https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/nakopitelnye-100/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Однако Саша ушел не вовремя. К посту, теперь охраняемому длинным, с плоским, как бы вогнутым лицом, Гришей Дубко, направлялась яркая брюнетка. Чувственная, гибкая, одухотворенная — такую женщину нельзя было не выделить среди массы беснующихся в зале подростков. Мягкое, бархатное с блестками вечернее платье с глубокими вырезами оттеняло нежную кожу ее спины с прерывистой цепочкой очаровательных родинок. Каждая деталь туалета была продумана. Кронов при виде ее вздрогнул. Нина! Уже больше года, как они разошлись, но сердце толкнулось и замерло, подступив к горлу. Они были счастливы целых четыре года...Много наговорено о мужской твердости и непримиримости, но если бы довелось — и он этого от себя не скрывал — все бы отдал, чтобы вернуть Нину. Это нелегко, конечно, столько горечи накопилось. Сердце бередили гнусные слухи, доходившие до него снова и снова. И слухи эти имели основание. Да и расстались они вовсе не потому, что охладели друг к другу. Как часто бывает, еще одна любовная лодка разбилась о быт.Зарабатывал Саша тренерской работой достаточно по советским меркам. Но, увы, эта мерка оказалась вовсе не по Нине. Любящий тесть потакал капризам своей единственной, пусть и приемной, дочери в меру своих скромных возможностей и был рад переложить это сладкое, но нелегкое бремя на широкие спортивные плечи зятя. Но и они не выдержали.Гастроли Сероусова длились всего месяц, а оставленные Сашей Нине деньги уже растаяли. Очередное платье казалось Нине восхитительным и совершенно необходимым. Способ же поправить свои финансы для красивой, чувственной женщины ей был известен только один — тот самый, вполне традиционный.Когда Саша вернулся с гастролей, Нина уже вполне обходилась без него. Однако с «путаной», пусть и высокого класса, Саша, полный, как выразилась Нина, классовых предрассудков, жить не хотел. Разошлись быстро, как говорится, красиво.И вот она здесь. Уже не его. И ничья вообще. Выразительный взгляд Нины невозможно было оставить без внимания. Проняло и Сероусова. Кивнул Дубко, затем Кронову: «Пропустить». Это значило — то, что надо.Вставлять отсебятину в привычные тексты песен Веня и раньше был горазд. Правда, как правило, в менее изысканных залах. Публика, погруженная в созерцание кумира, не слишком вникала. Поэтому, когда конечную строку одного из куплетов он заменил на ерническое «Хватит одной на сегодня», эта вольность осталась никем не замеченной.За кулисы, недовольно щурясь, Нину проводил отчим. Кулаки Кронова непроизвольно сжались так, что побелели костяшки. Мысленно старался остановить бывшего тестя. «Неужто старый осел не соображает, куда Нинку толкает? Хотя... Не все ли равно — Веня, не Веня? Остальным ведь тоже можно, были бы бабки».Хмурился во втором ряду Гусь — не любил Владимир Евгеньевич Вениных штучек во время концертов. А что ему, шалопаю, скажешь? Любовь дело интимное — вот и весь разговор. Да и девица уже за кулисами, все идет путем.Тем временем Кронов выразительным жестом дал понять Дубко, чтобы тот возвращался на прежнее место в глубине сцены. Зная, что до конца отделения времени еще много, чуть помедлив, он покинул и этот пост и юркнул за сцену. Зачем он это делает, Саша и сам толком не знал. Взглянуть на нее, сказать что-то недоговоренное — но что, что? Следом за ним из зала двинулся и бдительный Гусь.