— Один портвейн!
Все это он делал без спешки, но с озабоченным видом, как будто предполагал, что от его малейшего поступка к жеста, даже от самого незначительного движения мышц лица зависела судьба мира.
— Попечатайте у меня! — попросил он машинистку, указав ей на соседнюю комнату.
И обратившись к секретарю, добавил:
— А вы позвоните прокурору…
Наконец он сел и со вздохом положил ногу на ногу:
— Устал. Так это вы ведете следствие?
Пододвинул к Мегрэ бокал портвейна, принесенный слугой.
— Нелепая история, не правда ли?
— Не такая уж и нелепая! — проворчал Мегрэ далеко не самым любезным тоном.
— Я хотел сказать — неприятная…
— Разумеется! Всегда неприятно получить нож в спину и умереть…
Молодой человек нетерпеливо поднялся, распахнул дверь в соседнюю комнату, сделал вид, будто отдает какие-то распоряжения на английском языке, затем вернулся к Мегрэ и протянул ему портсигар.
— Спасибо! Я курю только трубку…
Браун потянулся к столику, где стояла коробка с английским табаком.
Только крепкий, дешевый! — заметил Мегрэ и вытащил из кармана собственную пачку.
Браун большими шагами заходил взад и вперед по комнате.
— Вы знаете, не так ли, что мой отец вел очень… скандальный образ жизни…
— У него была любовница!
Не только! И многое другое! Вам нужно все знать, чтобы не совершить… как это по-вашему? Промашку…
Телефонный звонок прервал его. Подбежавший к аппарату секретарь ответил на этот раз по-немецки, и Браун замахал ему отрицательно руками. Секретарь говорил довольно долго. Браун уже начал проявлять признаки нетерпения. И поскольку конца беседе не предвиделось, подошел к нему и, взяв из его рук трубку, положил на рычаг.
— Отец приехал во Францию давно, без матери… И он нас почти что разорил…
Браун не мог устоять на месте. Продолжая говорить, он закрыл дверь за секретарем. Затем коснулся пальцем бокала с портвейном.
— Вы не будете пить?
— Нет, спасибо!
Младший Браун нетерпеливо передернул плечами.
— Над отцом взяли опекунство… Моя мать очень страдала… И много работала…
— А, так это ваша мать вновь поднимала дело?
— С моим дядей, да!
— С братом вашей матери, конечно!
— Yes! Мой отец потерял… достоинство, да… достоинство… Но лучше, если об этом будут как можно меньше говорить… Вы понимаете?..
Мегрэ все время неотрывно смотрел на молодого человека, и того это явно выводило из себя. Тем более, что Брауну никак не удавалось разгадать смысл тяжелого взгляда комиссара. То ли он ровным счетом ничего не значил, то ли, наоборот, в нем таилась страшная угроза?
— Один вопрос, господин Браун. Господин Гарри Браун, как я вижу по надписям на вашем багаже. Где вы находились в прошлую среду?
Прежде чем молодой человек ответил, он дважды прошелся по комнате.
— А что вы хотите этим сказать?
— Ничего особенного. Я только спрашиваю, где вы были.
— Разве это важно для следствия?
— Возможно, да, а возможно, и нет!
— Если не ошибаюсь, встречал в Марселе «Гласко».
Судно с шерстью из Австралии, которое сейчас находится в Амстердаме и не разгружается из-за забастовки докеров…
— Вы не видели вашего отца?
— Нет, не видел…
— Еще один вопрос, последний. Кто занимался рентой вашего отца и какова она была?
— Я! Пять тысяч франков в месяц… Вы хотите рассказать об этом в газетах?
За стеной по-прежнему раздавался треск пишущей машинки, звоночек в конце каждой строчки и стук каретки.
Мегрэ встал, взял шляпу.
— Благодарю вас!
На лице Брауна выразилось крайнее удивление.
— И это все?
— Все… Благодарю вас…
Снова зазвонил телефон, но молодой человек продолжал стоять на месте, будто и не собирался снимать трубку. И смотрел, не веря своим глазам, как Мегрэ направляется к двери.
Наконец судорожно схватил лежавший на столе конверт:
— Я тут приготовил немного на нужды полиции…
Но Мегрэ был уже в коридоре. Вскоре он спустился по роскошной лестнице и пересек вестибюль в сопровождении лакея в ливрее.
В девять часов он поужинал в полном одиночестве в ресторане гостиницы «Бекон», листая телефонный справочник. И трижды заказывал телефонный разговор в Канн. Только на третий раз ему ответили:
— Да, это здесь недалеко…
— Вот и замечательно! Будьте так любезны, передайте госпоже Жажа, что похороны состоятся завтра в семь часов в Антибе… Да, похороны… Она поймет…
Немного походил по комнате. Из окна, в пятистах метрах, виднелась белая вилла Брауна с двумя освещенными окнами.
Хватит ли у него сил?..
Нет! Ему так хочется спать!
— А у них, случайно, нет телефона?
— Есть, господин комиссар! Мне им позвонить?
Славная маленькая горничная в белом чепце напоминала мышку, суетливо бегающую по комнате.
