— Де Сойя почтительно наклонил голову.
* * *
Названия у звездолета класса «архангел» не было. Факельщики никогда не казались де Сойе прекрасными — похожи на бутылочные тыквы, мостик и боевая палуба кажутся крохотными рядом с огромным двигателем Хоукинга и сферой ускорителя, однако по сравнению с авизо они выглядели верхом совершенства. Тот представлял собой нагромождение асимметричных сфер и додекаэдров, между которыми вились бесчисленные кабели, тянувшиеся от двигателя Хоукинга; подо всем этим была погребена крохотная пассажирская каюта.
Капитан вкратце объяснил Хирну, Буле и Стоун, что его срочно вызывают по делам, и передал командование над «Бальтазаром» и отрядом бывшим подчиненным, которые никак не могли прийти в себя от изумления, а затем переправился на одноместном боте на авизо. Он запрещал себе оглядываться, но перед тем как бот пришвартовался к «архангелу», все же не выдержал и бросил прощальный взгляд на «Бальтазар», из-за корпуса которого, будто из-за горизонта некоей чудесной планеты, вставало солнце.
На мостике авизо обнаружились панель управления и тактический процессор. Размерами мостик напоминал каюту де Сойи на «Бальтазаре», разве что на факельщике отсутствовали все эти кабели, приборы и два амортизационных кресла. По соседству с мостиком располагалась каютка, служившая одновременно штурманской и платяным шкафом.
Де Сойе сразу бросилось в глаза, что амортизационные кресла резко отличаются от обычных. Стальные, начисто лишенные обивки конструкции в форме человеческого тела больше напоминали столы в прозекторской, нежели кресла. По ребру кресел бежала кромка — для того, чтобы жидкость не сливалась на пол; во время ускорения силовое поле наверняка поддерживается только У кресел, дабы то, что в начале полета составляло тело человека, не разлетелось по каюте в краткий период невесомости. Де Сойя заметил раструбы, по которым, очевидно, подавалась вода или специальный раствор — чем там моют стальные кресла?
— Ускорение через две минуты, — произнес металлический голос. — Пристегнитесь.
Ни тебе «здравствуйте», подумалось де Сойе, ни даже «пожалуйста».
— Корабль? — позвал он. Разумеется, на корабле Ордена не могло быть настоящего Иск-Ина — как не могло их быть на всей подвластной Ордену территории, — однако де Сойе вдруг показалось, что Ватикан сделал исключение для авизо.
— До начального ускорения одна минута тридцать секунд, — сообщил металлический голос. Де Сойя понял, что расспрашивать бортовой компьютер бесполезно, и поторопился занять одно из кресел и пристегнуться ремнями — широкими, толстыми. Интересно, зачем они здесь? Для красоты? Неужели мало силового поля?
— Тридцать секунд. Примите к сведению, что переход в состояние С-плюс смертелен для человека.
— Спасибо, — поблагодарил Федерико де Сойя. Сердце бешено колотилось, этот стук громом отдавался в ушах. На панели управления замигали огоньки. Поскольку возможности пилотировать корабль у него не было, де Сойя не обратил на них внимания.
— Пятнадцать секунд. Предлагаю помолиться.
— Пошел в задницу! — Де Сойя молился с той самой секунды, когда покинул отца Вандрисса. Сейчас он добавил к своим мольбам еще одну — попросил простить за сквернословие.
— Пять секунд. Конец связи. Благослови вас Бог, воскресните во имя Христово.
— Аминь, — произнес де Сойя и закрыл глаза. В тот же миг заработал двигатель.
Глава 8
Вечер в Эндимионе наступил рано. Я наблюдал за тем, как сгущаются над городом осенние сумерки, из окна той комнаты, где пришел в себя днем. В комнате, в которую меня привел А.Беттик, поджидал элегантный, но без вычурности вечерний наряд — хлопчатобумажные коричневые брюки, зауженные к икрам, льняная белая рубашка с чем-то вроде кружевных манжет, черный кожаный жилет, черные носки, черные ботинки из мягкой кожи и золотой браслет. Андроид также показал мне ванную, которая располагалась этажом ниже, и сообщил, что я могу надеть висевший на двери купальный халат. Я поблагодарил А.Беттика, принял ванну, высушил волосы, надел все, что лежало на кровати, за исключением браслета, и стал гадать. Солнечный свет постепенно приобрел золотистый оттенок, с холмов к университету поползли тени. Когда же свет поблек и над горами на востоке показалось созвездие Лебедя, А.Беттик вернулся за мной.
— Пора? — спросил я.
— Не совсем. Вы упомянули, что хотели бы со мной поговорить.
— Ах да! — Я указал на кровать, единственный предмет мебели в комнате. — Присаживайся.
Голубокожий андроид не сдвинулся с места.
— Если не возражаете, сэр, я предпочитаю стоять.
Сложив на груди руки, я оперся спиной о подоконник. Прохладный вечерний воздух был напоен запахом челмы.
