Уголовного досье у нее тоже нет, ее личное состояние – около десяти миллионов.
Пибоди опустила записную книжку.
– Я могла бы дать тебе Грету Горовиц, но все, что она нам сказала, подтвердилось. Я собираюсь прокачать Леопольда Уолша, но сперва мне надо добыть еду. Могу и тебе найти. – Пибоди улыбнулась во весь рот. – Как насчет сандвича?
– Как насчет того, чтобы узнать, куда запропастились отчеты? Почему их нет на моем столе? Я хочу… – Ева оборвала себя на полуслове, когда ее компьютер подал сигнал о входящем сообщении. – Это Моррис посылает отчет, – пробормотала она.
– А пока ты поешь дифирамбы нашему судмедэксперту, я пойду поищу еду.
– Компьютер, вывести полученные данные на экран, скопировать в файл и распечатать.
Множественное задание принято. Работаю…
Пока компьютер гудел, Ева пробежала глазами токсикологический отчет.
– Боже милостивый, Томми! – воскликнула она вслух. – У тебя не было ни единого шанса!
Пока шла распечатка, Ева включила телефон, чтобы поторопить «чистильщиков» с предварительным отчетом, и тут же ей пришлось ответить на поступивший звонок.
– Даллас.
– Не пишешь, не звонишь.
– Надин! – Глядя в хитрющие зеленые глаза самой пронырливой телерепортерши в городе, Ева мысленно обругала себя. Они были подругами. Иногда это было кстати, а иногда очень некстати. Все зависело от обстоятельств. – Привет, я бы рада поговорить, но я как раз опаздываю на ленч. А потом пойду, пожалуй, сделаю маникюр.
– Как это мило! У тебя горячее дельце, Даллас, как раз такое, какие мы любим обсуждать в программе «Сейчас». Завтра вечером. С тебя и начнем первую десятиминутку.
– Ах, как жаль! Как раз завтра вечером у меня запланировано выжигание глаз раскаленной кочергой. Все уже договорено, не смогу отвертеться. Если бы не это…
– Убийство Томаса Эндерса – это большая новость, Даллас.
– Мы не говорили, что это было убийство. Мы еще сами не знаем.
– А до меня доходили другие слухи, – стояла на своем Надин. – Задушен в постели и куча пикантных подробностей. Если не убийство, тогда что? Случайная смерть в пылу секс-игры?
«Итак, утечка уже превратилась в потоп», – констатировала Ева.
– Ты прекрасно знаешь, что я не могу сейчас ответить, Надин.
– Должна же я хоть попытаться! Он был хорошим парнем, Даллас. Мне хотелось бы осветить его смерть достойно.
– Ты его знача?
– Я делала о нем репортаж. О его жизни, жене, племяннике… Правда, это было давно. Не то чтобы я его хорошо знала, но то, что знала, мне нравилось. Таблоиды, да и другие СМИ – ты же знаешь! – раздуют сексуальный аспект. Я этого избежать не могу, но я хочу быть хотя бы справедливой. Так помоги же мне.
– Не в этот раз. Но я одолжу тебе Пибоди. Ты не подложишь ей свинью и не сорвешь нам расследование. А ей будет полезно потренироваться, она не привыкла работать со СМИ.
– Ладно, договорились. Мои люди с ней свяжутся, но ты ей передай, что я жду ее здесь, в студии, завтра к пяти.
– Надин, в нескольких словах скажи, что ты думаешь об отношениях Эндерса с женой и племянником.
– С женой любящие, нежные. Он гордился ею. Племянником – тем более. Помню, я спросила Эндерса, что он считает самым большим своим достижением. Он повернул ко мне фотографию, которая стояла на его столе. Это была фотография его племянника. «Вот мое главное достижение», – сказал он. Я поставила эту фразу в концовку репортажа.
– Спасибо. – Ева отключила связь и подняла голову, потому что в эту самую минуту в кабинет ворвалась Пибоди с охапкой еды.