— Месье!.. Одна из дам у телефона…
Мегрэ взял трубку:
— Алло!.. Говорит комиссар… Да… Я не смог зайти к вам сегодня… Похороны состоятся завтра утром в семь часов… Что?.. Нет! Только не сегодня… У меня много работы… Доброй ночи, мадам…
Он вроде бы разговаривал со старухой. И теперь она, взволнованная, наверняка побежит сообщать новость дочке. И обе начнут спорить о том, как им лучше в данной ситуации поступить.
В комнату, медоточиво улыбаясь, вошла хозяйка гостиницы «Бекон».
— Вам понравился буйабес?.. Я его специально для вас приготовила, поскольку…
Буйабес? Мегрэ безуспешно рылся в собственной памяти.
— Ах да! Превосходный! Просто изумительный! — поспешил откликнуться он с вежливой улыбкой.
Но на самом деле он ничего не помнил. Недавний ужин потонул в массе прочих ненужных вещей, вкупе с Бутигом, автобусом и гаражом…
А из кулинарных картин выплыла только одна: баранья ножка, отведанная комиссаром у Жажа… И благоухающий чесноком салат.
Нет, извините! Припомнилось еще кое-что: сладковатый аромат портвейна, так и не выпитого им в отеле «Провансаль», гармонично сочетавшийся со столь же невыразительным запахом парфюмерии Брауна-младшего.
— Пусть мне принесут бутылочку «Виттеля», — попросил он, прежде чем поднялся по лестнице к себе в номер.
Глава 5
Похороны Уильяма Брауна
Солнце опьяняло своими лучами, но ставни домов еще были закрыты, а тротуары пустынны, и лишь на рынке жизнь уже пробудилась. Легкомысленная и неспешная жизнь людей, что рано встали и у которых впереди еще куча времени, а потому предпочитающих не копошиться, не суетиться, а всласть накричаться по-итальянски и по-французски.
На рынок смотрел и желтый фасад мэрии с двойным крыльцом. В подвале здания находился морг.
В этом месте рынка, посреди цветов и овощей, и остановился без десяти минут семь катафалк, черный, зловещий. Мегрэ пришел почти в то же время, а вскоре примчался и Бутиг, инспектор проснулся едва ли десять минут назад и даже не успел застегнуть жилет.
— У нас есть время выпить чего-нибудь… Никого нет…
Он толкнул дверь небольшого бара, вошел и заказал ром.
— Вы даже не представляете, как все оказалось сложно… Сын забыл сказать, за какую цену он желал бы приобрести гроб… Вчера вечером пришлось ему звонить… Он ответил мне, что ему все равно, лишь бы хорошего качества… А в Антибе не нашлось ни одного гроба из мореного дуба… Только в одиннадцать часов вечера привезли такой из Канна… И тогда я вспомнил о церемонии… Надо отпевать в церкви, да или нет?.. Звоню в «Провансаль», а мне говорят, что Браун уже лег… Я постарался сделать, как лучше… Вот, взгляните!..
И он указал на возвышавшуюся в ста метрах от них на рыночной площади церковь, вход в которую был обрамлен черной материей.
Мегрэ предпочел промолчать, но, по его мнению, Браун скорее напоминал протестанта, нежели католика.
Бар находился на углу маленькой улицы и имел двери с каждого фасада. В тот момент, когда Мегрэ и Бутиг выходили с одной стороны, с другой в бар вошел человек, и комиссар, обернувшись, встретился с ним взглядом.
Он сразу узнал Жозефа, официанта из кафе в каннском казино, а тот на мгновение заколебался, стоит ли ему здороваться или нет, но в конце концов неопределенно взмахнул рукой.
Видимо, Жозеф привез в Антиб Жажа и Сильви, предположил Мегрэ и не ошибся. Обе шли, направляясь к катафалку, прямо перед ним. Жажа тяжело дышала, а девушка словно боялась опоздать и буквально тащила ее за собой.
Сильви надела свой синий костюм и сразу приобрела вид добропорядочной девушки. Что касается Жажа, то она, похоже, отвыкла ходить. Но скорее всего, у нее просто болели или распухли ноги. На ней было черное из блестящего шелка платье.
Им пришлось, верно, вставать в половине шестого утра, чтобы сесть на первый автобус. Настоящее событие для обитателей бара «Либерти»!
Бутиг недоумевал:
— Кто это?
— Не знаю… — рассеяно ответил Мегрэ.
Но в этот момент обе женщины остановились, подойдя к катафалку, и обернулись. Завидев комиссара, Жажа тотчас устремилась к нему навстречу.
— Мы не опоздали?.. Где он?..
У Сильви, что все так же сдержанно и враждебно вела себя по отношению к Мегрэ, под глазами виднелись темные круги.
— Жозеф привез вас сюда?
Девушке явно хотелось солгать, но она передумала.
— А кто вам сказал?
Бутиг отошел немного в сторону. Тут Мегрэ заметил такси, остановившееся на углу улицы — ближе было не подъехать из-за толпы на рынке.
Из машины вылезли две женщины и сразу обратили на себя всеобщее внимание, вернее не они сами, а их траурные одежды, с черной вуалью, ниспадающей почти до самой земли.
