– Кроме того, я не нарушал инструкцию. Просто он просил меня не опускать к нему в ящик некоторые письма, а хранить до его возвращения, если он был в отъезде.
– Какие письма?
– Совсем немного. В лучшем случае, одно письмо раз в два или три месяца. Дешевые голубые конверты. Адрес напечатан на машинке.
– А обратного адреса не было?
– Нет. Только на обороте конверта было напечатано: отправитель – господин Жакоб. Выходит, я это напрасно делал?
– Откуда были отправлены эти письма?
– Из Парижа.
– Округ не помните?
– Каждый раз округ был другой.
– Когда пришло последнее письмо?
– Постойте… Сегодня у нас двадцать девятое? Среда.
Значит, в четверг вечером. А увидел я господина Галле только в пятницу утром, когда он собирался на рыбалку.
– И он пошел на рыбалку?
– Нет, вернулся домой, но прежде дал мне, как заведено, пять франков. Когда его убили, я здорово расстроился.
Вы думаете, это письмо…
– Он уехал в тот же день?
– Да. Вы, кажется, ждете поезд из Мелена? Слышите гудок на переезде? А вы обязательно должны сообщить то, что я рассказал?
Мегрэ едва успел добежать до платформы и вскочить в единственный в составе вагон первого класса.
Глава 4
Мошенник в стане легитимистов
Снова оказавшись в гостинице «Луара», Мегрэ довольно сдержанно ответил на расспросы Тардивона, который встретил его, словно ближайшего друга, проводил в номер я показал письма в больших желтых конвертах, пришедших на имя комиссара.
Это было заключение судебно-медицинского эксперта, протоколы из жандармерии и из неверской полиции.
Полиция Руана также прислала дополнительные сведения о кассирше Ирме Стросс.
– Это еще не все, – торжественно заявил хозяин гостиницы. – Заходил жандармский бригадир, хотел поговорить с вами. Он просил, чтобы ему позвонили, как только вы приедете. Короче говоря, к нему трижды приходила одна женщина, наверное, после объявления в городе.
– Что за женщина?
– Матушка Каню, жена садовника из дома напротив отеля. Помните, я вам рассказывал о Маленьком замке?
– Она что-нибудь сообщила?
– Не так уж она глупа! Раз назначено денежное вознаграждение, она ничего не выболтает даром, если, конечно, действительно что-нибудь знает.
Мегрэ выложил на стол розовую папку и фотографию Эмиля Галле.
– Пошлите, пожалуйста, за этой женщиной и соедините меня с жандармерией.
Вскоре бригадир жандармов сообщил ему, что, согласно полученной инструкции, он собрал у себя в казарме всех окрестных бродяг.
Несколько минут Мегрэ сидел один в комнате перед грудой бумаг. Он послал телеграмму в Париж с просьбой сообщить сведения об Анри Галле и его любовнице. На всякий случай запросил орлеанскую полицию, проживает ли в городе некий г-н Клеман.
И, наконец, ему предстояло осмотреть комнату, где было совершено преступление, и одежду покойного, принесенную сюда после вскрытия.
Поначалу дело казалось пустячным. Неизвестным в номере гостиницы был убит человек, на первый взгляд благонравный мелкий буржуа.
Однако каждая новая деталь вместо того, чтобы прояснить дело, только еще больше его запутывала.
– Привести ее к вам, комиссар? – крикнул кто-то со двора. – Это матушка Каню.
В комнату вошла весьма добропорядочная с виду грузная особа, которая ради такого случая даже оделась поопрятней. Она сразу же устремила на Мегрэ недоверчивый взгляд крестьянки.
– Вы хотели мне что-то рассказать? Насчет господина Клемана?
– Насчет месье, который умер, и портрет которого напечатан в газете. Это правда, что вы заплатите пятьдесят Франков?
– Если вы видели его в субботу двадцать пятого июня – заплачу.
– А если я его видела два раза?
– Черт возьми, очень возможно, что вы получите все сто. Говорите.
– Сначала обещайте, что ничего не скажете моему мужу. Не потому, что он так боится хозяина, а из-за ста франков – он их пропьет. Конечно, лучше, чтобы месье Тибюрс тоже не знал, что я вам рассказывала, потому как убитый мужчина разговаривал именно с ним. Первый раз это было утром, часов около одиннадцати. Они вместе гуляли по парку.
– Вы уверены, что это был именно он?
– Так же уверена, как узнала бы вас, будь вы на его месте. Такие, как он, встречаются не каждый день. Они разговаривали, наверное, битый час. Потом через окно гостиной я увидела их второй раз. Похоже, они ссорились.
– В котором часу?
– Только что пробило пять. Вот и выходит два раза, верно?
Пока Мегрэ вытаскивал из бумажника стофранковую купюру, она не спускала глаз с его рук и вздыхала, как будто жалея, что в ту субботу не ходила по пятам за месье Клеманом.
– Мне кажется, я видела его и в третий раз, – сказала она неуверенно, – но это, наверное, не в счет. Через несколько минут месье Тибюрс проводил его до ограды.