– Тут у нас закрытые сандвичи с якобы индейкой, чипсы и такие хорошенькие корытца с салатом. Да, купила тебе банку пепси.
Ева мрачно следила, как Пибоди, аккуратно отодвигая бумаги, расставляет на столе еду.
– Какого черта ты ко мне подлизываешься, Пибоди? Чего тебе надо?
– Надо? Мне? Да я просто забочусь о тебе, беспокоюсь, как бы ты не забыла поесть. Вечно ты забываешь поесть, вот поэтому ты тощая, как змеюка. Хотя вообще-то тебе это идет. – Отводя взгляд, Пибоди добавила к сервировке салфетку и пластмассовую вилку. Ева продолжала следить за ней в мрачном молчании. – Ну ладно. Допустим, я надеялась, что, может быть, если мы не гонимся за кем-нибудь по горячему следу, ты могла бы в несравненной щедрости своего доброго сердца…
– Короче, Пибоди.
– Я хочу сегодня уйти пораньше, взять час личного времени. У нас с Макнабом свидание.
– Вы с Макнабом вместе живете.
– Ну да, в том-то все и дело. – Пибоди подтащила себе кресло для посетителей, взяла сандвич и принялась энергично жевать. – Мы поняли, что совместное проживание может погубить романтику отношений, а нам бы этого не хотелось. И мы договорились раз в неделю устраивать свидание. Сегодня первый вечер, и мне ужасно хочется попасть домой пораньше, навести красоту. Ну, чтобы это было нечто особенное, понимаешь? Сразить его наповал.
– Если хочешь сразить его наповал… мне самой много раз хотелось наподдать ему как следует… В общем, если хочешь сразить его наповал, лучше бы тебе вообще остаться дома.
– Даллас! Ну пожалуйста!
– Ладно, ладно, ладно! Бери час, иди домой, наводи красоту, сражай его наповал.
– Спасибо! Мы идем в один бар… Не в такой примитивный, где трахаются стоя, как лошади, – добавила Пибоди и взмахнула картофельным чипсом, прежде чем отправить его в рот. – Нет, мы пойдем в настоящий бар, где слушают музыку, танцуют и все такое. Мне честно-честно нужен этот час, я хочу выглядеть… ну, в общем, супер!
– Прекрасно. Завтра отработаешь – тебе надо быть в студии Надин на «Канале 75» ровно в семнадцать ноль-ноль.
– Вафем? – спросила Пибоди с полным ртом салата.
– Она возьмет у тебя интервью по делу Эндерса, так что постарайся…
– Что? В эфире? Я? – Пибоди поперхнулась, судорожно втянула в себя воздух. Глаза у нее округлились, она схватила банку пепси и лихорадочно глотнула. – Нет!
– Ты будешь представлять департамент и наш отдел, так что смотри не облажайся.
– Но программу «Сейчас» смотрят многие. Практически все. Не могу же я…
– …облажаться. Вот именно. – Пусть это мелочно с ее стороны, пусть это можно назвать низменным злорадством, но Еве пришлось признать, что реакция Пибоди значительно улучшила вкус фальшивой индейки. – Надин уважает полицейских, уважает следствие, но все равно она репортер. Она ловкая штучка, не забывай об этом. Изложи факты – с моего разрешения, изложи свое понимание, но когда она начнет на тебя давить – а она обязательно начнет давить, выяснять детали следствия, – ты ее блокируешь. Стандартная формула: я не вправе разглашать и так далее.
Заметно побледневшая Пибоди прижала ладонь к животу.
– Кажется, меня сейчас стошнит.
– Вот только попробуй стравить на мой стол – я вышвырну тебя в окно, и тогда тебе уж точно не придется нервничать из-за появления на экране.
– А почему бы тебе самой не пойти? Ты же уже там была, ты привыкла.
– А теперь тебе придется привыкать.
– Я даже не знаю, что надеть!