Слишком чужеродным показалось это зрелище среди солнечного света и веселого кипения жизни.
— Вы позволите?.. — прошептал Мегрэ, наклонившись к Жажа.
Бутиг занервничал. И попросил распорядителя похорон, который уже собрался было идти за гробом, немного потерпеть.
— Мы не опоздали?.. — спросила у Мегрэ старуха. — Такси пришлось долго ждать…
Ее взгляд тотчас выхватил из толпы Жажа и Сильви.
— Кто это?
— Не знаю.
— Надеюсь, они не собираются присоединиться к…
Подъехало еще одно такси, и, прежде чем оно окончательно остановилось, дверца открылась, и из него выскочил Гарри Браун, хорошо выспавшийся, с тщательно расчесанным пробором и в безукоризненном черном костюме. Его сопровождал секретарь также в черном костюме, держа в руках венок из живых цветов.
Неожиданно Мегрэ заметил, что пропала Сильви, но, поискав девушку глазами, увидел ее на рынке, возле корзинок цветочника. Вскоре она вернулась с огромным букетом фиалок.
Видимо, Сильви подала мысль двум женщинам в траурных одеждах в свою очередь сходить на рынок. Было видно, как они спорили, подходя к торговцу. Наконец старуха сосчитала монеты, и ее дочь выбрала букетик мимозы.
Тем временем Браун остановился в нескольких метрах от катафалка, ограничившись легким кивком в сторону Мегрэ и Бутига.
— Надо, видимо, предупредить его, что я договорился насчет отпевания, — вздохнул последний.
Ритм работы на ближайшей к мэрии части рынка замедлился — люди следили за происходящим. Но чуть подальше, метрах в двадцати, стоял привычный шум, раздавались крики, смех, шла торговля цветами, фруктами, овощами, сияло солнце, пахло чесноком и мимозой.
Четыре грузчика похоронной конторы принесли огромный, с множеством бронзовых украшений гроб. Вернулся Бутиг.
— Мне кажется, ему все равно. Он лишь пожал плечами…
Толпа расступилась. Лошади двинулись в путь. Гарри Браун, строгий и невозмутимый, пошел вслед за катафалком, держа шляпу в руке и опустив глаза на носки своих лакированных туфель.
Четыре женщины сперва топтались на месте в нерешительности, поглядывая друг на друга, но когда толпа уже была готова сомкнуться, дружно зашагали вперед и помимо их желания оказались в одном ряду сразу после сына Брауна и его секретаря.
Внутреннее пространство пустой церкви, видневшееся в широко распахнутых дверях, манило прохладой.
Браун ждал, стоя на паперти, когда гроб снимут с катафалка. Он привык к церемониям. Его нисколько не смущало, что за ним наблюдает множество глаз.
Более того, он спокойно, без чрезмерного любопытства взирал на четырех женщин.
Распоряжения по проведению похорон были даны слишком поздно. В последний момент обнаружилось, что забыли предупредить органиста. Кюре позвал Бутига в ризницу, что-то ему тихо прошептал, и, вернувшись, инспектор огорченно прошептал Мегрэ:
— Музыки не будет… Надо ждать по меньшей мере четверть часа… И еще неизвестно, вернется ли органист.
Несколько человек вошли в церковь, посмотрели на них и ушли. Браун по-прежнему стоял, гордо выпрямившись, и со спокойным вниманием озирался вокруг.
Отпевание прошло быстро, без органа, без пения.
Священник окропил умершего святой водой. И сразу же четверо рабочих унесли гроб.
На улице уже совсем потеплело. Процессия прошла мимо парикмахерской, возле которой стоял служащий в белом халате и снимал ставни с витрины.
Мужчина брился перед открытым окном. Спешившие на работу прохожие удивленно оглядывались: слишком мало людей следовало за столь пышным катафалком, явно предназначенным для похорон по первому разряду.
Две женщины из Канна и две женщины из Антиба по-прежнему шли в одном ряду, в метре друг от друга.
За ними следовало пустое такси. Бутиг, взявший на себя организацию похорон, заметно нервничал.
— Как вы считаете, скандала не будет?
Все протекало спокойно. Усыпанное цветами кладбище выглядело столь же празднично, как и рынок. Возле зияющей могильной ямы стоял священник со служкой, но как они прошли туда, никто не видел.
Гарри Брауну предложили первому бросить горсть земли в могилу. Затем возникла заминка. Старая женщина в траурной одежде подтолкнула вперед свою дочь и последовала за ней.
А Браун уже быстро шагал к пустому такси, ждавшему его возле ворот кладбища.
Новая заминка. Мегрэ держался в стороне вместе с Бутигом. Жажа и Сильви не осмеливались уйти, не попрощавшись с ним. Но две другие женщины в черном их опередили. Джина Мартини плакала и скомканным платочком утирала под вуалью слезы.
Ее мать подозрительно выспрашивала:
— Это был его сын, не так ли?.. Видимо, он захочет приехать на виллу?..
— Возможно! Не знаю…
— Мы вас еще увидим сегодня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14