.. Что же тогда естественно?.. И как можно в любви обладать свободой воли?..
– Если с ним что-нибудь случится плохое, умру и я, – говорила Лена, и сердце мое разрывалось, потому что я был согласен и на это...
Кучерявый Себастьян семенил рядом со мной:
– Нам пора, Величайший вождь. Дозволь нам отправиться в обратный путь, ибо, если мы приедем слишком поздно, нас накажут.
– Пусть едут, – сказал Ставр. – Толку-то!.. Потом быстро стемнело, и ярко зависла в небе ополовиненная кровавая луна. Крови напилась...
Небо раздалось, раскинулось еще необъятнее. Земля вся в красном серебре – свет пронизывает воздух и прохладно-душен, я задыхаюсь. Неподвижно, тяжко стояли громады телег и кидали огромные тени, от себя, Тихо бежит вода реки; глубинный холод и мрак манит – какая в общем-то мерзость!.. Что? И что у меня на душе, что за черные толпы видений бродят у меня внутри?..
Я оглянулся: за мной скользили тени кентавров. Охранители моего бренного тела... Но что я мог сделать? Запереть Лену?.. Привязать к столбу пыток?..
Я был рядом с юртой наших раненых. Рядом... я заглянул. Кроме Ильи и Кочетова, были здесь Марго, Катенька и Малинин. Они о чем-то беседовали и замолкли при виде меня. Яркий огонек светильника заставлял их тени заговорщицки метаться по стенам.
Мы смотрели друг на друга. Наконец Илья пригласил:
– Заходи, чего стоишь у входа.
Я вошел.
– Мы о ней говорили, – пояснил Илья. – Вот Виктор, – кивнул он на Малинина, – пытается нас убедить, что кнехты просто перевели вектор влечения, не изменив природы ни ее чувства, ни ее саму.
– О чем это вы? – спросил я, не стараясь вникнуть в суть объяснения, но понимая, что не могут они не обсуждать... Я пожалел, что пришел сюда.
– Нет, ты подумай! – живо вмешалась быстрая Марго. – Они тут договорились, что любовь просто программа и что человек не властен, ни в чем не властен. Просто чушь какая-то!
– Дорогая! – попытался вмешаться Малинин.
– Я тебе, Витенька, не дорогая. Твоя дорогая вон там сидит и молчит. И если она согласна с вами, то я все скажу.
– Ну что ты скажешь? Или ты думаешь, что Лена морочит нам голову? Конечно нет. Налицо все признаки любовного помешательства. Как это?.. Любовь зла, полюбишь и козла. Небольшая корректировка со стороны кнехтов, но суть осталась прежней. Если бы это был человек, даже, извините, арлан, нам бы не было так... противно. И вообще, что такое любовь, как не программа, которая включается в определенной ситуации, при определенных условиях и состояниях организма. И кто охвачен этим вышеупомянутым чувством, так же, как Лена, перестает быть критичным...
– Ты сам, Виктор, чудовище! – вскричала Марго. – Да как же можно!.. Да как у тебя язык повернулся сравнивать! Это преступление!..
– Подожди, дорогая.
– Не называй меня дорогой!
– Все равно, рассуди сама. Что является целью любви?
– Дети, конечно.
– Да, да, хорошо. Конечно дети. Но дети отлично получаются и без высокой любви, что бы там ни говорили. Любовь на качество детей не влияет. Я говорю о лично-эмоциональной стороне вопроса. И в таком случае приходится утверждать, что любовь самоценна. Она в нашем мире до сих пор приносит одно из величайших удовольствий. Поэтому ее так и ценят. И я говорю не о сексе. Ведь правда?
– Да...
– А теперь вернемся к Лене. Она влюблена? Влюблена. Она готова даже ценой жизни сохранить свою любовь? Готова. Так что же нам можно сделать?..
"А не пошел бы этот философ хренов!.." – подумал я и, повернувшись, ушел не прощаясь.
И как же было тошно! Как тошно!..


40
ШТУРМ

Огромная стена опоясывала столицу Бога-Императора. И далеко в центре города вздымалась в небо башня замка-резиденции. Знаменитой резиденции, которую мало кто видел, но о которой знал каждый житель Империи.
Ближе к крепостной стене столицы поселений не было. Вероятно, так задумал верховный архитектор: поля, лужайки, стройные ряды аллей. Стена высотой метров пятнадцать, шириной около семи метров, чтобы вместить любое количество защитников.
В течение всей истории существования столицы никакое потрясение не волновало жителей. Три или четыре поколения назад, воспользовавшись отсутствием Создателя, пришли кнехты, а с ними – страх, удачно, впрочем, ими же нейтрализуемый на психическом уровне. Теперь страх обрел конкретную форму в виде полчищ кентавров, абров-предателей
и диких людей. То есть – нас. И жители столицы и пригородов, запершись за этими прочными стенами, готовились, не щадя жизни, защищать ее.