– Это действительно не в счет, – отрезал Мегрэ, подталкивая ее к двери.
Он раскурил трубку, надел шляпу и пошел в кафе, где нашел Тардивона.
– Как давно господин Сент-Илэр живет в Маленьком замке?
– Лет двадцать.
– Что он за человек?
– Очень симпатичный! Маленький развеселый толстячок. И такой простой! Когда у меня летом много постояльцев, он сюда не заходит, потому что, как ни верти, он человек другого круга. Но в охотничий сезон он тут частый гость.
– У него есть семья?
– Он вдовец. Мы почти всегда зовем его господин Тибюрс. У него такое редкое имя. Все виноградники вон на том склоне принадлежат ему. Он сам следит за ними, время от времени ездит в Париж покутить, а потом возвращается обратно, обувает грубые башмаки… Что вам там нарассказала матушка Каню?
– Как вы думаете, сейчас он у себя?
– Вполне возможно. Я сегодня не видел его машины.
Мегрэ подошел к решетке и позвонил. Около гостиницы река делала изгиб, и поэтому вилла была последней постройкой в округе – сюда можно было войти, равно как выйти в любое время, оставаясь незамеченным.
От ворот на триста-четыреста метров тянулась крепостная стена, а дальше шли только лесные заросли.
Ворота открыл мужчина с висячими усами. Он был в фартуке садовника и от него разило спиртным. Мегрэ заключил, что, по всей видимости, это и есть супруг матушки Каню.
– Твой хозяин дома?
В ту же минуту Мегрэ увидел человека в рубашке с закатанными рукавами, который копался в моторе поливальной машины. Взгляд садовника подтвердил, что перед Мегрэ не кто иной, как Тибюрс де Сент-Илэр, а тот, оставив машину, выжидательно обернулся к посетителю.
Поскольку Каню выглядел по меньшей мере обескураженным, г-н де Сент-Илэр поднял с земли пиджак и подошел к комиссару.
– Вы ко мне?
– Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Не будете ли столь любезны уделить мне несколько минут?
– Снова это убийство? – проворчал владелец замка, покачав головой в сторону гостиницы «Луара». – Чем я могу вам помочь?.. Проходите сюда. Не приглашаю вас в гостиную – там сейчас солнце. В этой беседке нам будет удобнее… Батист! Бокалы и бутылку шипучки. Из дальнего ряда.
Он был точно такой, каким описал его хозяин гостиницы: маленький, толстенький, румяный, с короткими неухоженными руками, одет в костюм цвета хаки, предназначенный для охоты или рыбалки: такие серийно выпускает фабрика в Сент-Этьене.
– Вы знали господина Клемана? – спросил Мегрэ, садясь в одно из металлических кресел.
– В газете сказано, что это не настоящее его имя. Как же его звали? Грелле? Желле?
– Да, Галле. Это неважно. У вас с ним были деловые отношения?
Мегрэ мог бы поклясться, что в эту минуту его собеседнику стало вдруг не по себе. Действительно, Сент-Илэру зачем-то понадобилось выглянуть из беседки и забормотать:
– Этот дурень Батист способен взять и полусухое. А вы, наверное, как и я, предпочитаете сухое. Это собственное вино, приготовленное по методу шампанских вин. Что же касается господина Клемана – будем лучше называть его так, – что я могу вам сообщить? Утверждать, что нас связывали деловые отношения, было бы преувеличением. Сказать, что я никогда его не видел, тоже было бы не совсем верно.
И пока он говорил, Мегрэ думал о другом допросе – допросе Анри Галле. Эти двое вели себя совершенно по-разному. Сын пострадавшего не стремился расположить к себе собеседника и вовсе не заботился о том, что его поведение может выглядеть странным. Он выслушивал вопросы с недоверчивым видом, молча, а затем, отвечая, взвешивал каждое слово.
Тибюрс же болтал без умолку, улыбался, размахивал руками, ходил взад и вперед по беседке, старался казаться рубахой-парнем.
Но и у того, и у другого проскальзывала затаенная тревога, может быть, страх, что им не удастся что-то скрыть.
– Знаете, к нам, владельцам замков, кто только не заходит. Я имею в виду не только бродяг, коммивояжеров, торговцев. Вернемся к господину Клеману… А вот и вино!
Все в порядке, Батист. Можешь идти. Я скоро приду взглянуть на поливальную машину. Главное, сам до нее не дотрагивайся.
Не переставая говорить, он медленно откупорил бутылку и наполнил бокалы, не уронив ни капли пены.
– Короче говоря, он как-то приходил сюда. Очень давно… Вы, наверное, знаете, что род Сент-Илэров – весьма древний и в настоящее время я являюсь его последним отпрыском. Просто чудо, что я не переписываю бумажки в какой-нибудь конторе в Париже или где-то в захолустье. Если бы не наследство двоюродного брата, разбогатевшего в Азии… В общем, я хочу сказать, что мое имя значится во всех родословных книгах. Мой отец сорок лет отличался легитимистскими взглядами. Ну, а я…
Он улыбнулся, выпил пенистое вино, по-простонародному прищелкнув языком, подождал, пока Мегрэ опорожнит свой бокал, и наполнил его снова.
