Это звучало
неубедительно. Я вовсе не жаждал приближаться к шуму.
- Нет, - простонала Мерседа. - Они убежали. Все. Все.
И они убежали не вместе. Идиоты. Конечно, виноваты были деревья. Если
торопишься, то в лесу легко разойтись. Особенно в панике.
- Нам надо уйти с тропы, - сказал я. Не Мерседе - она это уже знала.
Я разговаривал вслух с самим собой, чтобы как-то прикрыть то, что я лучше
всего убежал бы, сломя голову, как последний трус.
- Идемте, - напирала Мерседа. - Быстрее!
И мы пошли. Для размышлений больше не было времени, даже если у меня
еще было столько сомнений. Я не оглядывался через плечо. Не на что было
оглядываться. Шум становился все громче, и я хорошо представлял себе, что
он производился тысячами хорошо смазанных клешней - бормочущим щелканьем
острых челюстей.
Мы повернулись и побежали прочь - рука к руке. Я вел ее вдоль нашей
личной дороги. Я не знаю, как ей удавалось оставаться на протоптанной
тропинке, когда она бежала из лагеря, так как сейчас быстро обнаружилось,
что она действительно не видела.
Она постоянно тянула меня вправо, прочь от кустов. Двух или трех
минут хватило, чтобы убедить меня, что она, вероятно, была права. Для нас
самым важным было уйти от преследователей. Немного времени спустя мы уже
оставили заметное расстояние между нами и этими заразами. Муравьи были не
слишком быстрыми. Шум замирал вдали.
Неудивительно, что мы заблудились. Мы _в_с_е_ заблудились. Теперь это
уже не было ошибкой нашего предприятия, это было началом трагедии. Люди
"Зодиака" отмахнулись от нас. Они упорствовали в том, что все очень
просто, все под контролем, нет вообще никакой опасности и ничего случиться
не может.
Если я смогу пережить это приключение, чтобы суметь сказать Чарлоту,
Максу или еще кому-нибудь: "Я же тебе говорил", - то мне повезло. Нас не
может спасти ничто, кроме основательной порции везения. Мне было совсем
дурно, так как везение - это то, о чем я всегда думал, что мне не следует
на это полагаться.
Я не верил в везение.
Мы долго брели, спотыкаясь. Корни деревьев, казалось, были
расположены с отчетливым намерением заставить нас падать при всякой
возможности.
Всякий раз, когда мы падали, нас охватывал страх - так как мы теряли
время, так как у нас сбивалось дыхание и так как наши суставы и мышцы
грозили отказаться нам служить.
Я не знаю, как долго мы плутали после того, как слишком устали, чтобы
бежать. Должно быть, часы. Мы не могли ничего выиграть, если
останавливались и раздумывали. У меня еще было достаточно адреналина в
крови, а Мерседа казалась загипнотизированной, одержимая такой же
решимостью, которая увела от нас в джунгли Данеля.
Мы уже больше не слышали производимый магнами-странниками шум, но это
не меняло нашу ситуацию. Мы бежали не от магн-странников, мы бежали от
страха и потому, что не могли остановиться. Всегда бежишь от страха и не
можешь прекратить, пока еще есть что-то, чему не хочешь посмотреть в лицо,
будь это магны-странники или мысль о том, что бежишь от этого. Бегство
рождает новое бегство, и ты несешься, пока не свалишься.
У меня заболело сердце, сводило мышцы на ногах, но мне как-то
удавалось держаться на ногах и держать Мерседу. Ее страх был не больше,
чем мой, и она определенно не в лучшей, чем я, форме. Это болезнь помимо
ее воли увлекала ее все дальше. Я знал, что если Мерседа упадет, то будет
лежать, долго лежать - как Данель. Я все время ждал, что это произойдет
или она убежит без меня.
Мне помогал ветер, но он не мог устранить боль. Моя грудь
разрывалась, а ноги горели, как в огне. И все же я шагал вровень с
Мерседой. Почва шла на подъем, и растительность становилась все выше и
гуще.
Конец этому пришел, когда мы упали в разрыв почвы. Сначала
заскользили в него ногами, а потом по шею завязли в грибной трухе. Она
держала нас в прямом положении, так как была настолько плотной, что не
давала нам упасть.
Я выпустил руку Мерседы.
Примерно через час, когда стемнело, я попытался освободиться и
вытащить Мерседу. Вместо того, чтобы расчистить кусок земли, что мне,
видимо, не удалось бы, я вполз на большой корень и медленно вытянул нас
обоих то того места, где этот корень вырастал из ствола дерева. Теперь мы
находились в приятном полуметре над растительностью, и корень был
достаточно широк, чтобы мы смогли растянуться на нем во всю длину без
всякого риска свалиться при неосторожном движении. Я уложил Мерседу, а сам
предпочел прислониться, сидя, спиной к гигантскому стволу.