С Ниной Кронов столкнулся возле запертой уборной Сероусова, охраняемой третьим коллегой Кронова — маленьким, невзрачным каратистом Мишей Ежиковым. С его фамилией и коротко стриженный, вечно торчащими дыбом волосами кличка «Ежик» сопровождала его повсюду. В коридоре больше никого не было.С Ежиком, робеющим, так и не привыкшим к калейдоскопу ярких подруг любвеобильного певца, Нина беседовала тоном светской дамы. Как она была хороша! Кронову захотелось зажмуриться и ничего не видеть. Нина встретила бывшего супруга как ни в чем не бывало, взглянула на него с ласковым сожалением. Казалось даже, возросшим, по сравнению с последней, двухмесячной давности, встречей.Потянулась нежными припухшими губами к Сашиной щеке, окаменевшей от напряжения. Саша отступил, уклонился, словно уходя от удара противника.— Саша, Сашенька, в чем дело? Тебя папа стесняет?Илья Ефимович досадливо цыкнул, пожал руку зятя, хлопнул по плечу и двинулся прочь по коридору. На Нину было больно смотреть, и боль оборачивалась грубостью.— Ну, вот, ты и сюда докатилась... Что ж, любовь — штука серьезная. Чего, Ежик, отворачиваешься? Не нравится? Жениться тебе пора. Решайся, отведаешь, как оно бывает.Миша окончательно смутился, щеки его зарделись. Но Нине уже надоело наслаждаться производимым на парня впечатлением. Она ослепительно улыбнулась, обрывая разговор с Ежиком, повернулась к Кронову.— К тебе я шла, Саша. Не работать. Я уже наработалась. Боюсь, чересчур. Хороший паренек этот твой напарник, только давай отойдем. Чего хмуришься, Санек? Поговорить надо.Ежик помирал от любопытства, однако удовлетворить его не удалось. Подоспел Гусь. Сашину гримасу Нина заметила, когда шоу-бизнесмен уже склонился над нею с высоты своего почти двухметрового роста. От неожиданности отшатнулась, хотя физиономия Владимира Евгеньевича расплылась в галантной улыбке. Гусь с ходу рассыпался в любезностях, которые, однако, больше походили на вежливые напоминания каждому о своем месте.— Саша, ты, конечно, у нас неотразимый джентльмен, однако время — рабочее. Извини, что приходится напоминать. В антракте — сколько душе угодно. Верно ведь, девушка? Десять минут осталось. Ты же знаешь: самое горячее время — конец отделения. Не дай Бог, уволокут зрители нашего Венчика. — И почему-то, глядя в спину покорно уходящему Кронову, добавил: — А вы, голубушка, подождите антракта лучше здесь. К сожалению, в апартаменты Вениамина не могу пригласить. Миша не велит. Ладно, ладно, не красней. Возьму ответственность да себя. Разве устоишь перед такой красавицей? Проходите, располагайтесь.Странно, но ласковая интонация Владимира Евгеньевича подействовала на Нину отрицательно. Глаза ее потухли, уголки губ опустились. Заметив это, Гусь и вовсе рассыпался мелким бесом — кивал, улыбался, расспрашивал, как звать-величать, поддерживал под локоток. В отпертую дверь гримуборной Нина вошла покорно, словно на допрос к следователю.— Устраивайтесь, душенька. Скучать вам недолго. Вы тут Веню не обижайте — надо, надо мальчику настроение поднять. Он у нас молодец, Ниночка. А я пойду, не стану вам мешать. И веселее, веселее! — Владимир Евгеньевич ласкал, обволакивал взглядом.Неторопливой, но уверенной походкой Гусь направился по коридору в сторону сцены. Навстречу ему шумно, сияя улыбкой, несся со своей свитой принц вокала.— Умница, Веня, ты сегодня в ударе, — Гусь восторженно приобнял за плечи ярко накрашенного певца. — Порадовал старика. Иди, отдыхай — антракт короткий. А ты, Саша, притормози, поговорим. Ежик присмотрит, не украдут кормильца.То, что должно было произойти за притворенной дверью уборной в ближайшие пять минут, было Саше хорошо знакомо.