А поскольку среди нас она была наиболее приближенной к самому воплощению власти, это заставило меня задуматься еще больше. Почему, черт возьми, я-то не боюсь? Наверное, потому, что я-то слишком мало знаю, – такое случалось и раньше. Я был прямо как какой-то неразумный ацтек, не понимающий, зачем испанцам эти странные железные трубки, или словно один из его амазонских собратьев, идущий прямиком на свалку токсичных веществ.
Молл появилась снова, на ходу застегивая пояс, и виновато улыбнулась Элисон. Та кивнула, все еще официально, и, выведя нас из огромной галереи Рыцарского зала, где мы ожидали решения, повела через площадь к высокому мосту. Сейчас на реке никого не было, кроме пары суденышек, пришвартованных ниже по течению за тяжелой решеткой шлюза, а еще ниже высились стены замка. Джип повернул голову в их сторону.
– Канонерские лодки, и не маленькие. Да и вооружение там небось типа мортир или пулеметов. Таких на Спирали не много сыщется. И таких тоже, – добавил он, показывая на дирижабль, который слегка покачивался на якорном канате на противоположном берегу. – Это местечко – крепкий орешек, его с налету не возьмешь, даже с современным оружием в руках. Такое возможно только благодаря сплоченной общине, так что народ может здесь осесть и дожить до глубокой старости, не скатываясь назад, в Сердцевину. Могут заниматься сложными ремеслами и даже развивать промышленность. – Он бросил взгляд вверх на высоченные башни дворца Грааля. – И он держит весь город в подчинении, вот ведь штука! И вот ему-то мы собираемся нанести визит, Стиви, мальчик мой! Так что ты не очень зарывайся, а? Подумай о нас.
– Ты – штурман, – сказал я, и он ухмыльнулся:
– Только не в этих водах. Да и потом, ветер и рыба – это уж твоя забота. Ну вот мы и пришли. Ты как, в порядке, Молл, малышка?
Молл стиснула мне руку так, что кости захрустели, и на мгновение на ее лице отразилось сильнейшее сомнение, ноги ее чуть не подкосились.
– О да, как нужно. Но, честное слово, я вся – tremor cordis. Сердечный трепет (лат. ).


Я дал ей руку, стараясь поддержать ее, и поймал на себе странный взгляд Элисон, такой же непроницаемый, как и прежде. Она подошла к высоким дверям замка и распахнула их перед нами настежь. Темнота, завеса, разраставшаяся в невидимом потоке, буквально вывалилась из дверей и нависла над нами. Цепкие пальцы Молл разомкнулись. Я снова поймал ее руку и чуть не волоком подтащил к двери.
Внутри, однако, Молл снова напряглась, стала дышать через силу и только слегка подскочила на месте, когда дверь захлопнулась. Джип, который, как никогда, стал похож повадками на лиса, осторожно осмотрелся по сторонам, потянул носом воздух и лишь затем склонил голову в несколько щеголеватом, но достаточно почтительном поклоне, приветствуя группу ожидавших нас людей. Молл поспешно отвесила такой глубокий и выразительный поклон, что волосами чуть ли не подмела пол. Я заставил себя вежливо кивнуть в знак приветствия, вспомнив, чему меня учили на курсах японского бизнес-этикета, и с любопытством посмотрел на этих приводящих всех в трепет рыцарей. Почти все были весьма немолоды, что, как Элисон успела объяснить, было не совсем обычно. Дело в том, что б о льшую часть жизни они провели в Сердцевине и не обрели безвозвратности, характерной для Спирали, хотя Грааль и продлил их жизнь и увеличил силу сверх всех мыслимых пределов. Именно эти довольно пожилые по преимуществу рыцари и остались в Гейленберге сейчас, мужчины и женщины, которым на вид можно было дать не меньше шестидесяти. Я заметил только парочку мужчин примерно моего возраста и двух женщин помимо Элисон. Одна из них была хрупким светловолосым существом, которому я бы ни за что не дал больше двадцати пяти. Но в глазах ее было то же спокойствие, что и у прочих, и именно она жестом пригласила нас проследовать по коридору. Элисон с рыцарями шли рядом по обе стороны от нас строевым шагом, как будто были нашей охраной, и в таком составе мы проследовали в главный зал дворца.