– Наш господин Клеман, которого я отродясь не знал, пришел как-то ко мне, вручил рекомендательные письма от французского и иностранного дворянства и дал понять, что он является кем-то вроде официального представителя легитимистского движения во Франции. Я не перебивал его.
Наконец, он подошел к тому, куда клонил: попросил у меня две тысячи франков в фонд пропаганды. Я отказал, тогда он стал рассказывать о какой-то там аристократической семье, оказавшейся в нищете, и о подписке в ее пользу. Начали мы с двух тысяч франков, потом дошли до ста. В конце концов, я дал ему пятьдесят.
– Когда это было?
– Несколько месяцев назад. Точно не помню. В разгар охотничьего сезона. Почти каждый день в одном из окрестных замков устраивали облавные охоты. И почти везде видели этого субъекта. Не сомневаюсь, что он специалист по такого рода мошенничеству. Но не обращаться же мне в полицию из-за каких-нибудь пятидесяти франков?.. Ваше здоровье!.. Через некоторое время он имея наглость появиться снова. Вот и все.
– Когда именно?
– Ну, где-то в конце прошлой недели.
– Правильно, в субботу. Он даже приходил дважды, если не ошибаюсь.
– Вы просто ас, комиссар! Действительно дважды. Утром я отказался его принять. Днем он поймал меня в парке.
– Просил денег?
– Нет, черт возьми! Даже не знаю, зачем он приходил.
Все те же разговоры о реставрации монархии… Ну, допивайте. Не оставлять же вино в бутылке. Послушайте, вы не верите в то, что он покончил с собой? Наверное, дошел до ручки.
– Выстрел был сделан с расстояния семи метров, а револьвер не найден.
– Тогда, конечно… А что вы об этом думаете? Какой-нибудь бродяга проходил мимо и…
– Трудно поверить. Дорога, куда выходят окна комнаты, ведет только к вашему поместью.
– Но здесь нет входа, – запротестовал г-н де Сент-Илэр. – Уже много лет ворота на крапивную дорогу заперты, и я даже затрудняюсь сказать, где ключи. Я велю принести еще бутылку?
– Благодарю. Полагаю, вы ничего не слышали?
– Что именно?
– Выстрела в субботу вечером.
– Ровным счетом, ничего. Я рано ложусь. Об убийстве узнал на следующее утро от своего камердинера.
– А вам не пришло в голову сообщить в полицию о визите господина Клемана?
– Черт возьми… – чтобы скрыть замешательство, он неестественно засмеялся. – Я решил, что бедолага и так достаточно наказан. Такое имя, как мое, принято встречать в газетах только в разделе светской хроники.
Мегрэ неотступно, словно навязчивая мелодия шарманки, преследовало смутное и неприятное ощущение, что во всем, что касалось смерти Эмиля Галле, сквозит какая-то фальшь: и в личности самого покойного, и в словах его сына, и даже в смехе Тибюрса де Сент-Илэра.
– Вы остановились у милейшего Тардивона? Это наш бывший повар. С тех пор он сколотил неплохой капиталец.
Вы действительно не хотите больше вина? Этот кретин-садовник вывел из строя поливальную машину, и когда вы пришли, я пытался ее починить. В деревне нужно уметь делать все. Если вы останетесь здесь еще на несколько дней, комиссар, заходите ко мне вечерком, поболтаем. Жить в гостинице при таком наплыве туристов, наверное, невыносимо?
У ворот он взял Мегрэ за руку, которую тот ему, впрочем, не протягивал, и пожал ее с преувеличенной сердечностью.
Шагая вдоль Луары, Мегрэ мысленно отметил две детали. Во-первых, Сент-Илэр не мог не знать о сделанном в городе объявлении и, следовательно, понимал, какое значение придает полиция словам и поступкам г-на Клемана в течение субботы, но тем не менее выжидал, а заговорил только тогда, когда понял, что его собеседник уже в курсе событий. Во-вторых, он по меньшей мере один раз соврал, утверждая, что в субботу утром отказался принять посетителя, а днем тот поймал его в парке.
В действительности, как раз утром они гуляли по парку.
А днем прекраснейшим образом беседовали в гостиной замка.
Значит, остальные слова тоже могли быть ложью, заключил комиссар.
Он вышел к крапивной дороге. С одной стороны ее ограничивала стена, беленная известью и замыкавшая парк Тибюрса де Сент-Илэра, а с другой – возвышалась одноэтажная пристройка к гостинице «Луара». Над высокой травой, кустарником, зарослями крапивы кружились шмели. Тенистая аллея, окаймленная рядами дубов, метров через сто упиралась в старые ворота с узорчатой решеткой.
Мегрэ из любопытства дошел до самых ворот, которые, по словам хозяина, не открывались уже много лет, а ключи якобы были потеряны, хотя одного взгляда на заржавленный замок было достаточно, чтобы заметить, что кое-где на ржавчине виднелись свежие царапины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15