим шепотом кричал Алик и вырвался. А Саша за
руки тянул его в "Асторию".
- Да ты что, дурачок! Такой сегодня день! Посидим, поедим.
- Я не голоден.
- Ты жульен когда-нибудь ел?
- А что это такое?
- Из интеллигентной семьи, а село! - весело изумился Саша и затолкал
слабо сопротивляющегося из-за обнаруженного вдруг собственного невежества
Алика в ресторанный подъезд.
- Мест нет! - строго предупредил швейцар.
- Нам найдут, - беспечно ответил Саша.
- И вашему товарищу рановато по ресторанам-то...
- В самый раз, - отрубил Саша и нехорошо глянул на швейцара: сквозь и
одновременно как бы мимо.
Взгляд этот означал, что Саша уже не видит перед собой человека, а
видит он всего лишь препятствие, которое ему, солдату, позволено
преодолевать любым способом. Любым. Поняв, что далее препятствовать без
риска невозможно, швейцар возгласил:
- Прошу!
- Может не пойдем? - нудил Алик.
- Да замолчи ты!
В зале Саша заметил знакомого официанта и поманил его пальцем. Тот на
миг задумался, узнал, подбежал.
- Столик на двоих, закуску, жульены, двести пятьдесят.
Гриша окинул критическим взором Алика, но возражать не стал: усадил
за малый стол у колонны, расставил приборы и исчез.
- Нравится тебе здесь? - спросил Саша.
- Нет.
- Почему?
- Не ко времени все это.
С подносом примчался Гриша.
- А вот Алику не нравится у вас, Гриша, - игриво сказал Саша.
- Кому что, - бесстрастно заметил Гриша. - Кому шашлык, а кому манная
каша, кому сто пятьдесят, а кому молоко через соску.
- Не хами, - предупредил Саша.
- Вы спрашиваете, я отвечаю, - Гриша, разговаривая, умело расставил
принесенное и пожелал: - Приятного аппетита!
Саша налил себе рюмку, поднял ее.
- За ребят, сделавших то, что мне сделать не довелось, - и выпил.
- Гражданин! - прозвучало за его спиной. - Приводить
несовершеннолетних в ресторан в вечернее время строго запрещается.
Саша поставил рюмку на стол и поднял глаза на метрдотеля!
- А! Аполлинарий! Ты за Алика не беспокойся. Он взрослый. И умный.
Умнее и образованнее нас с тобой.
- Гражданин! Я повторяю еще раз... - начал было опять Аполлинарий
Макарович, но осекся, потому что Саша, вытянув ноги и слегка отъехав
креслом по натертому полу, засунул руки в карманы брюк. От этого
незастегнутый бежевый пиджак разошелся, приоткрыл поблескивавшую в
обильном свете ручку парабеллума.
- Аполлинарий! - упирая на двойное "л", произнес Саша. - Жена,
наверное, Полей зовет? Так вот что, Поля. Я - нервный, я - контуженный, я
за себя не ручаюсь. Мысль моя ясна?
Аполлинарий Макарович, чтобы окончательно не пасть в собственных
глазах, просто молчал.
- Тогда иди, - предложил ему Саша, но вспомнил вдруг: - Да твой
приятелек Семеныч сегодня здесь появлялся?
- Я не знаю никакого Семеновича! - сделал заявление Аполлинарий.
- Вот что, ресторанная падла, - тихо сказал Саша. - Тебя вежливо
спрашивают, и ты должен отвечать вежливо, кратко и правдиво. Ну!
- Его сегодня не было, - выдавил из себя Аполлинарий Макарович.
- Видишь, как все просто? А ты, глупый, боялся. Ну, ходи ножками.
Аполлинарий ходил ножками. Глядя на него, Алик спросил с отвращением:
- Зачем мы здесь, Саша?
- Теперь только за тем, чтобы поужинать, - ответив, Саша налил себе
вторую рюмку. - За удачу, Алик.

Опять была улица Горького. Из въезжей арки, недалеко от "Грузии"
навстречу Алику и Саше вышли трое.
- Мужик, - обратился один из них к Саше. - Можно тебя на минутку?
Двое, ласково взяв Сашу под руки, повели его в подворотню, а третий,
несильно толкнув Алика в спину, предложил:
- Иди. Он тебя догонит. - И кинулся следом за остальными.
