Собственно, из-за этого рейдера он и два его товарища были заброшены во вражеский тыл. Товарищи погибли в самом начале. Он остался один.
Человек машинально взглянул на часы. Во втором баллоне осталось три четверти его содержимого. Если сейчас повернуть назад, воздуха может еще хватить на обратную дорогу. Но человек отогнал эту мысль. Он слишком долго ждал сегодняшнего дня, слишком долго носил маску: не эту резиновую, а другую — невидимую, но такую же непроницаемую, за которой скрывал свои чувства: гнев, ненависть, презрение. Что иное он мог питать к людям, среди которых жил последнее время? Эти люди были ему враги, они залили кровью его родину, убили его товарищей, долгие дни травили его самого, пока он не надел ту невидимую маску…
Нет, если б даже у него сейчас не оставалось ни одного шанса на возвращение, он все равно бы не повернул назад.
Человек не спеша вытащил из ножен кинжал, разрезал веревки, удерживающие свинцовые подошвы ботинок, — они были уже не нужны, — отстегнул от пояса туго набитые взрывчаткой мешки и сильно оттолкнулся от грунта. Акулообразный корпус «Фатерлянда» рос на глазах. Вот он уже заслонил собою всю поверхность. Стало совсем темно, и человек поднял вверх руки, чтобы не удариться головой о бронированное днище подводной лодки…
В ночь на воскресенье Галка долго не могла заснуть. Старый диван, на котором она лежала, нельзя было назвать удобным: его полезная площадь напоминала пересеченную местность, где бугры-возвышенности последовательно чередовались с провалами-впадинами. Ворочаясь с боку на бок, она мысленно ругала Кулагина, который спал в соседней комнате на великолепной кровати. Галка считала, что с Сергеем ничего бы не случилось, если бы они поменялись местами. Просто свинство заставлять ее мучиться на этом дурацком диване.
Однако дело было не только в диване. Уснуть Галке мешал пестрый рой мыслей, и вскоре она, позабыв о неудобствах, стала думать о том, о чем не могла не думать в эту ночь.
Завтра днем ей предстоит выполнить последнее и, пожалуй, самое ответственное задание Гордеева, после чего она должна будет уйти из города. Леонид Борисович прав — ей пора уходить, она стала слишком заметной. Нет такого офицера в разношерстном немецко-итало-румынском гарнизоне, который бы не знал ее в лицо. Для связной это плохо. Но еще хуже, что начальник морского отдела гестапо штурмбаннфюрер Хюбе последнее время не выпускает ее из виду. Ну, что ж! Завтра она еще раз поспорит с ним. Галка вспомнила, как ловко натолкнула Логунова на мысль поставить «Паяцы» в бывшем клубе моряков, и невольно улыбнулась в темноте.
Спектакль состоится завтра, а это значит, что завтра она снова будет в порту. На этот раз Хюбе не станет придираться. Остается только придумать убедительный предлог для посещения сапожной мастерской, что находится как раз напротив клуба в полуразрушенном здании морского вокзала. Может, оторвать ремешок туфля? Мелкий, но необходимый ремонт. Убедительно? Вполне.
Довольна собой, Галка свернулась калачиком и подивилась тому, что пружины больше не упирают в ребра и что на старом диване не так уж плохо лежать. Ей вдруг захотелось есть. Вечером она отказалась от ужина и сейчас пожалела об этом. Она вспомнила, что на письменном столе Кулагин оставил тарелку с грушами. Галка осторожно соскользнула с дивана и в темноте неуверенно двинулась по комнате. Сделав несколько шагов, она больно ударилась о стул, который тут же с грохотом упал. Девушка опрометью бросилась назад и юркнула под одеяло. Массивная резная дверь, ведущая в соседнюю комнату, открылась, и в полосе хлынувшего оттуда электрического света показался Кулагин.
— Галя, что случилось?
Она не отозвалась, хотя притворяться спящей было глупо. Кулагин вошел в ко млату, поднял опрокинутый стул, опустил на окне маскировочную штору и зажег небольшую лампочку на письменном столе.
— Захочешь есть — в левом ящике найдешь колбасу и булку, — сказал он.
Галка снова промолчала, но, едва Кулагин ушел к себе, встала и на цыпочках подошла к столу. В одном из ящиков письменного стола — ох, уж эти мужчины! — она нашла полкруга копченой колбасы и булку: прихватив заодно и пару груш, она погасила лампу и бегом вернулась на диван.