Он был светлее, чем я его запомнил, или скорее создавалось впечатление, что у теней появились крылья и они расселись на насестах под самым куполом, свесившись головами вниз, подобно летучим мышам. Солнечные лучи скользили по мозаичному полу, согревая камень обступивших нас колонн, но на алтаре все так же лежал налет мрачной грусти. Я уже приготовился было ступить на пол зала, но тут рыцарь, возглавлявший процессию, вежливо, но резко потянул меня в сторону и повел в галерею, тянувшуюся вдоль колоннады. Я вспомнил, как в прошлый раз стражники двинулись в обход зала, не решившись кинуться прямо ко мне, и с интересом наблюдал, как рыцари выстроились широким полукругом по обе стороны от входа. Прикинув в уме, я решил, что галерея смогла бы вместить около трехсот человек, если она вообще когда-либо заполнялась до отказа. Все встали по местам, и я подумал, что за этим последует какая-то церемония, но рыцари только и делали, что стояли с напряженным нетерпением, устремив взгляды на алтарь. Молл смотрела так же, и, хотя Джип, казалось, не прикладывал особенных усилий, я подумал, что лучше и мне последовать их примеру. Я попытался сконцентрироваться, изо всех сил уставился на темную глыбу и сосредоточил на ней все свои мысли. Все, чего я добился при помощи этого, была рябь в глазах и головная боль – примерно такое же ощущение, какое получаешь от лицезрения ненастроенного телевизора. Теплый неподвижный воздух и полная тишина навалились на меня тяжелым одеялом. Я прислонился к согретой солнцем колонне, мои измученные глаза закрылись, и я задремал стоя, пока голос Элисон, настойчивый и умоляющий одновременно, не пробудил меня. Она стояла там, впереди, у края зала, и я решил, что она что-то говорит. Но хоть я как будто и слышал, как ее слова эхом раздаются под сводом, губы ее не шевелились.
– Нам очень нужен твой совет. Ты знаешь, что случилось. Ты знаешь о происшедшем, видел все своими глазами. Мы все еще сбиты с толку, нам известно слишком мало, чтобы мы могли действовать, и не можем прийти к какому-то соглашению по поводу плана действий. Ты должен дать нам совет.
Никакого движения не было, и все же что-то произошло. Угол падения света, казалось, изменился, раздвинулся и увеличился, пока наконец не озарился внезапно кусок стены, выделив сверкающую фреску в плоскостном стиле раннего Средневековья. На ней был изображен бородатый король, сидящий на троне властно воздев руку. Тень все так же окутывала нас, и все же рядом со мной что-то поблескивало и мерцало. Волосы Молл горели, будто от яркого утреннего солнца, и, хотя воздух был все так же недвижим, они колыхались и вздымались. Молл закрыла глаза, откинула голову назад и подняла кверху руки; ее румяные щеки при этом вспыхнули огнем. Ее окружала темнота; она же купалась в лучах света, хотя ни один луч из зала не попадал сюда. Основные его потоки устремлялись вниз, падая наискосок и золотом проливаясь на низкий алтарь и на камень, стоявший там и наполовину скрытый под темно-красным насыщенного оттенка плащом. Над его вершиной танцевали светящиеся пылинки, и в воздухе разливалось ощущение чьего-то присутствия.
– Смею ли я снова задать вопрос? – опять беззвучно взмолилась Элисон. – Копье… Брокену все еще можно помешать… у нас так мало времени… Мы должны действовать!
Я почувствовал, что должен что-то сказать. Но как будто язык проглотил. И хотя я начал сердиться на эту бездеятельную тишину, легче мне от этого не становилось. Искренность и пыл, звучавшие в голосе Элисон, суровая озабоченность, отражавшаяся на лицах остальных рыцарей, – все требовало ответа.
– Нам необходим твой ответ! Стоит ли нам отправляться на его поиски? Скольким из нас? Как мы должны действовать? Пожалуйста, ответь!
Тишина.
Я почувствовал, как у меня в бессильной ярости вспыхнуло лицо. И я заговорил, да еще как – в полный голос, с совершенно поразительной силой и убедительностью:
– Она совершенно права! Почему ты ей не отвечаешь? Что тебе нужно, черт побери? Я? Ладно, Санграаль, или как тебя там еще, вот он я, перед тобой. Я пойду. Я пойду за этим твоим копьем – один, если понадобится! И ты по крайней мере скажи, запрещаешь ты остальным сопровождать меня или нет!
Тут я замолчал и прикусил язык, потому что все глаза в зале теперь устремились на меня. Я стоял в самом центре зала, – наверное, в своем припадке ярости я как-то умудрился выбежать прямо туда. Я остановился, дрожа. Вероятно, я совершил какое-то святотатство. А может, и нет?
Они, эти рыцари, казались скорее изумленными, чем разгневанными, а в глазах Элисон засветился золотой огонек. Я развернулся на каблуках и прошел мимо них назад, в мрачный дверной проем. Внезапно мне жутко захотелось выбраться на свежий воздух, вон из этого душного мавзолея. Меня сжигал внутренний огонь. За спиной у меня раздались шаги и шум голосов, весьма беспокойных. Рыцари отправились за мной без всяких церемоний. Они так и остались без ответа. Какими бы ни были причины этого молчания, великая сила не ответила даже своим людям.
Я схватил Молл за руку:
– Ты что-нибудь ощутила? Что это было? Оно сказало тебе что-нибудь?