– О господи! – Ева прижала пальцы к глазам, чувствуя, что у нее начинается нервный тик. – В окно, Пибоди. Головой вперед.
– Да я не протиснусь в это дурацкое окно!
– А вот давай попробуем, тогда и увидим.
– Ладно, ладно, ладно! Ну все, теперь я ничего не соображаю! У меня голова не работает!
– Придется тебе ее переналадить. У нас есть пара дел самую чуть поважнее, чем твое свидание и телевизионный дебют. Убитый был дважды нокаутирован. Две дозы снотворного.
– Что… кто? Погоди. – Закрыв глаза, Пибоди несколько раз глубоко вздохнула. – Эндерс. Ладно, я вернулась. Эндерса накачали дурью?
– Укол шприцем. – Ева постучала пальцем по шее около уха. – Сильная доза барбитуратов – хватило бы, чтобы свалить лошадь. И плюс к тому найдены следы снотворного – обычного, даже не по рецепту. По предварительному заключению, оно было проглочено примерно за три-четыре часа до смерти. В сочетании с уколом вырубило его напрочь. Убийца мог сделать ему трепанацию черепа, Эндерс бы ничего не почувствовал.
– Тогда почему бы просто не вкатить ему смертельную дозу? Зачем весь этот спектакль? – удивилась Пибоди.
– Хороший вопрос. Вот почему я до сих пор не выбросила тебя в окно. Нет, это не единственная причина, но одна из многих. А ответ на твой вопрос такой: спектакль был не менее важен, чем убийство. Позор? Месть? Отвергнутая любовница, решившая ему отплатить? Слишком хитра или слишком небрежна?
Пибоди продолжала задумчиво жевать.
– Если хочешь, чтобы это сошло за то, чем представляется на поверхности, то есть за случайную смерть в результате эротического удушения, зачем было накачивать его барбитуратами? Легкое снотворное – да, может быть, чтобы его обездвижить, пока ты его связываешь. Потом можно не спешить, подготовить сцену, дать снотворному немного выветриться… Если уж пускаешься на все эти ухищрения, значит, хочешь, чтобы он помучился. А если хочешь, чтобы он помучился, зачем оглушать его барбитуратами? Он же ничего не почувствует?
– И опять-таки хорошие вопросы, – кивнула Ева. – Ты искупаешь свои грехи. Я пошлю этот файл доктору Мире, хочу послушать ее мнение. И пусть составит психологический портрет. Может, убийца переусердствовал с барбитуратами? Убитому плюс к тому вкатили еще и большую дозу усилителя эрекции. Судя по всему, это дело личное, но давай прокачаем его по архивам Интерпола на похожий почерк. Попробуем отследить бархатные путы и барбитураты. Проверим финансы на втором уровне. Финансово заинтересованы Форрест и вдова. Они оба и сами не бедные, но, черт побери, кто же откажется стать еще богаче? И еще давай поищем бывших и нынешних любовниц. Если Эндерс впервые женился далеко за сорок, можно предположить, что ему было из кого выбирать. Небось, перепробовал кучу кандидаток в невесты, прежде чем повести избранницу к алтарю.
– Могу заглянуть к электронщикам, спросить, что у них есть для нас, – предложила Пибоди.
– Мне нужны копии разговоров убитого с женой и с племянником. Пусть доставят сюда блоки связи из его офиса.
– Лейтенант? – Трухарт, юный и обаятельный помощник Бакстера, легонько постучал по косяку открытой двери. – Прошу прощения, что прерываю ваш ленч, но тут пришел некий Эдмонд Люс. Он хочет поговорить с вами по делу Эндерса. Жутко взбудораженный, судя по виду, и… настоящий англичанин.
Ева перебросила остатки своего ленча на тарелку Пибоди, а тарелку сунула в утилизатор мусора.
– Дай мне минуту, потом приведи его сюда.
– Слушаюсь.
– Избавься от этого мусора, Пибоди, потом поторопи электронщиков, а заодно потряси и лабораторию. Как минимум, мне нужен отчет по анализу лекарств и биодобавок, взятых на месте.
