Проклятие.
О'Тул нарушила паузу, улыбнувшись и открыв дверь, пропуская Курца вперед.
Курц кивнул и прошел мимо нее в холодный полутемный гараж. Если ей хочется, пусть пропустит меня на десяток шагов вперед. Он не оборачивался. Меня посадили, черт побери, за убийство, а не за изнасилование.
Но О'Тул не стала долго ждать. Курц услышал цоканье ее каблуков в паре шагов позади. Она собиралась обогнать его справа.
— Стойте! — заорал он, подняв правую руку.
О'Тул замерла от изумления и подняла к груди сумочку, где, как он знал, она обычно носила свой «зиг про».
Это треклятое освещение вырубилось. Полчаса назад, когда он выходил отсюда, горели все люминесцентные лампы, висевшие на потолке с интервалом в двадцать пять футов, сейчас — только половина. Черными провалами зияли неосвещенные участки гаража.
— Назад! — крикнул Курц, показывая на дверь, из которой они вышли.
Пег О'Тул посмотрела на него, как на чокнутого, не выказав никаких признаков страха, и сунула руку в сумочку, извлекая оттуда свой пистолет.
Началась стрельба.

Глава 2

Когда Курц очнулся в больнице, он сразу понял, что его ранили, но не мог вспомнить, где, когда и кто. Вроде бы с ним был кто-то еще, но любые попытки оживить в памяти что-либо вызывали ощущение зазубренных гвоздей в мозгу.
Курц разбирался в оттенках и сортах боли не хуже, чем некоторые — в винах, но эта боль в голове находилась за пределами оценок. Единственной разумной реакцией на нее мог быть крик, но он не стал кричать долго, поскольку от этого боль только усиливалась.
В палате было темно, но даже слабый свет от оборудования на прикроватном столике резал глаза. Все предметы смотрелись будто окруженные ореолом. Попытка сфокусировать взгляд вызывала тошноту, пробивавшуюся сквозь боль, подобно плавнику акулы, рассекающему маслянистую гладь моря. Чтобы избавиться хоть от нее, Курц закрыл глаза. Теперь он лишь слышат приглушенные больничные звуки, обволакивающие его со всех сторон: переговоры по внутренней связи, скрип резиновых подошв по кафелю, еле слышные разговоры вполголоса, такие, которые услышишь только в больницах и букмекерских конторах. Но все эти звуки, и любой из них в отдельности, в том числе его собственное хриплое дыхание, были слишком громкими для Джо Курца.
Он попытался поднять руку, чтобы потереть правую сторону головы — эпицентр этой вселенской боли, но рука задрожала и осталась на месте, рядом с металлической рамой кровати.
Потребовалось еще две попытки и несколько секунд предобморочного состояния, чтобы напрячь волю и сквозь боль открыть глаза. Понятно, почему правая рука не работает — его просто приковали к кровати наручниками.
Еще через пару минут упорных попыток он разглядел, что левая рука свободна. Курц медленно, с трудом поднял ее и пронес перед лицом. Пришлось закрыть глаза, чтобы справиться с тошнотой. Он коснулся рукой правой стороны головы над ухом. Боль, казалось, расходилась оттуда волнами, как радиоволны на заставках старых фильмов.
Правая сторона головы была скоплением бинтов и пластыря. Однако не все потеряно, подумал Курц, разглядев, что в него воткнуты всего две капельницы, а в паре футов стоит лишь один попискивающий монитор, вокруг него бегают медсестры и доктора с реанимационными тележками. Значит, состояние, по крайней мере, не критическое. Или на него махнули рукой, вынесли приговор «реанимации не подлежит» и пошли попить кофейку, оставив его умирать в темноте.
— Мать твою, — произнес Курц и вздрогнул. Боль возросла с 7,8 до 8,6 по его собственной шкале агонии по Рихтеру. Он знает, что такое боль, но эта боль... она просто ошеломляла.
Курц уронил руку на грудь, закрыл глаза и позволил себе уйти с поля боя.