Она улыбнулась, но не своей обычной голливудской улыбкой, а как-то сонно и немного кривовато:
– Я? Нет, ни слова не было сказано. Он был там, и этого достаточно. Как тебе это объяснить? Если я повешу свою скрипку на дереве, то струны будет перебирать мятежный воздух, как у ветряной арфы, принадлежавшей Эолу. Струны – это я, вздрагивающая от безмерности этого жуткого присутствия кого-то. Разве была необходимость в словах?
Я махнул на нее рукой как на безнадежную и пошел к выходу. Но стоило мне положить руку на железное кольцо старинной двери, как меня будто током дернуло. Что-то пронзило меня, от бешеного биения сердца затрепетали кости и каждая клеточка моего тела. Не электричество, скорее это походило на звон гигантского невидимого колокола, от которого повсюду пошла вибрация. Я остановился, не дыша, пойманный в сеть великих сил, которые будто растягивали и гнули самые мои кости. Усталость, уже померкшая в спокойном воздухе Гейленберга, исчезла, растворившись в электрическом возбуждении, наполнившем меня. Оно кольнуло меня, внезапно наполнив мои вены струей ледяной воды, – не самое приятное ощущение, но чрезвычайно сильное. Остальные как ни в чем не бывало сновали мимо, и даже Молл, погруженная в себя и далекая. Кроме меня, никто этого не почувствовал.

Глава 9

Атмосферу, царившую в Рыцарском зале, вряд ли можно было назвать паникой, но она была опасно близка к этому состоянию. Рыцари не слишком были ошарашены. Грааль и прежде хранил, случалось, молчание, если какое-то событие чрезвычайной важности требовало к себе особо пристального внимания, и больше ни на что направлять это внимание он не мог. Согласно объяснениям рыцарей, Грааль существовал в разреженных слоях атмосферы, и ему было затруднительно взаимодействовать с нами, кроме как особыми путями, которые предусматривали обряд и ритуал. Реже случалось так, что он отказывал в ответе, когда чувствовал, что для рыцарей будет лучше, если они станут полагаться на собственные силы. Очевидно, именно это побуждало их к действию. Но теперь, когда осталась всего-навсего жалкая горстка рыцарей, как можно было ожидать, что они справятся?
Я полагал, что тотчас состоится некое официальное совещание, но рыцари вели себя, казалось, вполне неформально, собираясь маленькими группами в большом Рыцарском зале.
Это было просторное помещение в средневековом стиле, но с таким высоким потолком и такое светлое, что я невольно вспомнил о скандинавской архитектуре девятнадцатого века и даже о стилизованных романтических замках Элиела Сааринена. Финский архитектор, отец знаменитого Ээро Сааринена.

Благодаря теплому дереву, украшенному резьбой, и линялым драпировкам, здесь, наверное, было приятно коротать время; а знамена, висевшие под самым потолком, уже сами по себе представляли изумительное зрелище: символы крестоносцев и яркие вымпелы, византийские кожаные ленты и потрепанные войной средневековые гербы. Здесь был даже штандарт римского легиона с позолоченными венками – символами победы. Все эти знаки отличия были подлинными: безыскусный рисунок с косичкой сверху и снизу и огромные шкура и череп медведя, наверное принадлежавшие одной из первых жертв, выманенных охотниками из пещер. Знамена висели рядом с богато украшенным оружием Европы восемнадцатого и девятнадцатого веков – мира крошечных княжеств и герцогств, которые Наполеон и Бисмарк смели с лица земли. Во всей этой картине ощущался необычайно воинственный дух, но впечатление было как от гашеной почтовой марки. И все же где-то в глубине ощущались беспокойство и тревога. Никаких криков и стучания кулаком по столу, разумеется, не было, но даже те величавые жесты, которыми обменивались присутствующие, выдавали напряжение. И как-то все чаще и чаще то одна, то другая рука вдруг опускалась к рукоятке сабли и начинала ее поглаживать или незаметно извлекала клинок из ножен на несколько дюймов, словно желая удостовериться, не заржавел ли он.
Только Элисон, казалось, вот-вот потеряет самообладание. Она в ярости мерила пол нервными шагами, металась от одной группы к другой и периодически останавливалась у массивного выщербленного стола, где стояли мы, чтобы доложить о положении дел, или принималась рыться в ворохе карт и старых донесений с описанием того немногого, что было известно о Брокене. Я их все прочитал по крайней мере уже дважды, чтобы быть в курсе дела.
Со стороны рыцарей было очень мило, что они вообще допустили нас сюда, а некоторые даже подошли к нам и расспрашивали в подробностях о наших приключениях. Но по-настоящему никто у нас совета не спрашивал, равно как и не говорил, будет ли принято мое предложение или нет. А я уже с трудом сдерживал свое стремление немедленно ринуться в бой.
– Что же, по крайней мере насчет одного вопроса они пришли к соглашению!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49