я даже воровать не стал, сообразив после пары попыток высокую себестоимость конечного результата.
Спорт, книги - я научился размышлять. Я понял, читая об историческом энтузиазме масс, понял, как легко заставить принять и уверовать в чужую идею. Смешнее всего дело обстояло с армией: кому-то наверху всегда хочется побольше власти, побольше денег, славы, наконец, и вот тысячи, сотни тысяч равнодушных или уверовавших в наспех слепленные лозунги подданных идут в бой во имя величия Родины.
Раньше американцы были враги, теперь - друзья. Раньше жили во имя идеи, теперь во имя шмоток, жратвы, машин, дач и зеленых, зеленых, зеленых, - озверелые бойцы за светлое будущее своих родных камер.
Злобясь, я путаюсь в мыслях, - я вспоминаю голодное свое детство на фоне светлых слов.
Мой правитель - это я! И моя родина - это я, а теперь и Марина!
Кулагин строит свой лабиринт, заставляя других верить в святую неприклонность своих правил: он убивает, он награждает - вот истина.
Какая может быть идея в вольчьей стае? Какая у волков идеология?
Мне, в общем-то, плевать на тех, кто подставляет шею под ярмо. Мне и на Кулагина с его вождизмом наплевать. Никто не имеет право навязывать мне свои, чуждые мне правила, микроскопическую идеологию лабиринта, так смешно и страшно похожего на столь же мерзко-глупые лабиринты Карабаха, Приднестровья, Чечни. тех мест, где мне уже удалось добровольно, как и здесь, проливать свою глупую кровь.
Все же я заснул и мне снились хорошие сны.
* * *
Утром мне принесли новую одежду взамен той, пришедшей в негодность накануне. Мед Таня все ещё вертелась рядом, норовя помочь одеться - я всегда произвожу благоприятное впечатление на женщин.
А потом, после легкого завтрака, по коридору, дугой охватывающего внутренний периметр кулагинской резиденции, меня привел один из телохранителей в его кабинет.
Словно не было этих последних суток: все так же удобно погрузившись в кресло курил Андрей Сергеевич, все так же свивался кольцами голубоватый дымок, ярко вспыхивая в солнечных лучах, но треугольником - дверь, кресло хозяина, центр помещения, - располагались охранники, и Сашок, последовательно обезьянничая, повторял ухмылку шефа. На столе лежал давешний конверт с валютой.
- Ну что, непобедимый герой наш, принимаете наше предложение? Надеюсь, у вас столько же здравого смысла, сколько и силы.
- Причем тут здравый смысл? Как раз здравый смысл подсказывает, что с бандитами лучше не иметь никаких дел.
- Смело, смело, - добродушно покачал головой Кулагин. - Ты так и не можешь подняться, - как это говориться? - над средой. Ты считаешь, что бандиты - это те, кто не подчиняется государству, не так ли?
- Ну, это просто. Все. кто не подчиняется закону - это бандиты.
- Ты слеп, мой друг. Неужели придется в тебе разочаровываться?
- Как угодно.
- А если никто не подчиняется закону? Посмотри вокруг: законы всегда существуют для низших, сильному нет нужды загонять себя в рамки, иначе это уже не сильный, а раб.
- Ты подумай, - продолжал он, - так всегда бывает - это закон. А то, что происходит у нас в стране - лишь переходный этап, - время, пока определяются сильные. Потом, конечно, мы заставим проигравших подчиниться законам своей воли, но пока... Не стоит причислять нас к бандитам - мы ведь и есть правительство.
- Демагоги вы. Сами же отлично все понимаете, а кривляетесь тут.
- Не забывайся, - Кулагин погрозил мне сигаретой, а Сашок сделал угрожающее, очень собачье движение. - Я предлагаю тебе двести тысяч для начала. Нет, двести пятьдесят. Должен тебя заверить - это неплохо.
- Если я не соглашусь, меня выпустят?
- Я же говорил, что мне нет нужды жульничать. Наша сделка остается в силе. Можешь забрать деньги. - Он так же, как первый раз подтолкнул толстым пальцем конверт. - Возьми и пересчитай.
Я взял конверт и заглянул внутрь, хотя этого можно было и не делать слишком мелким был бы обман.
- Пересчитай, пересчитай. А потом, все же, ответь: принимаешь мое предложение или нет?
Я рассмеялся.
- Зачем? Пока нам денег хватит, а потом... Потом заработаем. А кроме того, одно дело служить России, быть частью России, другое дело быть частью бандитской шайки.
Я намеренно оскорблял Кулагина. Мне вдруг стали противны его роскошно-восточные ковры с коллекцией игрушек, его охранные шавки, сам он олицетворение самовлюбленных тиранов.
Кулагин выдохнул струйку дыма. Улыбка сползла с его лица. Держа на отлете сигарету и приняв подобающий мафиози вид, страшно гротескный и страшно реальный своими последствиями, Кулагин процедил:
- Не зарывайся.
Сашок злобно подался вперед, а двое других наемника уже нацелились стволами автоматов.
