Делаю вид, что принимаю это с юмором.— Согласен, совпадение забавное.— Я жалею только об одном… — уверяет карлик.Я поднимаю брови, показывая любопытство.— …Что ты не сдох.Я кланяюсь.— Ты очень любезен…Этот писсуар кривит губы.— К счастью, пришло время исправить эту оплошность…Что тут сказать? Я смотрю на коротышку и понимаю, что настроен он решительно. Если я не буду действовать быстро, то очень вероятно, что проснусь в уголке, полном ангелов и благоухающих роз. А теперь, если хотите, чтобы я вам рассказал, по каким признакам можно узнать типа, решившего отправить вас на небеса, открывайте пошире уши. Как я вам уже говорил, в глазах у этого недомерка есть что-то особенное. Желание убивать читается у него не только в глазах, но и на всей морде. Его губы задрались, как у скалящейся собаки, нос наморщился, а адамово яблоко поднимается-опускается, как лифт отеля в день наплыва клиентов. Этот обмылок кажется мне хитрым. Даже если я и смогу схватить лежащую на диване пушку, это ничего мне не даст, потому что он выстрелит прежде, чем я сниму свой пистолет с предохранителя.Что делать? Господи…У меня пересохло во рту. Вдруг мне в голову приходит мысль; приходит без моего желания, как звонок будильника, но в моем монгольфьере она производит фурор. Чтобы попытаться ее осуществить, мне нужен алкоголь. Увы, я высосал из бутылки все до капли, но рядом с диваном стоит флакон одеколона. Этикетка повернута к стене, следовательно, карлик не может знать, что в нем за жидкость.Я принимаю непринужденный вид собирающегося остограммиться пьянчужки.— Ты же не собираешься меня шлепнуть?— Я возьму на себя этот труд…— Не надо.Я едва сдерживаю всхлипывания. Этому малышу надо показать редкое зрелище, чтобы он продлил наш тет-а-тет. Смысл моей игры состоит в том, чтобы взять пузырек одеколона в руки, не вызывая у карлика подозрений.— Не делай этого, — задыхаясь умоляю я. — Черт побери! Я же ничего вам не сделал. Вы и так уже один раз чуть не застрелили меня…Я медленно тянусь рукой к пустой бутылке, словно почувствовав потребность взбодриться, потом делаю вид, будто только сейчас заметил, что она пуста. Совершенно необходимо, чтобы он ни о чем не догадался. Продолжая дрожать, я немного поворачиваюсь, чтобы взять одеколон… Невозможно передать, что я чувствую. Мне кажется, что сейчас его пушка плюнет огнем. Нет ничего более неприятного, чем свинец в кишках. Когда это происходит, вы не думаете ни о чем, кроме боли, от которой перехватывает дыхание…Но ничего такого не происходит.Не надо думать, что эти события и действия протекают в замедленном темпе. Просто мысль бежит быстрее. Между мыслью и действием разница в скорости порой бывает такой же, как между светом и звуком.Наконец я беру флакон с одеколоном в свои руки.— Я не хочу, чтобы ты меня убивал!— Не надо было лезть в это дело. Что это за легавый, который разыгрывает из себя героя, а когда его должны шлепнуть, начинает ныть!Моя дрожь усиливается. Я отвинчиваю крышку флакона и подношу горлышко к губам.Если в своей жизни вам по ошибке приходилось пить одеколон, вы должны знать, что он не идет ни в какое сравнение с шамбертеном. Лично я не знаю ничего противнее…Поэтому я не собираюсь глотать этот сомнительный напиток и на сей раз. Я набираю его в рот, как будто хочу прополоскать горло…Я хорошо рассчитываю свой маленький трюк! Фюить! Я выпускаю струю одеколона в моргалы гнома. Попал! Недомерок визжит, как поросенок, которому в задний проход воткнули раскаленный металлический прут. Он трет зенки своими миниатюрными кулачками.