Быстро покончив с едой, Галка до подбородка натянула одеяло и подумала, что Сергей все-таки неплохой человек. Последние дни ей казалось, что она начинает понимать его. Нет, она не оправдывала его. Что значит «попал в чужой город?» Ведь в этом городе живут свои — русские люди. Что значит штатский человек? Человек, способный держать в руках оружие, не может быть сейчас штатским. Растерялся? Так надо честно признаться в этом. И в первую очередь самому себе. Галка вдруг подумала, что его напускной цинизм, нарочитая скованность на сцене, принимаемая всеми за артистическую бездарность, и показное фанфаронство за кулисами — все это от растерянности. Но вместе с тем она готова была поручиться, что Сергей не трус. Взять хотя бы вчерашний случай с фотоаппаратом. Что ни говори, надо иметь смелость, чтобы нырнуть на такую глубину. Конечно, это было мальчишество, но на его месте она поступила бы так же. Дель Сарто — хотел он того — или нет — задел его самолюбие. В присутствии женщин это граничило с вызовом. Вообще между дель Сарто и Сергеем установились довольно странные отношения. Внешне они любезны друг с другом, но за этой любезностью Галка угадывала какую-то настороженность. Не она ли тому причина?
Галка сердито отмахнулась от этой мысли, но не думать о дель Сарто уже не могла: слишком часто за последние дни этот человек тревожил ее воображение.
Галка села на диване и обхватила руками колени.
Кто он такой? Если действительно итальянский князь и капитан первого ранга, то как объяснить некоторые его поступки? Она снова и снова вспоминала свои немногочисленные встречи с Виктором дель Сарто, непринужденные и вместе с тем полные скрытого смысла разговоры с ним. И вдруг память воскресила одну фразу, оброненную сержантом, а теперь уже лейтенантом Марио Раверой в тот день, когда итальянские моряки ожидали прибытия командира отряда. Равера сказал тогда, что никто из масовцев не знает нового командира в лицо…
С первых дней оккупации в клубе моряков разместилось подразделение портовой охраны. И хотя перед спектаклем, по распоряжению адмирала Рейнгардта, все клубные помещения были освобождены и приведены в прежний вид, в зале и за кулисами остался тяжелый запах пота, дешевых сигарет, ваксы и ружейного масла. В артистических уборных стены были испещрены непристойными рисунками, на месте больших венецианских зеркал — Галка хорошо помнила эти старинные зеркала зияли пустоты; с мягких кресел была аккуратно содрана добротная кожа…
Галка и Кулагин приехали в клуб за час до начала спектакля — Рейнгардт прислал за ними свою машину. Однако Логунов сумел опередить их. Он уже метался по лестницам, покрикивая на рабочих, сгружавших декорации, поминутно заглядывал в кассы и, наверно, уже в двадцатый раз спрашивал какого-то угрюмого фельдфебеля, послан ли за артистами штабной автобус и дано ли указание охране пропустить их в порт.
Галка решила привести в исполнение свой план до начала спектакля. Собственно, значительная часть этого плана была уже выполнена. Оставалось только попасть в сапожную мастерскую. Для этого достаточно было пересечь неширокую площадь, отделявшую клуб от полуразрушенного здания морского вокзала.
Незаметно для Кулагина Галка оторвала ремешок на одной туфле.
— Будь вы неладны!
— Кого ты, ругаешь? — спросил Кулагин.
— Вот, полюбуйся. Неделю назад купила туфли, а они уже разваливаются.
— А ну покажи. Да это пустяк. В два счета пришить можно. Я сейчас разыщу нитки, а иголка у меня есть.
Он уже направился к двери, но Галка остановила его.
— Не беспокойся. Я пойду к сапожнику. Где-то здесь неподалеку есть мастерская…
— Но… — начал было Кулагин.
— За эти туфли я заплатила 300 марок и портить тебе их не дам, — перебила его Галка.
Кулагин пожал плечами.
Галка вышла в коридор и, миновав кулисы, где рабочие в грубых брезентовых робах возились с декорациями, через сцену направилась в фойе.
Все шло отлично. Однако именно это слишком уж благоприятное стечение обстоятельств и насторожило ее.
Во всяком случае она не растерялась, когда в пустом фойе неожиданно столкнулась с Хюбе. Штурмбаннфюрер посторонился, уступая ей дорогу, и, вежливо поздоровавшись, сказал:
— Говорят, идея постановки спектакля в порту принадлежит вам. Адмирал Рейнгардт находит ее очень удачной. У меня на этот счет свое мнение. Во всяком случае не рассчитывайте на большой успех, Галина Алексеевна. — Он сделал паузу, подчеркивая последние слова, и, слегка усмехнувшись, добавил: — Вас могут здесь не понять.
Он поклонился и отошел. Галка заставила себя спуститься в вестибюль — не поворачивать же сразу назад, — но на улицу не вышла. Двусмысленный намек гестаповца сбил ее с толку. Что крылось за его ловко расставленными словами? Угроза? Предостережение? А может, то был один из его «психологических» приемов — так сказать, — выстрел наугад?
Как бы то ни было, здравый смысл говорил, что ей сейчас надо оставить даже мысль о встрече с сапожником.
Автобус с артистами еще не прибыл. Галка заглянула в кассу — поинтересовалась, сколько продано билетов, ведь надо было как-то объяснить свое появление в вестибюле. Внешне она оставалась спокойной, но в голове, до боли в висках, билась лихорадочная мысль: «Что делать? Что делать?!»