- Саша! - отчаянно закричал Алик, вбежал в арку и уже во дворе
столкнулся с обернувшимся на шум шагов третьим.
- Я же сказал: он тебя догонит! - раздраженно повторил третий и вдруг
стал мягко оседать на землю. Алик, перепрыгнув через него, бросился
дальше. В глубине двора стояла "эмка" и несколько человек рядом с ней.
- Саша! - еще раз крикнул Алик.
- Да успокойся ты, Алик! Все в порядке, - раздался веселый Сашин
голос, а другой голос - начальственный, спросил:
- Кто это?
- Мой друг, Алик, иди сюда, знакомься.
Алик подошел. Стояли те двое, что увели Сашу, Саша и подполковник
милиции в полной форме. Все молча пожали Алику руки.
- А где Малявин? - вдруг вспомнил подполковник.
- Я здесь, товарищ подполковник, - жалобным голосом обнаружил себя
тот, третий, и приблизился, обеими руками держась за живот.
- Вы заболели, Малявин? С желудком что-нибудь?
- Да вот паренек устроил, - обиженно сказал Малявин.
- Паренек чемпион Москвы по боксу, - объяснил Саша.
- Среди юношей, - скромно уточнил Алик.
- Всегда-то тебе повезет, Малявин, - позавидовал кто-то и все
заржали.
- Алик, нам с Сашей надо поговорить, - сказал подполковник. - Ты
побудь здесь с ребятами, а мы в машине поговорим. Ладно?
- Ладно, - солидным басом согласился Алик.
- И поучи пока, пожалуйста, наших оперативных работников не
пропускать ударов. Даже если это удар чемпиона Москвы, - добавил
подполковник, открыл дверцу "эмки" и, пропустив вперед Сашу, вслед за ним
влез в кабину.
- Как это ты меня? - спросил пришедший в себя Малявин.
- Элементарно. Левый крюк в печень.
В темной утробе кабины они как по команде откинули головы,
расслабились.
- За вчерашний день твой отчет я прочитал. А что ты сегодня делал? -
спросил подполковник.
- Растрату. Совершил должностное преступление: из добытых шантажом
подотчетных денег малость истратил на приличный гражданский костюм.
- Этот? - подполковник пощупал материю на пиджаке.
- А ничего себе пиджачок, да?
- В темноте не видно. А еще что?
- Пушку показывал. Семеныча искал. Чтобы знали все: пусть мне не
попадаются.
- Не перебрал?
- В самый раз. Играть не надо: фронтовик без тормозов, что и есть на
самом деле.
Уютно было в "эмке". Добродушно урчал на малых оборотах мотор,
светился приборный щиток, жила бурной самостоятельной жизнью включенная
полевая рация.
- Много успел, - грустно заметил подполковник.
- Я старался, - настороженно ответил Саша.
- О чем мы тебя просили? - задал вопрос подполковник и сам на него
ответил: - Наблюдать, регистрировать преступную активность возможных
участников грабительских акций. Собирать информацию.
- Ну, а я что делаю?
- В принципе ты нарушаешь социалистическую законность, - устало
констатировал подполковник, - а методы твои, мягко говоря, слегка отдают
анархизмом.
- С врагом у меня метод один: давить, чтобы врага не стало.
- Здесь не враги, капитан. Здесь твои сограждане. Запутавшиеся,
преступившие закон, не лучшие граждане нашей страны, каждому из которых,
заметь - каждому, мы обязаны дать возможность исправить свою жизнь.
Саша помолчал, посопел гневно и сказал вежливо:
- С большим удовольствием прослушал вашу лекцию. Вмиг открылись
глаза. А теперь разрешите вопросик: мы обязаны дать возможность исправить
свою жизнь и тому поганому убийце, которого ищем?
- Ну, о нем разговор особый... - начал было подполковник, но Саша
перебил, задыхаясь от ярости:
- Вот это правильно! У меня с ним будет особый разговор.
- Не перебивайте старших по званию. С сегодняшнего дня вы будете
действовать строго по моему приказу.
- Товарищ подполковник, разрешите напомнить, что я не служу в
милиции.
- Вы откомандированы в мое распоряжение, капитан.
- Шестой! Шестой! - детским голосом заверещала рация. - Вас вызывает
дежурный по городу. Шестой! Прием!