Не думайте, что я тем временем валяю дурака. Я быстренько обезоруживаю его и хватаю свой “люгер”. Имея в руках по пушке, чувствуешь себя сильным, особенно когда перед тобой месье в метр тридцать ростом.— Ты еще слишком мал, лапочка, чтобы суметь справиться с Сан-Антонио. Лучше бы ты сидел дома и стрелял из рогатки. Ты что же, думал, что имеешь дело с лопухом?Он начинает открывать глаза, но плачет, как будто ему на колени бросили гранату со слезоточивым газом.— Мусор поганый! — скрежещет он.— Не волнуйся, красавчик. Колесо крутится, как видишь, иногда так быстро, что не рассмотришь спицы. Всего минуту назад ты играл с этой пушкой в Ника Картера, а теперь она у меня. Вывод: говорить будешь ты.— Держи карман шире!— Если не ответишь на мои вопросы быстро, я переломаю тебе кости.Он пожимает плечиками.— Попробуй!Меня охватывает ярость. Я кладу обе пушки на полку вне пределов досягаемости карлика и подхожу к нему. Эта макака меня заколебала. Сейчас я устрою своему незваному гостю молотилку. Протягиваю к нему руку, но он отскакивает в сторону и, прежде чем я успеваю отреагировать, бросается на меня, как таран, и бьет башкой в пузо. У меня сразу перехватывает дыхание, к тому же мой живот еще очень чувствителен. А недомерок не теряет времени даром. Воспользовавшись тем, что я согнулся пополам от боли, он проделывает японский трюк, смысл и цель которого состоят в том, чтобы сунуть противнику в зенки два раздвинутых вилкой пальца. Теперь уже я могу дышать и поэтому ору благим матом. Я ослеплен, захвачен врасплох, одурачен. На мою голову обрушивается град ударов. Под кумполом меня, как на Пасху, гудит колокол. К горлу подступает тошнота.“Черт побери, от карлика! От карлика! От паршивого карлика!”Вот что я мысленно повторяю, пока отчаянно отбиваюсь.В довершение ко всему я валюсь на пол. Сейчас малявка вытащит из меня кишки и разложит их на паркете, чтобы посмотреть, все ли на месте.Бац!Звон разбитого стекла. Град ударов прекращается. Что случилось? Худо-бедно открываю глаза и вижу мою дорогую Жизель. Она с победным видом стоит посреди комнаты с бутылочным горлышком в руке.Ее присутствие придает мне сил, и я перехожу в сидячее положение.— Это… ты? — глупо спрашиваю я.У моих ног лежит карлик. Мерзавец получил хорошую порцию, и на его черепушке растет клевая шишка.— Жизель…Я чуть не схожу с ума. Тут она начинает ржать, как ненормальная. Моя гордость еще никогда не подвергалась такому испытанию… Хорош комиссар Сан-Антонио! Дает себя отметелить недоноску, в котором меньше метра тридцати! Если бы об этом узнали мои коллеги, они бы здорово повеселились и были бы правы. Я так унижен, что готов повеситься прямо сейчас.— Я подоспела вовремя?Я смотрю на нее и чувствую, что не могу говорить.— Здорово он тебя обработал, — продолжает она. — Пойдем в ванную… Я промою тебе глаза лекарством. Они все красные.Я покорно иду за ней и даю себя подлечить.— Жижи, — бормочу я наконец, — Жижи, я самый большой дурак во всей полиции. Моя карьера кончена! Дать себя избить карлику! Я подохну от досады.— Ну, — утешает она меня. — Не будь таким пессимистом. Я видела, как все произошло. Он победил внезапностью, Тони. Ты просто не привык к противникам такого роста…— Ты все видела?— Да, почти все. Меня разбудили крики. Ты меня здорово напоил. Я была пьяной в стельку…Она меня целует, а мне хочется лизаться с ней сейчас так же, как открыть бакалейную лавку на Северном полюсе.— Фу! Ты пил одеколон!