На красной пыльной стене было многолюдно. Под огромными глубокими котлами приготовлены дрова для кипячения воды и разогрева смолы. Сложенные пирамидами, лежали камни, еще дальше штабелями укреплены бревна, которые тоже предназначалось сбрасывать на наши головы.
Столица болела войной; воздух дрожал от ржания лошадей, воплей лорков, блеяния овец, мычания коров. Кто-то по глупости загнал внутрь тарканов, кто-то не мог расстаться с быком. Судя по звукам, не город, а загон для скота.
И не только для скота, но и для людей, потому что множество жителей предместий пришли сюда спасаться и привели свое двуногое имущество – рабов, которых тоже было жаль бросить.
Большей частью поместья в пригороде и дальше принадлежали кнехтам. Управляли хозяйством абры, потому что кнехты предпочитали жить в городе. Абры-управляющие, будучи свободными, за имущество, вверенное им, отвечали головой, потому при приближении нашего войска старались спасти все.
И город задыхался. Пыль, поднятая множеством ног, солнце, стиравшее тени, которые среди камней и без того были лишь видимостью. Все хотели пить, и колодцы пересыхали от множества ртов. И испражнялись где попало, потому что и нужников не хватало.
Штурм еще не начался, а город уже казался преддверием ада.
Мы не видели на стенах кнехтов. Хитрые твари прятались за спины абров и людей. Мы знали от перебежчиков, что многими тысячами людей, которые не поддавались усмирению, были забиты тюрьмы. От скученности не выдерживали слабые – трупы закапывали где придется.
Мы пришли не гноить рабов заживо. Мы пришли освобождать их от черной чумы – от крехтов. Поэтому решили не затягивать беды жителей. Пора кончать со всем этим...
Собственно, все было готово к штурму. Из привезенных тонких бревен соорудили лестницы – я видел, с какой удивительной быстротой Ставровы дружинники врезали ступени. Абры не умели так играть топором, поэтому, подхватив готовые лестницы, уносили их, чтобы были наготове, когда начнется дело.
– Скорее начнем, скорее и кончим, – говорил Ставр, за эти недели так привыкший к победам, что уже не различал этапы: лестницы ли соорудить, кнехтов ли уничтожить – работа.
Из том участке стены, где предполагалось начать штурм, было так многолюдно, что казалось, весь город пришел сюда. И лишь один раз возникла черная безобразная фигура, которой сразу расчистили коридор для обзора.
Отвлекая внимание, кто-то из наших пустил стрелы метрах в пятидесяти от кнехта, и сразу же другие ударили в цель. Я тоже пустил стрелу из своего лука. И надеялся, что одна из тех четырех, что поразила кнехта, была моей.
Больше владыки жизни не появлялись. А где они прятались? Неужели в замке Бога-Императора?
Сверху повалили клубы дыма, взвился, вместе с воплями боли, огонь; несколько перекаленных котлов зажгли смолу, где-то разлили...
Абры взяли лестницы на плечи и остановились метрах в ста от стены, задрав зеленые морды вверх. Будь наверху меньше тесноты, лучникам легко было бы найти жертву.
На общем совете было решено штурмовать стены силами абров и сколотов. И лишь когда откроют городские ворота, вступят в бой кентавры. В городских условиях удобнее, конечно, людям и антропоморфным абрам, по ничего, не танки, как-нибудь справятся.
Толстые струи багрового пламени с чадными хвостами жирного дыма развевались вверху. Там продолжали кричать, что-то приказывали. Один из котлов окончательно опрокинулся, заливая кипящей смолой защитников. Несколько абров сорвались вниз в общей давке.
Пора!
Сколоты редкой цепочкой растянулись за спинами абров. Не далеко, не близко: метров сто пятьдесят от стены. Пока на стенах заняты ремонтными работами, можно начать штурм.
Сколоты одновременно пустили стрелы. Еще рубила жильная тетива стальную пластину поручня, а пальцы, накладывая новую стрелу, уже рвали жилку. Стрелы стелились по стене с плотностью ливня, подхваченного бурей.
С внутренней стороны стен были свои лестницы. Какие? Приставные или широкие каменные? Все равно их не хватало. Толпа отхлынула назад, завопила, давилась, повалила оставленные котлы. Стрелы подчистили самых цепких, тех, кто умудрился не упасть со стен в общей давке. Им тоже, конечно, не повезло.
Арсун дал сигнал, и его бойцы, спокойно добравшись до стен, приставили лестницы. Доверяя меткости сколотов, спокойно лезли в самый ливень стрел.
Они добрались уже до гребня стены, а по лестницам лезли все новые и новые. Защитники дрогнули и побежали в панике: что может быть хуже! Не веря в благоразумие других, раз собственное утеряно, а эталон всегда один – ты сам, каждый забыл о ближних. Только бы спастись, только бы!..