Наступила тьма. У меня в связке был карманный фонарь, но я не стал
утруждать себя поисками. Я был удовлетворен ожиданием.
Утра или чудовищ. Что случится раньше.

13
Гонку выиграло утро. Мы не слышали ни малейшего шороха или треска,
грозивших приближением магн-странников. За все время, что я был на Чао
Фрии, я никогда не видел ни одной их этих предположительно отвратительных
тварей, но факт, что они существовали, тем не менее, играл значительную
роль в драме, происходившей на этой планете. Я редко боялся так много, так
как редко бывал таким совершенно беспомощным. То, что можно увидеть, не
так страшно, как то, что подстерегает за пределами поля зрения и может
напасть в любое мгновение. Что-то реальное не ужасно. Наше воображение -
вот чего мы боимся.
Когда наступило утро, мне показалось, что Мерседа действительно очень
больна. Ее вид не очень изменился, если не считать, что нежно-золотистый
цвет кожи превратился в сердитый красный. Она не страдала ни от
температуры, ни - насколько я мог установить - от жажды. Дыхание было
затруднено, и она была без сознания. В своем тяжелом сне она чуть
пошевеливалась, но я без труда смог удержать ее в нашем укрытии над морем
грибной трухи. Иногда она что-то жалобно говорила, но я не мог ее понять.
Видимо, это было обрывки слов ее родного языка.
Мне ничего не оставалось делать, кроме как сидеть и ждать, пока она
не проснется сама. Нести ее я не мог. Она была одного со мной роста и
почти столько же весила. А будить ее и заставлять идти дальше я тоже не
хотел.
У нас было немного продуктов и воды в багаже, который я взял с собой
в напрасной попытке найти Данеля. Но больше одного-двух дней нам на этом
не продержаться. Может быть, Мерседа сможет жить продуктами джунглей -
если она в них разбирается - но в моем случае это было бы трудно.
Случайный выбор питания опасен. Конечно, люди Чао Фрии могли переносить
часть ее растений, но это делало случайный выбор только опаснее. Если одно
является подходящим, то другое определенно ядовито.
- Ты прожил два года на могиле Лапторна, напомнил мне ветер.
Там было еще немного питательной пасты, которой я мог поддерживать
себя, возразил я. И медикаменты тоже были. И все равно я постоянно болел.
Это было долгое, суровое время, пока я не перепробовал скудную
растительность, что росла на черных скалах. Здесь я не могу себе позволить
заболеть.
Я мрачно поднял глаза на пурпурную крышу из листьев. Я пытался
оценить размеры гигантских деревьев и их ветвей. Мы, должно быть,
находились на довольно крутом склоне, но лес поднимался вместе с почвой. В
просвечивающей крыше невозможно было найти ни одного разрыва. Вероятно,
весь холм был заросшим.
Припочвенная растительность на склоне была неравномерной, как
упоминал Макс, когда говорил о горе, где могут находиться дикие анакаона.
Мне не верилось, что это была именно эта гора. Мы ушли недостаточно
далеко, да и бежали не в том направлении. Некоторое время я потратил на
то, чтобы определить направление, которое могло бы привести нас вверх из
нашего теперешнего выгодного места стоянки в обход самых густых зарослей.
Потом я опять сдался. Извилистая тропа была бы слишком длинной. Лучше
топать прямо через грибы и слабые стебли. Они были такими трухлявыми, что
их сопротивление нашему проникновению было бы не более, чем просто жестом.
Ожидание казалось мне очень утомительным. Серьезное положение,
казалось, запрещало беседу с ветром. Очевидно, нам оставалось только одно,
а именно попытка выбраться из леса, и так же очевидно, что мы не могли
сделать это без энергичной помощи. А кто мог нам помочь, если не дикие
анакаона? Вопрос, что мы должны делать, становился, следовательно,
вопросом, как нам найти диких анакаона. Я не имел представления. Может,
Мерседа знала, но, вероятнее всего, не знала тоже. Самая большая наша
надежда была на то, что лесные жители обнаружат кого-нибудь из нашей
группы, а потом начнут разыскивать остальных. Во всяком случае, у меня не
было причин сомневаться в их готовности помочь. Если женщина и девочка
были у них, то мы, возможно, должны скорее полагаться на то, что найдут
они нас, а не мы их. Это была, собственно, комическая ситуация, но
несмотря на все то время, когда я пытался научиться понимать анакаона, я
все еще не знал, как они поведут себя, и особенно невероятной эта
возможность мне не казалась.
Время шло, и мои мрачные размышления о нашем положении в общем
вытеснились заботой о состоянии Мерседы.