Ничего не придумав, она вернулась в уборную. Кулагин сидел на одном из ободранных кресел, подстелив под себя газету, и скучающе листал растрепанные ноты.
— Ты уже? Так быстро? — спросил он, небрежно бросая ноты на туалетный столик, и, не дождавшись ответа, спросил уже о другом: — Наши еще не приехали?
— Нет. — Галка пытливо посмотрела на него. «А что если…» — мелькнула неожиданная мысль, — Я не была в сапожной мастерской, — многозначительно добавила она.
— Ты говоришь это так, словно тебя обидели, — улыбнулся Кулагин.
Галка все еще колебалась. Но когда он подошел к ней и, тронув за локоть, участливо спросил: — Галя, что с тобой? Ты чем-то расстроена? — она сказала, уже уверенная в том, что имеет на, это право:
— В мастерскую пойдешь ты. Нет, туфель не бери.
— Но мои туфли ремонтировать не надо. — Он снова улыбнулся, полагая, что она шутит.
— А в глаза людям тебе смотреть надо? — выведенная из себя его безмятежной и, как казалось ей, самодовольной улыбкой, вскипела Галка. — Тем, кто рано или поздно вернется сюда, и тем, кто оставался здесь, но не продавался за холуйский паек?
Кулагин опешил. Он даже отступил назад.
— Галя… — он хотел что-то сказать, но не находил слов.
— Молчи. Слушай меня. Ты сейчас пойдешь в сапожную мастерскую. Тут недалеко — через площадь. Там несколько мастеров. Обратишься к тому, который работает у окна. Он такой высокий, очень худой, чернявый. Скажешь, что ты от Леонида, и возьмешь то, что он передаст. Все. Иди.
— Галя… — Кулагин изумленно глядел на нее, словно увидел в ней что-то новое, незамеченное раньше, а сейчас вдруг поразившее его.
— Боишься? — прищурилась Галка. — Я тебя успокаивать не стану. Если схватят — в лучшем случае расстреляют.
Он шагнул к ней и снова взял ее за локти, но на этот раз так крепко, что ей даже стало больно.
— Я сейчас боюсь только одного — потерять тебя.
Галка почувствовала, что краснеет. То не была краска стыда — жгучая, разом охватывающая все лицо — тепло, которое она ощутила, поднималось медленно от щек к ушам и лишь слегка коснулось щек. Когда он вышел, она посмотрела в зеркало и удивилась своей совершенно, как ей казалось, неуместной улыбке.
Девушка не заметила, как за ее спиной приоткрылась и гот-час же закрылась дверь из коридора, но она увидела, как, отскочив от стены, на туалетный стол упал бумажный шарик. Осторожно, словно в скомканной бумаге таилась какая-то опасность, она развернула шарик. На грязном клочке тетрадного листа торопливым почерком было написано: «По старому адресу не ходите. Сегодня в 15 часов у общежития мореходки. Курите сигарету. У вас спросят спички. Привет Леониду».
Галка порвала записку и бросилась к двери. Но за дверью никого не было, только в конце длинного коридора четверо рабочих, тяжело ступая, несли рояль. «Кто-то из них», — поняла Галка и сейчас же подумала о Сергее. Решение пришло сразу, и в следующее мгновение, рискуя сломать каблуки, Галка пулей пронеслась по коридору; по служебной лестнице взлетела на галерею и, едва не сбив с ног испуганного билетера, выбежала на антресоли. Она понимала, что привлекает всеобщее внимание, но иначе поступить не могла, — надо было во что бы то ни стало задержать Сергея.
Перегнувшись через перила балкона, Галка увидела его. Он уже миновал фойе и спускался в вестибюль. Навстречу ему поднимались только что приехавшие артисты; в фойе были люди, но все это не остановило ее.
— Сергей! Кулагин! — громко позвала она.
Словно по команде все, кто был внизу, подняли головы Десятки глаз недоуменно разглядывали девушку на балконе.
— Сергей!..
Кулагин оглянулся и, заметив на антресолях Галку, нерешительно остановился.
— Куда ты пошел? Вернись! — необычно тонко, даже как-то визгливо крикнула она.
Внизу засмеялись. Кулагин топтался на месте.
— Иди сюда, сейчас же! — не унималась Галка.
Кулагин смущенно улыбнулся окружающим, словно хотел извиниться перед ними за эту чисто семейную сцену, и повернул назад.
Они встретились возле артистических уборных и хотя в коридоре, кроме них, никого не было, Галке показалось, что как только подошел Кулагин, одна из соседних дверей слегка приоткрылась. Чуть-чуть, на какие-то полсантиметра.
— Куда ты пошел? — не дав Сергею раскрыть рта, набросилась она. — Я же просила тебя не выходить, пока я не вернусь. Болван, ты хотя бы запер уборную! У меня пропал браслет. Я оставила его на туалетном столе. Ищи теперь где хочешь!
Галка орала на весь клуб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33