Подполковник подхватил наушники и микрофон, перевел рацию на
передачу, сказал отчетливо и громко:
- Шестой слушает! Прием!
Перевел на прием и долго слушал, потом сказал: "Вас понял". Снял
наушники, положил микрофон и обратился к Саше:
- Только что опять совершен налет. У нас на путях.
- Что взяли?
- В том-то и дело, что глупость какую-то. Партию пишущих машинок. Что
они с ними делать будут? Машинка - вещь заметная и громоздкая.
- А может, главное было совершить налет, а не брать что-то?
- Демонстрация? Неуловимый Семеныч продолжает действовать? Вполне
возможная вещь. И почерк схож.
Помолчали, подумали, не глядя друг на друга. Внезапно Саша помечтал
вслух:
- Как только кончится война - сразу же в институт.
- В какой? - поинтересовался подполковник.
- В педагогический.
- А у нас педагогикой заняться не желаешь?
- Так вам же мои методы не подходят.
- Нашим методам мы тебя научим, дело не особо хитрое. Нам позарез
нужны люди с чистой и твердой совестью. Люди, не устающие бороться за
правду.
Саша заглянул в усталое лицо подполковника и виновато спросил:
- Я сильно напортачил?
- Есть самую малость, - улыбнулся подполковник. - Ну а теперь...
- После головомойки, добавил Саша, а подполковник продолжил:
- Ну а теперь после головомойки, вернемся к нашим баранам... - и сам
же прокомментировал: - Ах, как было бы хорошо, если наши клиенты были
баранами! Но они не бараны... Сегодня я нарушил свои же инструкции по
необходимости, Саша. Мы проверили всех по твоему списку, а ты должен знать
результаты проверки.
- Кого-нибудь зацепили, товарищ подполковник?
- Семеныч твой у нас в картотеке нарисован еще с двадцатых годов.
- Неужто он?
- Вроде бы да. Но, понимаешь, ощущения у меня, что мелок он для
такого наглого и страшного разворота.
- А Сергей? - глухо спросил Саша.
- Одинцов-то? Одинцов есть Одинцов. С ним полный порядок. Если можно
так сказать про человека, жизнь которого висит на волоске.
- Я не имею права не сказать о нем, но мне очень не хотелось
вставлять его в этот список. А теперь я рад, что он чист.
- Подожди радоваться. Его домохозяйка и сожительница Клава работает
на железнодорожном телеграфе нашей дороги, капитан.
- А если просто совпадение?
- У Клавы нет родственников в Болшеве. Она сирота.
- Так кто же, кто был наверху?
- Узнаем, капитан, через неделю. Через неделю в Истру поступит
информация о таком грузе, что они все вылезут на него. Запомни: ровно
через семь дней - наша главная операция. Ты - со стороны.
- А раньше нельзя?
- Мышеловка должна быть без дыр. А у меня нет людей, капитан. Только
через неделю обещали дать.
- Это все понятно. А что мне семь дней делать?
- Деньги еще остались? Ну и гуляй на них!
- Вот такую работу люблю! - восторженно объявил Саша, пожал
подполковнику руку и, выскочив из "эмки", закричал, подражая женскому
голосу: - Алик! Домой!

Итак, отсчет от второго. Долго они шли, эти майские семь дней. Они
медленно тянулись потому, что от каждого из них ждали победы. И каждый
день сообщал России о победах: брались города, громились дивизии и армии
врага, освобождались целые державы. Но главной победы пока не было. А надо
было твердо знать - там, на западе, больше не убивают русских ребят. Чтобы
без страха ждать их домой. Чтобы вздохнуть облегченно. Чтобы позволить
себе почувствовать многолетнюю усталость.
Долго шли, эти семь дней, прежде чем дойти до прохладного утра
девятого.

Ловкая, складная, нестарая еще женщина в железнодорожной форме - из
тех, которых называют самостоятельными, - торопясь, почти бегом вошла в
подъезд дома два "а", пробежала по коридору, поставила фанерный чемоданчик
на пол и заранее приготовленным ключом открыла дверь.
Саша спал. Скрутив одеяло жгутом, скомкав подушку, спал, недовольно
нахмурив лоб, израненный мальчишка. Спал солдат.
Женщина вошла на цыпочках, осторожно пристроила чемодан, села рядом с
кроватью на стул, предварительно положив пистолет на стол, и долго-долго
смотрела на Сашу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10