Неужели она будет без сознания весь день? Неужели нам придется еще
одну ночь провести на этом корне дерева?
- Ты можешь остаться с ней или бросить ее, мрачно сказал ветер. Но
если ты пойдешь, то сам не знаешь, куда.
Я думал о том, как мне подать какой-нибудь сигнал.
- Только дураки разжигают в лесу огонь, гласил единственный вклад
ветра с мои размышления.
Он не хуже меня знал, что совсем не в моем характере сидеть и ничего
не делать. Поэтому так повредили мне те два года, что я сидел на могиле
Лапторна. Мое собственное "я" в это время спало, и даже когда Аксель Сиран
и его сорок разбойников заметили мой аварийный сигнал, за который приняли
"Потерянную Звезду", и спасли меня, ему тяжело было проснуться снова. В
известном смысле я и сейчас еще не в полной мере был самим собой. Иногда у
меня возникало неопределенное чувство пустоты. Во всяком случае, это было
далеко не так плохо, как то, что я выдержал во время пустых дней на черной
скале или сразу после того в мучительные, человеконенавистнические времена
на Земле.
- Это будет не слишком долго, пообещал ветер. Если она придет в
сознание не настолько быстро, чтобы смочь поесть и попить, она умрет. И
тогда тебе придется идти одному.
Правильная, но безрадостная мысль. Я не мог больше ничего сделать для
Мерседы, кроме как пытаться время от времени вливать ей немного воды. И я
это делал.
Чтобы укоротить муки ожидания, я, наконец, уснул.

14
Я проснулся ранним вечером. Какую-то секунду я не знал, что меня
разбудило. Потом в моем сознании забрезжило, что это был звук. И я все еще
его слышал. Он был совсем слабым, но не было никакого сомнения в том, что
это было.
Это была Панова флейта Майкла. Никакая музыка на свете не звучала бы
приятней для моих ушей. Она означала новую надежду. Если Майкл был
настолько близко, что я мог его слышать, то он был и достаточно близко,
чтобы я смог его найти. И если ему достаточно хорошо, чтобы он мог играть,
то ему достаточно хорошо, чтобы он мог думать. И его мыслительная работа
давала нам намного лучший шанс выбраться из дерьма, чем моя.
Я встал и заорал, что было сил. От внезапного движения я даже потерял
было равновесие, поэтому окончание его имени превратилось в хрип. Но я
крикнул снова, вслушиваясь в зхо, отражавшееся от стволов деревьев. Я
знаю, как можно ошибиться в расстоянии и направлении, когда в лесу
пытаешься следовать зову. Итак, я кричал каждые пять секунд: - Майкл! - и
в промежутках между криками слушал музыку флейты Пана.
Невыносимо долго (по крайней мере, минуты две) музыка нисколько не
становилась громче, а потом она вообще стихла. Я счел это признаком, что
мои крики возымели успех, нарушили сосредоточенность Майкла, и что он
сейчас откликнется. Я закричал опять и сделал все возможное, чтобы
выдержать постоянную громкость.
Вокруг нас темнело, и во мне поднимался страх, что он не сумеет найти
нас в темноте. Конечно, это был неразумный страх, но он заставил меня
встать на колени и пошарить в багаже мой карманный фонарик. Потом я начал
водить лучом по широкой дуге, чтобы он мог пройти между стволами деревьев.
Конечно, это не было очень уж полезным мероприятием - менее, чем через
сорок метров деревья все равно перекрывали свет.
Но мой рев выполнил свою задачу. Майкл, наконец, появился. Он
двигался медленно, как пьяный. Пальцы его двигались вверх-вниз по трубке
флейты, хотя он и не подносил инструмент к губам. Глаза его были большими
и невидящими, но это, вероятно, было оптическим обманом. Он, как автомат,
подходил все ближе ко мне.
Он не мог меня видеть. Как и Мерседа, он был слеп.
Я перестал кричать. Эхо смолкло.
Майкл запнулся, постоял, ожидая нового моего зова, который мог бы его
направлять.
- Майкл, - сказал я как можно спокойнее, - мы здесь. На корне. Вы
можете различать свет?
Он услышал меня, и его лицо немного просветлело, когда он понял, что
нашел меня. Пальцы его задвигались медленнее. Видимо, ему стоило большого
напряжения воли заставить их остановиться.
При нем не было никакого багажа. Ни пищи, ни воды.
Он посмотрел вверх, в мою сторону, и вдруг его глаза что-то
почувствовали. Он кивнул головой.
- Теперь вы можете меня видеть, - уверенно сказал я.
- Не очень хорошо, - ответил он. - Но видеть могу.
- Мерседа слепа, - сообщил я ему. - Она уже целый день без сознания.
Мы убегали от магн-странников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20