Скоростная любовная поддержка в антракте происходила всегда одинаково. Спокойно. Не дело мужчины демонстрировать свои чувства. Да и с Гусем не хочется ссориться. Вылететь с «золотой» работы проще простого. Второй раз не поможет и тесть. Да какой он уже, к черту, тесть?! И все же не смог удержаться, свирепо глянул на шефа.— Тихо, Шурик, успокойся. А то чего доброго — продырявишь взглядом. Что, девочка приглянулась? Не ожидал я, чтобы ты мог пост бросить и за юбкой кинуться. А говорят, что любви с первого взгляда не бывает... Все, все — думаешь, я не сообразил, что вы давно знакомы? Так что мне теперь делать? Я девочками не занимаюсь. Мне и без того хватает. Ну, прислали твою красотку. Кто — не мое дело. Надолго не задержится: Веня здоровьице уже подрастряс, не тянет.— Владимир Евгеньевич!..— Саша, да ты что в самом деле? Говори, что стряслось?.. Жена? Ну, извини, не знал. Скверно вышло. Только сюда ведь за другим не ходят. Так что терпи, брат. Да очнись ты в конце концов! Что ты как пацан раскис?С высоты своего роста Гусь смотрел на Сашу с ласковой иронией.Кронова все не отпускало. Но из состояния тупого оцепенения он вышел — бессильно сжались кисти, туже желваки заходили на скулах. Однако приходилось сдаваться без боя.Сероусов возник на пороге все такой же элегантно-раскованный но, против обыкновения, не разгоряченный любовной разрядкой. Наоборот, лицо его было бледнее обычного. Не глянув на Ежика, он что-то беззвучно прошептал, отрешенно взмахнув рукой. Сделал шаг вперед. Резко остановился, будто натолкнувшись на что-то. Рука скользнула в карман.Его дама все не появлялась, но никаких указаний от Вени не последовало. Судя по всему, он и не собирался что-либо пояснять. Какая-то мысль морщила его небольшой, но обычно ангельски-гладкий лобик. Давно ему не приходилось в такой степени напрягать свой мыслительный аппарат. Небрежный артистизм отличал воздушную натуру Вени еще с той поры, когда он, баловень большой интеллигентной семьи, посещал балетный класс, посвящая хореографии больше времени, нежели школьным урокам. Впрочем, он не прогадал. Пластичность и умение управлять своим телом весьма помогли ему на пути к славе.Веня дважды повернул ключик в замке гримуборной. С каждым шагом уверенность возвращалась к нему, а восковая бледность уступала привычному румянцу. Засияла донесенная телеэкранами в каждый дом сероусовская улыбка. Поравнявшись с Гусем и Кроновым, бросил через плечо:— Пусть девочка побудет, Владимир Евгеньевич. Хватит с меня разносолов. Да вы не думайте...Веня смутился? Невероятно! На своего охранника, существо подчиненное и зависимое, он посмотрел нормальным человеческим взглядом, немного виноватым. Буркнул что-то нечленораздельное, напоминающее извинение, проглатывая слова, словно забыв о тщательно отработанной дикции. Саше в лицо старался не смотреть и тут же направился к сцене — туда, где привычно угодливы музыкальные, технические и прочие подмастерья, а главное — напряженно ждет восторженная публика. Гуся будто не заметил вообще. Мысли певца явно были чрезвычайно далеко от дел, входящих в компетенцию шоу-администратора. Однако тому до всего было дело.— Что стоишь, Шурик? Любовь — любовью, а работа есть работа. Тем более что наш маэстро что-то нервничает. Теперь жди какого-нибудь фортеля. Давай за мной потихоньку, а я попробую его успокоить. — И уже громче, с казалось бы немыслимым дружелюбием: — Венечка! Все о'кей, мы тебя любим, не волнуйся! — Нагнал, провел ладонью по пышной, встопорщенной «химией» шерстке: — Голубчик, все будет путем.