Абры сверху кричали нам, спокойно ходили, смотрели. Арсун, взобравшись к своим, заставил вылить черпаками оставшуюся смолу внутрь стен. Скинули и бревна. Было все как-то буднично, и, чувствуя настроение вождя, рядовые солдаты проникались двойственным чувством: вроде война и можно убивать, а вроде как-то что-то...
Арсун открыл городские ворота. Люди пропустили вперед уже обижавшийся молодняк арланов, так и не успевший еще применить оружие в битве. Пусть потешатся, где-то засели тысяч двадцать кнехтов. При воспоминании о них рука сама тянулась к мечу – будет вам война!
Ворота впустили несколько тысяч арланов и только затем, порциями, заглотили отряды абров.
Собственно, сопротивление было сломлено сразу, едва войско союзников оказались в городе. Защитники, вернее, те, кто только что были защитниками, готовились сдаться кому угодно – абру, человеку, арлану, – лишь бы не трогали его, а главное, семью. Таким приказывали выходить за ворота города, чтобы не усугубляли хаос.
И все-таки многое не учли. Город – улицами, проспектами, переулками – разделил нападавших. Где-то были вожди, где-то задержался сотник. Внезапно не стало ни армии, ни солдат. Явились группы и группки, связанные расовыми признаками и товариществом. Всеобщий хаос породил свободу, недавнее сопротивление защитников заставляло оправдывать насилие. Хмелея от свободы, многие начали убивать каждого попавшегося под руку.
Быстрее других озаботившийся беспорядком, Ставр послал гонцов к Арсуну и Сангору. Те медленно, в меру сил гасили буйные порывы и хмель своих бойцов.
Искали кнехтов – единственное, что оправдывало скученность войск в переставшем сопротивляться городе.
Заранее договорившись, мы – Михайлов, Малинин, Исаев и я – отправились в город все вместе. Своих телохранителей я, успев привыкнуть, уже не замечал.
Прошли через площадь, заваленную разбросанной одеждой. Сломанная повозка. Здесь, недалеко от городских стен, жили небогато. И пусто везде. Мы заглядывали в окна, двери – ни души. Близко от ворот вот почему никого – жители вняли совету выйти за пределы стен.
Дальше изредка попадались трупы. Почти всюду абры. В латах и без них; не поймешь кто – наши или горожане.
Стали встречаться группы абров и людей, потом уже приходилось расчищать дорогу. Мои кентавры помогали себе древками копий, когда угрозы голосом уже теряли убедительность. И все больше людей из местных. Застывший исподлобья взгляд, часто железный ошейник. Я как-то забыл, что люди здесь успели вырасти в рабстве. На всякий случай они боялись нас, сильных. Наши уверения в доброжелательности слушали с внешней радостью, за которой пряталось неверие.
Но именно они, бывшие уже рабы, согласились провести нас к кнехтам. Темер, начальник моих телохранителей, послал за подкреплением. Мы шли к центру города. Узнав, что здесь будут охотиться за кнехтами, к нам все больше присоединялось бывших рабов, вооруженных кто чем мог. И даже тут старались скрыть меч, с детства усвоив основной закон: человек и оружие несовместимы.
Приближалась башня резиденции Бога-Императора. К моему удивлению, проводники забирали левее, обходя сады, обрамляющие замок. Нас привели к кварталу, застроенному домами столь тесно, что при случае весь комплекс превращался в единую крепость. Снаружи тянулась сплошная стена, внутри разделение на блоки домов было явным. Но это узнали уже потом. Пока же ожидалось, что все здесь кишит кнехтами, словно гусиная тушка паразитами.
В ответ на наше требование сдаться сверху стали сбрасывать бревна и камни. Кому-то досталось и смолы. Наши лучники сняли несколько обезьяноподобных кнехтов с крыши, что несколько остудило пыл черного воинства.
В одном месте арку, ведущую внутрь двора, запирали окованные железом ворота. Подоспевший Ставр раздраженно приказал тащить дрова, мебель – все, что горит. Он решил выжечь деревянную основу с тем, чтобы затем ворваться внутрь.
Эта остановка всех безумно раздражала. Наконец нашли врага, а достать не можем. Ничего.
Вскоре огонь охватил железо ворот, раскалил. Через час несколько абров ударили бревном; железо мягко прогнулось. В него били до тех пор, пока смятые листы не сложились по сторонам.
И сразу, не дожидаясь команды, несколько сот арланов прямо по горящим угольям ворвались во двор. Успеха это особого не принесло, потому что кнехты попрятались за стенами из камня, но несколько врагов все же убили стрелами.
Подступал вечер, а основной очаг сопротивления до сих пор не был подавлен. Подтянулись основные наши силы и заняли все вокруг. Лучники искали малейшее шевеление в окнах и на крышах. Потом решили начать разбивать узкие двери, редко попадавшиеся внутри двора.
Откуда-то, конечно от крепостных стен, арланы принесли лестницы. Под прикрытием луков сколотов абры полезли на крышу. Какой-то кнехт было высунулся, но, получив в горло стрелу, живо слетел вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45