- Ну я пойду, - медленно, не дергаясь, сказал я. Разорвав конверт, я рассовал пачким долларов по карманам, встал со своего кресла и двинулся к выходу.
Люди, находившиеся в кабинете, словно стянутые единой невидимой струной, с усилием, казалось, выпускали меня. Атмосфера была столь напряженной, что все, - я чувствовал со злобной уверенностью, - желают хоть как-то разрядить общее настроение.
Ожидая выстрела, я медленно шел к двери.
И когда я открыл дверь, вобрав в себя и возникшего вдруг полковника Карамазова, и майора Старова из следственного отдела, пятерых незнакомых мне молодых людей - все одинаково повернули лица, с непонятным ожиданием уставясь мне в лицо; я вдруг понял, что мне удасться уйти, это моя привычка вечно дергать тигра за усы сопуствует удачи.
Лениво-насмешливый голос Кулагина остановил меня на пороге:
- Уж не думаешь ли ты всерьез, что кто-то мог клюнуть на этот дешовый трюк с двойной дверью в подъезде?
Я так и застыл у порога, потом медленно повернулся.
- Я не понял?
- Я сказал, что никогда не жульничаю и это правда. Вы, Николай Сергеевич, выиграли три вещи: деньги, свободу и мою бывшую содержанку. Первые две вы, будем считать, получили. С третьей будут некоторые сложности, но, если хотите, вам завернут то, что осталось после тигра.
Он шутил, он так шутил!!!
Тут рассудок и оставил меня.
Я вспоминаю отдельные фрагменты этого утра - как серию не связанных, освещенных молниями, моментальных снимков...
Свет как-то померк, с двух сторон на меня надвигались горбатые обезьяны. Кто-то крикнул:
- Прикончите его! Быстрее!
Обезьяньи фигуры угрожающе зашевелились. Я повернулся на левой ноге и оказался у стены, где на ковре нащупал саблю. Кругом загремело, я смахнул голову ближайшей твари на пол. Пули свистели вокруг меня, я быстро двигался, чтобы не служить легкой мишенью.
В приемной, увидев выражение моего лица, они развернулись веером у стен. Надоедливо кто-то кричал. Затем они сбились в одно существо, которое я ненавидел какой-то животной ненавистью.
Мне захотелось колотить, бить, кромсать всех их. Они улыбались, скалили белые зубы и говорили мне какие-то успокоительные слова, которым я не верил. Обидно, я потерял саблю, но я достал кулаком ближайшего человека в звездной форме.
Человек упал без звука, я потянулся, чтобы добить его, но в раскрывшиеся двери кабинета лезли ещё двое. Я снизу лягнул створку, которая унесла одного нападавшего. Второй развернул ко мне автомат, и поэтому я мгновенно нагнулся. Очередь пуль веером прошла над моей головой; пули впивались в людей, но стрелявшему было все равно, лишь бы убить меня. Тут я схватил его за державшую автомат кисть руки, дернул к себе и встречным ударом сломал ему шею.
Я встряхнулся и осмотрелся. Все остальные тоже замерли. Я не видел оружия в их руках, и это мне не понравилось. Они как бы сдавались, а мне хотелось боя - я только входил во вкус. Поэтому я поднял одного из лежавших на ковре и бросил в дверь кабинета.
Дверь распахнулась внутрь. Оттуда торопливо резанули короткой очередью из автомата. Я выждал секунду под прикрытием стены и скользнул внутрь.
Поздно. Я увидел часть задвигающейся ложной стены, куском врастающую в резаный угол ковра.
Я бросился к вечно светящимся экранам компьютера, надеясь отыскать схему лабиринта, но из приемной подло стали стрелять.
Пули с электрическими брызгами разрушали экраны. Переждав шустрый поток свинца, я схватил уже мертвый монитор и швырнул в нападавших.
Там было притихли, но следом появился я.
В приемной все те же, - пять одинаковых человек возобновили стрельбу, но я уже летел им под ноги.
В меня все же попали. От боли я обезумел ещё больше. Подняв чье-то сопротивляющееся тело, я изо всех сил швырнул его в самую гущу врагов, а затем стал наносить короткие удары в появляющиеся передо мной лица.
Скоро бить стало некого. Они лежали передо мной - тихие, смирные, - и не могли больше причинять зло.
Но само зло жило; затаившись, я слышал далекие завывания моторов, клацанье металла, сотрясающее воздействие механизмов.
Я вошел в кабинет, сорвал прикрывающей потайную дверь кусок ковра. Я знал, что должен быть простой, быстродействующий замок.
Действительно, здесь особенно не мудрили и небольшой бугорок был почти точной копией люка в том подземном отстойнике, куда здесь вначале попадали жертвы.
Дверь открылась; дохнуло сырым сквозьняком. Бетонный узкий коридор скупо освещался грязными водозащитными плафонами под проволочной сеткой.
Я вернулся в приемную. Среди оружия, беспорядочно забытого между тел, нашелся автомат с подствольником. В чью-то сумку напихал запасные рожки с патронами, гранаты, взял пистолет и нож. Словно не было мирных месяцев - я вновь готовился к вылазке, готовился к бою.