— Обойдемся без «сэров». Вполне сойдет просто Рауль. — Я помедлил. — Если, конечно, тебя не запрограммировали обращаться к…, э… — я чуть было не сказал «людям», однако мне не хотелось, чтобы А.Беттик подумал, будто он в моих глазах — не человек, — …к окружающим таким образом.
А.Беттик усмехнулся:
— Нет, сэр. Если честно, меня вообще не программировали — по крайней мере в том смысле, в каком программируют машины.
За исключением синтетических мышц и верхнего слоя кожи, которые увеличивают, к примеру, мою силу и сопротивляемость радиации, во мне нет искусственных частей. Однако андроид должен быть вежливым. Посему, если вам так угодно, я буду вас называть «месье Эндимион».
Я пожал плечами:
— Как хочешь. Извини, но в андроидах я не разбираюсь, поэтому и попадаю впросак.
— Не стоит извиняться, месье Эндимион, — с улыбкой отозвался А.Беттик. — Лишь немногие из живущих ныне людей видели воочию представителей моей расы.
Вот как? «Моей расы». Интересно.
— Расскажи мне поподробнее про свою расу. Кажется, законы Гегемонии запрещали изготавливать андроидов?
— Да. — Я заметил, что А.Беттик стоит в позе «вольно». Может, он когда-то служил в армии? — Подобный запрет существовал на Старой Земле и на многих мирах Гегемонии еще до Хиджры, однако Альтинг принял решение, по которому разрешалось изготавливать андроидов для использования на Окраине. А Гиперион в те дни относился как раз к планетам Окраины.
— И относится к ним по сей день, — буркнул я.
— Так точно, сэр.
— Когда тебя изготовили? На каких мирах ты побывал? Чем занимался? — Спохватившись, я прибавил: — Надеюсь, ты понимаешь мое любопытство?
— Конечно, месье Эндимион, — ответил андроид с акцентом, который я не смог определить. То был инопланетный, неизмеримо древний акцент. — По гиперионскому календарю меня изготовили в 26-м году новой эры.
— То бишь в двадцать шестом веке. Шестьсот девяносто четыре года назад. — А.Беттик молча кивнул. — Выходит, ты родился…, появился на свет уже после гибели Старой Земли, — проговорил я, обращаясь скорее к себе, чем к нему.
— Да, сэр.
— И Гиперион был твоим первым…, местом работы?
— Нет, сэр. Первые пятьдесят лет своей жизни я провел на Асквите, при дворе его королевского величества Артура Восьмого, сюзерена Виндзорского двора в изгнании, а также при дворе его кузена Руперта, князя Монако в изгнании. Когда король Артур скончался, я по завещанию перешел к сыну монарха, королю Уильяму Двадцать Третьему.
— А, Печальный Король Билли.
— Да, сэр.
— Ты попал на Гиперион вместе с королем Билли, когда тот бежал от Горация Гленнон-Хайта?
— Да. Вообще-то нас, андроидов, отправили на Гиперион за тридцать с лишним лет до прибытия короля Билли и прочих колонистов. Сразу после того, как генерал Гленнон-Хайт одержал победу в битве при Фомальгауте. Его королевское величество решил тогда на всякий случай подыскать новую планету для своих подданных.
— И в те дни ты повстречался с месье Силеном, правильно? — Я указал на потолок и Представил себе старого поэта в паутине трубок системы жизнеобеспечения.
— Нет, — возразил андроид. — В ту пору, когда в Граде Поэтов кипела жизнь, мы не были знакомы. Я имел удовольствие познакомиться с месье Силеном позже, во время паломничества в Долину Гробниц Времени, которое состоялось через два с половиной столетия после смерти его королевского величества.
— И больше не покидал Гиперион, так? Получается, ты провел здесь пятьсот лет, даже больше.
— Да, месье Эндимион.
— Ты бессмертен? — Я знал, что задаю нескромный вопрос, однако мне очень хотелось услышать ответ.
А.Беттик вновь усмехнулся:
— Вовсе нет, сэр. Если со мной произойдет несчастный случай, я могу умереть, как всякий человек. Однако при изготовлении в мои клетки заложили возможность непрерывной поульсенизации, поэтому я практически не старею и не болею.
— Это из-за поульсенизации у всех андроидов голубая кожа?
— Нет, сэр. Голубая кожа у нас потому, что такой кожи нет ни у кого из людей, а разработчики считали своим долгом подчеркнуть разницу между андроидами и людьми.
— Значит, человеком ты себя не считаешь?
— Нет, сэр. Я считаю себя андроидом.
Я улыбнулся, подивившись собственной наивности.
— Ты по-прежнему служишь людям. Но ведь законы Гегемонии запрещали использовать андроидов в качестве рабов. — А.Беттик молча ждал продолжения. — Ты не хочешь обрести свободу? Не хочешь стать самостоятельной личностью?
А.Беттик подошел к кровати. Я решил, что андроид собирается сесть, однако он всего-навсего аккуратно сложил рубашку и брюки, в которых я днем гулял по городу.