Я пересказываю ей содержание предыдущих глав, и она хвалит меня за находчивость.Немного приободрившись, я встряхиваюсь.— Давай займемся этим демоном, Жижи. Я скажу ему, что думаю о его манерах.Мы выходим из ванной, и моя спутница вскрикивает:— Он удрал!Я бросаюсь вперед.— Что?Комната пуста. Выбежав из квартиры, я только-только успеваю услышать хлопок входной двери.Птичка улетела. Сан-Антонио потерпел самое крупное поражение в своей жизни. Глава 6 Собака, которую окатили холодной водой, возвращается в свою конуру и сидит тихо. Я делаю то же самое. Жизель предлагает провести эту ночь у нее, даже настаивает на этом, но я отказываюсь.— Закрой дверь на все замки и припри ее стулом, — приказываю я. — Если услышишь подозрительный шум, звони в криминальную полицию и от моего имени попроси Гийома или кого-нибудь еще из его отдела.Я нежно целую сестричку и отваливаю, не слушая следующей порции ее упреков. Я хочу только одного: задать храпака. Мне нужно забыть унижения этого вечера.Придя домой, я так же нежно целую Фелиси и беру из аптечки гарденал. Если бы я послушался себя, то сожрал бы весь пузырек… Но я справляюсь с собой и проглатываю всего четыре таблетки, после чего заваливаюсь на боковую.Сон приходит быстро. Сначала тело становится легким, потом в голове наступает полный покой. Вскоре я уже плыву по золотому миру.
Я открываю глаза, но их приходится тут же зажмурить, потому что солнце расположилось в моей комнате, как у себя дома. Будильник показывает полдень. Под дверь пробиваются запахи жареного. Надеваю халат и иду в ванную. Из воды я вылезаю розовым, как поросенок. Я чувствую себя в ударе. Ничто так не приводит в форму, как хороший сон.Захожу в столовую, где возится Фелиси.— Привет, ма.— Доброе утро, сынок.Не знаю, как моя мать выкручивается, но, несмотря на продуктовые ограничения, у нас всегда приличный стол. Сегодня, например, кулебяка и жареное мясо с яичницей. Я беру в одну руку вилку, в другую — нож и иду в атаку.Жратва окончательно возвращает мне оптимизм. Выйдя из-за стола, я сажусь в кресло, чтобы выкурить “Голуаз”. Но в тот момент, когда мои мысли начинают выстраиваться в ряд, в дверь звонят. Мать вводит Гийома.Его визит доставляет мне весьма среднее удовольствие, поскольку я нуждаюсь в одиночестве и тишине. Он входит с мрачным, как у гробовщика, лицом. Я заставляю себя улыбнуться.— Хелло! Каким добрым ветром?Мы жмем друг другу клешни. Я жду, пока его морщины разгладятся, но он сохраняет похоронный вид.— Вы читали газеты, комиссар? — спрашивает он.— Какие?— Дневные.— Нет.Он достает из кармана брехаловку и протягивает мне.Я разворачиваю ее, пробегаю глазами и быстро нахожу на первой странице заголовок на две колонки:МЕДСЕСТРА ПОХИЩЕНА ТЕРРОРИСТАМИ— Жизель!Гийом утвердительно кивает головой.Статья объясняет, как это произошло.Сегодня утром ее схватили при выходе из дома двое мужчин. Классическое похищение Два типа подошли к девушке, когда она выходила из задней двери дома, взяли под локти и заставили сесть в ожидавшую их с включенным мотором машину. Похищение произошло у всех на глазах, но никто не вмешался, поскольку свидетели решили, что ее арестовало гестапо. Консьержка на всякий случай позвонила в полицию. Там связались с фрицами и узнали, что они тут ни при чем.Гийом излагает свои выводы:— Я случайно был в кабинете коллеги, которому поручили это дело. Ему как раз принесли фото малышки. Я сразу же узнал девушку, приходившую с вами позавчера. Я ничего не сказал, не предупредив вас, господин комиссар. У меня такое чувство, что вы влипли в плохую историю.