– Есть.
Забрав остатки еды, Пибоди вышла из кабинета.
– Компьютер, стандартные анкетные данные Люса Эдмонда, британского подданного, его деловые и/или личные связи с Эндерсом Томасом из «Всемирного спорта Эндерса». Вывести на дисплей.
Принято. Работаю…
В ожидании результата Ева отослала файл с делом и краткую памятную записку доктору Шарлотте Мире, ведущему психологу Департамента полиции Нью-Йорка.
Задание выполнено. Данные на экране.
Ева торопливо пробежала их глазами. Итак: Люс родился в Лондоне, ему семьдесят шесть лет, он работал исполнительным директором корпорации «Всемирный спорт Эндерса» в Великобритании. Образование получил в Оксфорде, имел по дому в Лондоне и в Нью-Йорке. Женат вторым браком, первый окончился разводом. Трое детей. Один – от первого брака.
– Скопировать данные в файл, – приказала Ева, заслышав приближающиеся шаги. – Закрыть экран.
Принято. Задание выполнено.
Она повернулась во вращающемся кресле лицом к двери. Весь дверной проем заполнила медвежья фигура великана с серебристой шевелюрой и темными глазами, в которых горело бешенство. Он был в брюках цвета хаки с безупречной складкой, в темно-синем пуловере и белой рубашке. «Первоклассные одежки для гольфа», – решила Ева.
– Вы лейтенант Даллас?
– Да. А вы – мистер Люс? Чем я могу вам помочь?
– Можете мне объяснить, какого черта вы порочите репутацию достойного человека? Зачем раздуваете грязную и гнусную ложь о Томми? Он мертв, черт побери, он не может себя защитить от вашей клеветы!
– Мистер Люс, смею вас заверить, я пока еще не делала никаких заявлений для прессы – официальных или неофициальных – о смерти мистера Эндерса. Более того, я никого не уполномочивала делать какие бы то ни было заявления.
– Тогда почему, черт возьми, вся эта грязь размазана по экранам?
Ева откинулась в кресле.
– Я не отвечаю за то, что СМИ выкапывают и пускают в эфир. Меня это тоже возмущает, но я не могу за это отвечать. Для вас это ужасная и внезапная потеря, поэтому я закрою глаза на то, что вы ворвались ко мне в кабинет и выпустили пар. Ну а теперь, когда с этим покончено, сядьте. У меня есть к вам вопросы.
– Засуньте свои вопросы…
– Осторожно. – Ева вложила в это единственное слово столько металла, что Люс замолчал и, прищурив полыхающие яростью глаза, пристально посмотрел на нее.
– А что вы сделаете? Арестуете меня?
Ева покачалась взад-вперед в кресле.
– Лично я предпочитаю слово «задержать». Вам хотелось бы, мистер Люс, чтобы полиция Нью-Йорка задержала вас за отказ отвечать на вопросы следствия? Я с удовольствием брошу вас в «обезьянник» и продержу там вплоть до прибытия вашего адвоката. Но есть и другой вариант. Вы можете присесть и успокоиться. Я полагаю, вы с Эндерсом были больше чем деловыми партнерами. Если бы все сводилось только к делам, вы были бы огорчены, расстроены, неприятно удивлены его внезапной смертью. Детали, о которых сообщалось в СМИ, могли вас опять-таки неприятно удивить, шокировать, рассердить или, скажем, заинтриговать. Но горе и гнев – спутники более глубоких и личных отношений. Поэтому я даю вам второй и последний шанс. Вам ясно?
Он повернулся и отступил в сторону, но к окну, а не к двери. Ева молча выжидала, пока он стоял, повернувшись к ней окаменевшей спиной.
– Я не могу успокоиться. Как я могу успокоиться? Томми… Мы были друзьями чуть ли не пятьдесят лет. Он был крестным моего сына.
1 2 3 4 5 6 7 8