* * *

— Мистер Курц? Мистер Курц?
Курц проснулся. В глазах все так же плыло, тошнило, но боль стала другой. Еще хуже. Какой-то идиот поднял ему веко и светил в глаз фонариком.
— Мистер Курц?
Голос принадлежал мужчине средних лет с коричневой кожей и добрым взглядом, видимым сквозь очки в черной оправе. На нем был белый халат.
— Я доктор Сингх, мистер Куря. Я работал с вашими ранами в интенсивной терапии, а сейчас вернулся из операционной, где лежит ваш друг.
Курц наконец-то сфокусировал взгляд на его лице. Какой еще друг, хотелось ему спросить, но этот вопрос не стоил того, чтобы открывать рот. По крайней мере, пока.
— Пуля попала в правую сторону вашей головы, мистер Курц, но не проникла внутрь черепной коробки, — произнес Сингх мягким певучим голосом, отдававшимся в голове Курца, как визг трех бензопил, работающих одновременно.
Супермен, подумал Курц. Пули, мать их, отскакивают.
— Почему? — спросил он вслух.
— Что, мистер Курц?
При мысли о том, что снова придется говорить, Курц закрыл глаза.
— Почему... пуля... не... проникла? — с трудом ворочая языком и губами, проговорил он.
Сингх понимающе кивнул.
— Это была пуля небольшого калибра, мистер Курц. Двадцать второго. Кроме того, она прошла сквозь плечо... человека, который был с вами, и срикошетировала от бетонной колонны, находившейся позади вас. Пуля сплющилась и потеряла значительную часть кинетической энергии. Тем не менее если бы в момент попадания вы повернули голову вправо, а не влево, то мы бы извлекали ее из вашего мозга, и это могло бы быть вскрытием, а не операцией.
Исчерпывающе, подумал Курц. Слишком много информации на данный момент.
— В результате, — продолжил пилить голову Курца мягкий певучий голос Сингха, — у вас контузия средней тяжести и внутричерепное кровоизлияние, не требующее трепанации. Левый зрачок не аккомодирует, кровь попала в подглазное пространство, и сейчас белки ваших глаз выглядят кровавыми. Однако все это не столь важно. Завтра мы начнем проверку моторики и постэффектов.
— Кто... — начал было Курц. Он не был уверен, что хочет узнать. Кто стрелял в меня? Кто был со мной? Кто за это ответит?
— Здесь полицейские, мистер Курц, — прервал его мысли Сингх. — Именно поэтому мы не стали вводить сильные обезболивающие с того момента, как вы пришли в сознание. Им надо поговорить с вами.
Курц не стал поворачивать голову, чтобы посмотреть, но доктор сам отошел в сторону, и он увидел двух детективов в гражданской одежде. Один мужчина, одна женщина. Мужчина чернокожий, женщина — белая. Женщину он знал. Когда-то они были влюблены друг в друга.
Чернокожий детектив, опрятно одетый, в твидовом пиджаке, жилетке и старомодном галстуке, подошел ближе.
— Джозеф Курц, я детектив Пол Кемпер. Я и мой напарник расследуем обстоятельства нападения с применением огнестрельного оружия на вас и офицера по надзору Маргарет О'Тул... — начал он. Громкий голос, снисходительная интонация. Вот дерьмо, подумал Курц. Он закрыл глаза и вспомнил, как О'Тул открыла дверь и пропустила его вперед. — ...могут быть использованы против вас в суде, — продолжал мужчина. — Если у вас нет средств, чтобы нанять адвоката, он будет вам предоставлен. Вы ясно понимаете мое изложение ваших прав?
Курц что-то произнес сквозь заполняющую его боль.
— Что? — переспросил Кемпер. Курц передумал. Голос мужчины уже не звучал ни дружески, ни снисходительно.
— Не стрелял в нее, — повторил Курц.
— Вы ясно понимаете ваши права, которые я изложил вам?
— Да.
— Вы желаете, чтобы здесь немедленно появился ваш адвокат?
Желаю «дарвосета» или морфия немедленно, подумал Курц.
— Да... то есть нет. Не надо адвоката.
— Вы можете говорить с нами сейчас?
Сколько еще, мать твою, ты будешь меня расспрашивать, подумал Курц. Потом он понял, что произнес это вслух. Лицо детектива-мужчины приобрело жесткое полицейское выражение «не-смей-материть-меня», а женщина с трудом удерживала смех, стоя у дальней стены. Курцу был хорошо знаком этот смех.
— Как вы оказались в гараже вместе с офицером О'Тул? — спросил Кемпер. Теперь в его голосе не было ни капли снисхождения.
— Совпадение, — проговорил Курц. До сегодняшнего дня он не задумывался, как много слогов в этом слове. Каждый из пяти пронзил его голову, словно раскаленная игла, прошедшая позади глаз.
— Вы стреляли из ее оружия?
— Не помню, — ответил Курц. Сейчас он разговаривал не лучше любого из подозреваемых, которых ему самому приходилось допрашивать.
Кемпер вздохнул и бросил взгляд на свою напарницу. Курц тоже посмотрел на нее и увидел, что и она наблюдает за ним. Очевидно, она его все-таки узнала. Она должна была вспомнить его, едва лишь увидев имя в протоколе. Не поэтому ли она молчит? Она прекрасна, такая же, как в былые годы, сквозь боль подумал Курц. Даже еще прекраснее.
— Вы видели нападавшего или нападавших? — спросил Кемпер.
— Не помню.
— Был ли ваш приход в гараж частью плана, направленного на то, чтобы застрелить офицера О'Тул?
Курц молча посмотрел на него. Да, я-то одурел от боли и контузии, но нельзя же быть таким идиотом. В разговор вмешался доктор Сингх:
— Господа детективы, столь тяжелая контузия часто сопровождается потерей памяти, в том числе о несчастном случае, ее вызвавшем.
— Угу, — откликнулся Кемпер, закрывая блокнот. — Только это не несчастный случай, доктор. И этот парень помнит все, что ему надо.
— Пол, оставь его в покое, — сказала женщина. — У нас есть видеозапись. Пусть Курцу дадут обезболивающее, и он поспит. Мы поговорим с ним утром.
— Утром он встретит нас во всеоружии, продумав все законодательные ходы, — огрызнулся Кемпер.
— Он не станет этого делать, — возразила женщина, качая головой.
С момента последней встречи Курца и Риджби Кинг прошло двадцать лет. Какая там у нее была фамилия в замужестве? Какая-то арабская. Но она оставалась все той же Риджби, которую он знал по приюту отца Бейкера и их службе в Таиланде. Карие глаза, пышная фигура, короткие темные волосы и мгновенно появляющаяся лучезарная улыбка. Словно у той знаменитой гимнастки, в честь которой ей дали имя.
Кемпер вышел из палаты. Риджби подошла к кровати и подняла руку, будто хотела коснуться плеча Курца. Вместо этого она взялась за металлическое ограждение кровати и слегка дернула его, пошатнув прикованную наручниками руку Курца.
— Поспи хоть чуточку, Джо.
— Ага.
Когда ушла и она, Сингх подозвал медсестру, и они что-то вставили в капельницу.
— Обезболивающее и легкое успокоительное, — пояснил доктор. — Мы уже достаточно продержали вас в полубессознательном состоянии, чтобы убедиться в отсутствии постэффектов контузии. Теперь вам можно и поспать.
— Ага, — сказал Курц.
Как только медики вышли из палаты, Курц немедленно подтянул левую руку к лицу и зубами сорвал тампон с пластырем, а затем выдернул иглу капельницы.
Джо Курц прекрасно знал, что может случиться в больнице с беспомощным человеком, накачанным лекарствами. Кроме того, если превозмочь боль, у него найдется о чем подумать до утра.