— Думаете, тут замешана политика?— Вот именно… Никак не могу прогнать эту мысль…Он смущен. Мой коллега убежден — это точно, — что я работаю на иностранную державу. У меня не хватает смелости его разубедить. Во-первых: зачем? До тех пор, пока у нас не будет точной информации об этой банде, можно строить любые предположения…— Спасибо, что предупредили, старина. Я займусь этим серьезно. Эти сволочи дважды уделали меня, как сопляка, и я должен заплатить по счетам.Он с облегчением вздыхает.— Вы знаете наши сегодняшние сложности. Мы ходим во мраке и все время боимся сделать что-то не так. С одной стороны, нам не хочется досаждать ребятам из Лондона, а с другой — мы не горим желанием иметь неприятности с господами фрицами.Пока он говорит, я одеваюсь.— Послушайте, — говорю я, внезапно приняв решение, — дайте мне неделю.— Что вы имеете в виду?— Я хочу сказать, что прошу вас и всех ребят не давать пока хода этому делу. Не хочу, чтобы ваше расследование мешало моим личным поискам, понимаете? Дайте мне свободу действий всего на неделю. А если я ничего не добьюсь, то тогда вы и начнете вести свою игру.Мое предложение ему явно нравится… Мой палец — он у меня первоклассный информатор — говорит мне, что этот зараза Гийом шел ко мне с одной мечтой: поручить мне неофициальное расследование этого дела. Ведь он и наши коллеги хотят остаться чистыми перед всеми… Они предпочитают, чтобы пачкался малыш Сан-А…— Прекрасно, прекрасно, — шепчет Гийом.Поняв по моему взгляду, что не провел меня, он кашляет.— Скажите, дорогой коллега, вы увезли жмурика из квартиры на улице Жубер?— Да.— Охранника перед дверью оставили?— Да, я как раз собирался снять наблюдение. Хотите, чтобы я его сохранил?— Вовсе нет, наоборот.Сверяюсь с часами.— Сейчас два. В три часа прикажите архангелам уйти.— Понял.Гийом берет шляпу и протягивает мне руку.— До свиданья, господин комиссар. Если вам понадобится помощь, обращайтесь без колебаний…Ну, что вы на это скажете? Разве похищение моей девочки это не полный финиш? Эти гады палят мне в пузо, потом посылают карлика дать мне урок вольной борьбы и, наконец, похищают мою киску. Ну хватит! Теперь я с ними разберусь.Полчаса спустя я прихожу на улицу Жубер и перед домом моего двойника замечаю двух шпиков.Я захожу в подъезд, поднимаюсь на четвертый этаж и констатирую, что дверь квартиры опечатана. Но кусок воска для меня не преграда.Спустившись на первый этаж, я захожу в комнату консьержки, предъявляю свое удостоверение и прошу разрешения позвонить.Трубку снимает Гийом. Он только что вернулся.— Требуется помощь, старик, — говорю я ему после того, как назвался. — Пришлите кого-нибудь опечатать дверь квартиры убитого.— Так она же опечатана!— Ненадолго, потому что я сорву печать, как только положу трубку.— Ладно! — Второй момент: я не хочу, чтобы тот, кто придет это делать, заходил в квартиру.— Хорошо, господин комиссар.Я кладу трубку. Консьержка в ужасе смотрит на меня из соседней комнаты. Тут я вспоминаю, что ее убитый жилец похож на меня, как родной брат.— Не бойтесь, — говорю я ей со смехом, — я не привидение. Сходство между полицейским и жертвой чистая случайность.Она немного успокаивается.— Расскажите о моем двойнике, — прошу я.Рассказывать ей особо не о чем. Она сообщает мне только то, что я уже и без нее знаю: убитый появлялся в доме редко, за квартиру платил регулярно и на чаевые не скупился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18