Одинокий лучник на тропе войны...
Печаль, охватившая меня, не была связана с конкретным предметом. И она не мешала мне: я вновь собран, деловит, быстр. Но частью всегда свободного сознания, я горевал... О чем?
Бетонынй коридор в потеках сырой ржавчины, поворот, ещё поворот, тяжелая, словно для бомбоубежища отлитая дверь. Я потянул за рычаг засова, - прикрывая меня, дверь с тяжелым скрипом медленно отворилась.
Я заглянул внутрь и сразу отпрянул. Не важно, что спасло - инстинкт, опыт, - тяжелый пулемет сотряс воздух и стены. Я дождался передышки и ударил из подствольника гранатой: грохот, свист осколков, тишина.
Вниз вел колодец и спускаясь по скобам (на ржавой чешуйке болтался клок голубой костюмной шерсти) я мельком бросил взгляд на развороченную амбразуру в противоположной от двери стене, - там было тихо, только пахло стрельбой и смертью.
Теперь они точно знают, что я иду следом. Интересно, за амбразурой был автоматический стрелок или дежурный из наемной гвардии Кулагина? Что они ещё придумают? Ее ноги были длинные, стройные, гладкие, как шелк и как... может они просто забросают меня гранатами? Но как же она была прекрасна, прекрасна вся, когда с чудным обнаженнм бестыдством стояла передо мной, а я...
За поворотом невидимый дракон плюнул длинным, неохотно тающим языком пламени, прокалив отсыревший застойный воздух. Я подождал несколько секунд - огнемет выдал ещё одну пылающую струю и затих. Ничего не было слышно, лишь потрескивал остывающий металл где-то недалеко. Я решил, что огнемет сработал автоматически, без живого стрелка.
Стараясь не высовываться, я оглядел подчищенный огнеметом коридор. Напротив, но немного в стороне был виден подобный тому, где я сейчас сидел, ход. Приготовившись, я прыгнул, спиной ощутив запоздалый удар огня. Но тут, споткнувшись, я упал... как-то странно упал; меня вздернуло за лодыжки, все закачалось...
Вздувшись пузырем в округлую комнату, коридор потек дальше. Я же висел в центре помещения, подтянутый под потолок петлей железного троса. Ни автомата, ни закрепленной у пояса сумки я не потерял и никак не мог сообразить, что делать: выпутываться из петли, либо готовиться к немедленному появлению врагов.
Натужно заревел мотор и стационарная здесь лепестковая диафрагма гостеприимно раскрыла под моей головой большой люк. Я прицелился вниз; яркий свет, неподвижные, острые на вид лепестки огромного пропеллера, меня медленно опускало.
Ожидая подключения пропеллера, который, - было абсолютно ясно, должен размолоть меня в мелкий фарш, я нацелился гранатой подствольника на всю эту механику; люк, срез пола, большой бетонный зал, трансформаторная будка в углу, заполнившая воздух мирным гудением и три перевернутых мужика, молча следящих за моим низвержением.
На всякий случай я прицелился в них, не торопясь, впрочем, стрелять, меня отвлекала атмосфера мирного времяпрепровождения этих явно мирных мужиков.
Самый молодой из них вдруг напористо вопросил:
- Ну ты чё, мужик, новичок, что-ли?
Меня со скрипом раскачивало. Один из пожилых неожиданно качнувшись, нацелился пальцем в пульт на стене рядом со столом. Поколебавшись, палец уткнулся в большую черную кнопку. Я перестал опускаться. Лица присутствующих дружно отвернулись от пульта и вновь уставились на меня.
- И долго ты висеть собираешься? - спросил меня все тот же молодой парень.
А вы помогите выпутаться, - я решил вступить в диалог.
- Инструкцию тебе давали? - ворчливо заговорил пожилой. - Так чего же ты прешь по заряженным ловушкам? И шляются, и шляются, а нам лишняя работа. Вот заставим тебя сейчас самому все настраивать, будешь знать. Это вам не бездельничать в охране, попробуй тут у нас! - меня явно принимали за своего. И хорошо.
Пока же меня опускали, оттянув в сторону подальше от лепестков вентилятора, куда опасливо поглядывали мои спасители.
- Видел бы ты что тут творится, когда эта штука в работе. Мрак! Потом неделю все стены полировать приходится - все тут в крови и мясе.
- Ну пошли, составишь компанию, - сказал старший, седой невысокий мужчина с бледно-голубыми, мутнеющими уже глазами. Он потянул меня к столу, где уже сидели оба его товарища.
- Мужики! Выручайте. Я тут второй день, ничего ещё не знаю. И в инструкцию толком не заглядывал. У вас то она есть? А то боюсь опять куда-нибудь вляпаюсь.
- Володька! - скомандовал седой. - Покажь ему план. Ты ему инструкцию сделай, раз он такой здоровый, да глупый.
- Слышь!
1 2 3 4 5 6 7