— Месье Эндимион, позвольте заметить, что я вот уже несколько столетий ощущаю себя самостоятельной личностью. И потом, законы Гегемонии погибли вместе с Гегемонией.
— Однако ты продолжаешь служить месье Силену. И остальные тоже.
— Совершенно верно. Но я делаю это потому, что считаю нужным.
Меня сконструировали в помощь человеку. Я выполняю свои обязанности и делаю это с удовольствием.
— То есть ты остался здесь по своей воле, — подытожил я.
А.Беттик утвердительно кивнул и улыбнулся.
— Да, сэр. Другое дело, что свобода воли применительно ко всем нам, андроидам и людям, — понятие растяжимое.
Вздохнув, я оттолкнулся от подоконника. За окном было темно. Очевидно, вскоре поэт пригласит меня за стол.
— И будешь служить месье Силену, пока он не умрет, так?
— Нет, сэр, — ответил А.Беттик. — Если, конечно, мое мнение кого-то заинтересует.
— Неужели? — Я вопросительно приподнял бровь. — А что бы ты предпочел, если бы тебе предложили выбирать?
— Если вы согласитесь выполнить поручение месье Силена, — проговорил андроид, — я бы предпочел отправиться с вами.
* * *
Очутившись наверху, я обнаружил, что больничная палата превратилась в столовую. Пенолитовая «летающая кровать» исчезла вместе с медицинскими приборами и прочим оборудованием, потолок сделался прозрачным. Как и пристало бывшему пастуху, я легко отыскал на небе созвездия Лебедя и Сестер-Близнецов. У каждого из витражных окон стояли высокие треноги со светильниками, пламя которых одновременно освещало и обогревало комнату. Посреди помещения располагался длинный обеденный стол с двумя затейливыми канделябрами; свечи отражались в хрустале, фарфоре и столовом серебре. На противоположных концах стола размещались два кресла, в одном из них сидел Мартин Силен.
Старого поэта было не узнать. Казалось, за то время, что мы не виделись, он сбросил несколько столетий. Вместо мумии с восковой кожей и запавшими глазами я увидел обычного старика — разве что, судя по выражению глаз, страшно голодного. Подойдя поближе, я заметил под столом переплетение трубок, но в остальном иллюзия того, что передо мной оживший мертвец, была полной.
Заметив мое изумление. Силен хмыкнул.
— Днем ты застал меня в самый неподходящий момент, Рауль Эндимион, — прохрипел он. Изменился даже голос: чтобы расслышать поэта, уже не требовалось напрягать слух. — Я никак не приду в себя после заморозки.
Он указал на кресло напротив. — После криогенной фуги? — уточнил я, расстилая на коленях салфетку. Последний раз я сидел за столь роскошным столом в тот день, когда демобилизовался и отправился прямиком в лучший ресторан портового города Гран-Чако на полуострове Южный Коготь, где заказал самые дорогие кушанья и просадил все свои деньги (но оно того стоило).
— Естественно. — Я смутился, поняв, что свалял дурака. — Иначе прожил бы я, по-твоему, столько лет? — Силен снова хмыкнул. — Да, возраст уже не тот. Пока очухаешься…
Я набрал полную грудь воздуха и произнес:
— Пожалуйста, сэр, не обижайтесь, но сколько вам лет?
Пропустив мой вопрос мимо ушей, Силен сделал знак андроиду — не А.Беттику, — который стоял у двери. В следующий миг другие андроиды начали вносить кушанья. Мне налили воды. А.Беттик приблизился к Мартину Силену с бутылкой вина в руках, дождался утвердительного кивка, проделал освященный веками ритуал — подал старику пробку и малую толику вина на дне бокала. Силен посмаковал вино, проглотил и фыркнул. Приняв это за одобрение, А.Беттик наполнил наши бокалы.
Подали закуску — запеченный в углях шашлычок из цыплят и нежные ломтики сырой говядины под соусом. Силен, кроме того, пододвинул к себе стоявший на его конце стола паштет из печени с листьями мандрагоры. Я поднял с тарелки украшенную резьбой крышку, попробовал цыплячье крылышко и нашел его восхитительным.
Несмотря на весьма почтенный возраст, лет восемьсот, а может, и все девятьсот, Мартин Силен, едва ли не самый старый на свете человек, отличался завидным аппетитом. Когда он набросился на говядину, я заметил, как сверкнули ослепительно-белые зубы; интересно, они искусственные или палеореконструированы? Вероятно, второе.
Внезапно я осознал, что жутко голоден. Аппетит разыгрался то ли после несостоявшейся казни, то ли после прогулки по городу и проникновения в башню с кораблем. Несколько минут в комнате царила тишина, которую нарушали только шаги андроидов, потрескивание свечей да звон ножей и вилок; время от времени тихонько завывал ветер.
Андроиды убрали закуску и подали дымящийся суп из мидий.
— Я так понял, ты уже успел познакомиться с кораблем? — справился Силен.
— Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11