Веня печально поднял глаза на шефа, не выказывая признаков жизнерадостности. Проронил что-то неслышное и окунулся в пронизанный лазерными лучами туман сцены, встреченный овацией. И сейчас же все там пошло ходуном, завертелось, закричало, заплясало. В зал Кронов спустился одновременно с шефом, снова оказавшись в ненавистной близости от бешено ревущих колонок. С отвращением поглядывал на развевающиеся фалды Вениного голубого фрака, на пышущие жаром лица восторженной публики. В ритме ударных катился шквал оваций, текли слезы запредельного экстаза — все было во власти волшебного тенора и вениных пируэтов.Кронов с завистью покосился на шефа, не привязанного к посту. Тот мелькнул в проходе и растворился. Сашу не трогало беснование зала, снова чувство отрешенности и тупой апатии охватило его. О том, что страж из него сейчас никакой, что рассеянность, злость и тоска не позволяют сосредоточиться, Кронов не думал. Не думал он и о Нине.Жаль было себя, внутри было пусто. Совершенно обоснованно Кронов не причислял себя к экстрасенсам, но странным образом его чувства как-то передались Сероусову, даже несмотря на беспрерывное движение. После третьего номера, принимая от поклонниц очередную охапку цветов, Веня, склонясь почти к уху охранника, проговорил быстро и нервно:— Не крысься. Все знаю. Она уже после сказала. Иди лучше туда, а Ежика пришлешь в зал. Иди, не обламывай меня.Как и следовало ожидать, предложение переместиться в содом, царивший в зале, не обрадовало Ежика. Услышав приказ, он набычился. Но с капризами подопечного приходилось считаться.— Здесь? — Кронов вопросительно покосился на дверь артистической уборной.— Венька же на ключ запер.Сочувствующий взгляд Ежика вызывал раздражение. «И этот сообразил, зараза... Что это я? При чем тут он? Все дело в Нине, хоть уже и чужие мы. Правда, особой близости и раньше не было. Хорошо, тетка с пацаном возится, как когда-то со мной, а все равно — растет без родителей. Ох, это я знаю, каково одному. Что я тогда понимал, десятилетний, после той катастрофы, когда и отец и мать?... Спасибо тетке — не дала пропасть! Оттого и боксом заниматься начал, чтобы выстоять, выжить. И не надо никому морочить голову, спорт, конечно, хорошо, а что башку могу отшибить с одного удара — куда полезнее... Постучать, что ли? Так один черт дверь заперта, без ключа даже изнутри не откроешь. Что это Ефимыч в конце коридора маячит? Неплохой он мужик, спасибо ему, но нудный — спасу нет. А, какая разница. Не детей же с ним крестить!»— Нина, ты меня слышишь? Открыть дверь я не могу, но ты подойди, поговорить надо. Нина!.. Не хочешь? — и уже про себя, потише: — Молчит. Тварь...«Гордая стала. Казалось бы, чем гордиться? Панель есть панель. А Ефимыч — козел — совсем ошалел. Небось, была бы родная — первый бы задницу надрал. Молчит. Будто и нет меня. Оля — с ней проще. Пусть не такая яркая, но хоть знаешь — не за цацки любит. Семья есть семья. Отец ее чуть ли не до ЦК добрался. Правда, сейчас не разберешь, какой партии. Коммунист — точно, а вот с каким вывертом — аллах знает. Да какая разница? Боссы нигде не жалуются. Нет, Оля, конечно, девчонка что надо. Все при ней, к самое главное — не разбалованная. А вот душа лежит к Нине. В нее словно в омут бросался. Вот и сейчас тянет, а казалось бы — зачем это? Жили — пережили. За четыре года какие еще могут в женщине загадки оставаться? А вот нет. Стыдно сказать, к сыну не так привязан, как к ней — теплой, дурманящей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16


А-П

П-Я