Глава 3

В четвертом часу ночи в его палату вошли двое мужчин.
Защищаться было нечем. Если бы до этого Курца покормили обедом, он бы исхитрился и стащил столовый нож, спрятав его под подушкой, но его не кормили. Итак, я беззащитен и прикован к кровати наручниками, подумал он. В голову пришла единственная мысль, и он тут же реализовал ее. Перебирая пальцами левой руки трубку капельницы, он добрался до иглы. Длинная толстая игла для внутривенных вливаний. Если нападающий подойдет достаточно близко, можно попытаться ткнуть его иглой в глаз или метнуть ее. Но если у них обоих пистолеты, остается только дернуться влево и свалиться на пол вместе с кроватью, при этом крича и зовя на помощь.
Искоса глядя на две тени, возникшие в дверном проеме, и борясь с головной болью, Курц подумал, что он не уверен, хватит ли ему сил опрокинуть кровать. Кроме того, матрац и сетка, даже больничные, — убогая защита от пули.
К подушке, чуть выше его головы, была прицеплена кнопка вызова медсестры. Правой рукой до нее не дотянуться, поскольку она в наручниках, а стоит ли выпускать из левой руки иглу или демонстрировать ее противникам, непонятно.
Курц следил за силуэтами вошедших с того момента, как эти двое открыли дверь. Когда они прошли дальше, на них упал тусклый свет от медицинского оборудования, стоящего в палате. Первый — высокий, очень худой, в дорогом костюме, с черными волосами, зачесанными назад, и азиатским лицом. У него в руках ничего не было. Второй, находившийся ближе, — крепкий мужчина в инвалидном кресле. Движениями мощных рук он сам вел его к кровати Курца.
Курц не пытался прикидываться спящим. Он внимательно следил за приближающимся мужчиной в кресле. Надежд на то, что это заблудившийся в три часа ночи пациент, не осталось после того, как Курц увидел, что на нем тоже надет костюм. Он не молод, понял Курц, разглядев неровно остриженные редкие седые волосы. Загорелое лицо покрыто морщинами и шрамами, но брови смоляные. Волевой подбородок и жесткий взгляд довершали впечатление. Верхняя часть тела объемная и мощная, но даже при таком свете Курц разглядел, что под брюками скрывались ноги, похожие на высохшие палки.
Азиат с невозмутимым лицом стоял в двух футах позади мужчины в кресле.
Его колеса продолжали скрипеть по кафелю, пока высохшие ноги мужчины не стукнулись о край кровати. Курц посмотрел на него поверх прикованной наручниками правой руки, пытаясь сфокусировать взгляд на его холодных голубых глазах. Оставалось только надеяться, что это дружественный визит.
— Ты — ничтожный, никчемный подонок, кусок дерьма, — прошипел старик. — Это тебе должны были засадить пулю в мозги.
Исчерпывающе, в плане надежды на дружеский визит.
Мужчина замахнулся, и его огромная ладонь припечатала Курца по голове справа, как раз там, где на ней красовался комок тампонов и пластыря, прикрывающий рану.
Попытки справиться с болью, происходившие в течение следующих нескольких секунд, напоминали попытку проехаться на американских горках в Кристал-Бич стоя.
1 2 3 4 5 6 7