Здесь магазин Водолей ру
его можно применять и для склеивания деревянных поверхностей: поэтому оно оказалось как нельзя кстати, когда дон Пабло делал мебель.
Остается еще рассказать, где колонисты брали соль; потому что как ни полезно оказалось для них молочное дерево, соль была еще необходимее. Вы, читатель, видя вокруг себя соль в таком избытке, что она ценится не дороже песка, не можете себе и представить, какую нужду испытывают в ней люди, попавшие в условия, в которых оказались наши изгнанники. Дикие животные иногда преодолевают очень большие расстояния, отыскивая соляные озера, которых в американских пустынях встречается много. Наши же колонисты готовы были отдать все, что имели, за небольшое количество соли: и сахар, и кофе, и бананы, и даже кассаву, из которой делали хлеб. Они всюду искали соль. В окрестностях рос стручковый перец; и семья густо посыпала им всякое блюдо, которое приготовлялось, но это не могло заменить соль. Тут-то и пригодились познания Гуапо. Индеец знал. что соль можно добыть из плодов особого рода пальмы, известной ему. Видя, что семья дона Пабло сильно страдает и может даже заболеть от недостатка соли, он встал очень рано и переправился на другой берег реки. Там, в болотистой местности, погружая корни в воду, росла особая маленькая пальма, высотой в двадцать - двадцать пять футов. Вершина ее поднималась над короной перистых листьев и оканчивалась острием. Это была так называемая хара. Плоды ее, овальной формы, слегка сплюснутые, величиной с персик, желтоватого цвета, висели большими кистями немного ниже листьев. Гуапо быстро влез на дерево, потому что ствол хары гладок и лазить по нему легко; набрав полный мешок плодов, он возвратился домой.
Все удивились, к чему эти нестерпимо горькие плоды? Но индеец, ничего не объясняя, развел большой огонь, положив туда эти горькие плоды, и когда они совершенно сгорели, то оказалось, что оставшийся от них пепел, белый как мука, имеет вкус соли; соль эта не была так хороша, как та, которую употребляем мы, но для кухни была вполне пригодной и удовлетворяла потребности семьи.
XXI. Гимнот и рыба-людоед
Приблизительно в это время произошел случай, который мог иметь роковые последствия для одного из членов нашей маленькой колонии. День был невероятно жаркий, а вода так соблазнительно свежа, что Леон не устоял перед желанием искупаться и, раздевшись, с восторгом бросился в реку. Остальные в это время были заняты каждый своим делом. У берега было не очень глубоко; но чуть дальше нельзя уже было идти, и Леон был этому рад, решив поупражняться в плавании и с завистью думая о том, как хорошо плавает Гуапо. К тому же и дон Пабло не только не запрещал, но, напротив, даже советовал сыну учиться плавать получше. Заметим мимоходом, что всем родителям следовало бы заботиться, чтобы их дети умели плавать, потому что плаванье является не только прекрасным спортом; сколько людей гибнет из-за того, что не умеют плавать!
Итак, Леон добрался до середины озера и с наслаждением резвился в его прозрачной воде, как вдруг почувствовал острую боль, которая, казалась, была вызвана укусом какого-то существа. В течение минуты боль эта повторилась несколько раз и была так сильна, что Леон не выдержал и закричал. Родители его, услышав крик, подумали, что он тонет или его преследует крокодил; в сильном испуге бросились все к реке и тут увидели, что мальчик плывет изо всех сил, стараясь добраться до берега, но никто не гонится за ним.
В один голос стали спрашивать его, что с ним; но он мог только ответить:
- Что-то кусает!
И действительно, вода вокруг него окрасилась кровью. Мать, заметив это, в ужасе закричала:
- Спасите его, спасите!
Дон Пабло и Гуапо бросились в воду и на руках понесли мальчика к берегу. Кровь сочилась из десяти или двенадцати ранок. И тут увидели и тех, кто кусал мальчика: стая маленьких рыбок, пепельно-серого цвета на спине и оранжевого на брюшке и плавниках, преследовала свою добычу с открытыми ртами и, видя, что она ускользнула, принялась кусать ноги спасителей. Но к счастью, мужчины уже были недалеко от берега, и им достаточно было нескольких усилий, чтобы оказаться в безопасности.
- Это рыба-людоед, - сказал с гневом Гуапо. - Но будьте уверены, молодой господин, я скоро отомщу за вас!
Леона перенесли в дом, и только тогда можно было судить о том, насколько серьезны его раны. Во многих местах кожа была совершенно содрана, и если бы рыбы напали на него подальше от берега, то, по всей вероятности, спасти его оказалось бы очень трудно, а то и невозможно, вследствие громадного количества этих рыбок, которые собрались вокруг него в несколько минут. Случалось не раз, что люди, застигнутые ими посередине широкой реки, изнемогали от тысячи ран, которыми были мгновенно покрыты, и гибли прежде, чем успевали доплыть до берега. Эти свирепые маленькие карибы или карибиты, как их называют, - потому что слово "кариб" значит людоед, - скрываются на дне реки, так что нельзя и подозревать об их существовании. Но как только одна из них заметит добычу, она бросается на нее; и стоит лишь капле крови пролиться из раны, как вся стая поднимается вверх, к добыче, и тогда горе несчастному, в которого впиваются острые треугольные зубы.
Раны Леона, хоть были и очень мучительны, но не представляли другой опасности, кроме той, которую влечет потеря крови. Но Гуапо, человек бывалый, помог и в этом случае. На одной из мимоз, росших возле дома, находились темного цвета гнезда; они принадлежали муравьям formica spinicollis и были сделаны из пуха, собранного на деревце из породы черноустников (melastomes); эти гнезда-то и служат прекрасным средством останавливать кровь. Гуапо знал наверняка, а дон Пабло только слышал, что индейцы используют гнезда с подобной целью; но он слышал о них как об yesca de hormigas, что значит "муравьиный трут". Его уверяли даже, что гнезда зеленых муравьев действуют лучше, чем гнезда муравьев кайенских, которые завозят в Европу, где они очень ценятся. Гуапо принес этого особенного трута, и Леону понадобилось только немного терпения, чтобы совершенно выздороветь.
В тот же вечер другой случай показал нашим друзьям, что озеро заключает в себе еще одну опасность. После ужина семья сидела возле дома, отдыхая в вечерней прохладе. Мула отпустили и он побрел к реке напиться. Спокойно вошел он в воду по брюхо; и вдруг сразу весь исчез в воде; вынырнул, отчаянно пытаясь выбраться на берег. Он сильно фыркал, ноздри его раздулись, глаза будто вылезали из орбит. Наконец ему удалось добраться до берега, но тут он закачался и упал на песок в страшных судорогах. Никто не понимал, что с ним произошло; но Гуапо заметил под животом у мула какое-то существо наподобие водяной змеи, зеленовато-желтого цвета, длиной в четыре-пять футов. Это, как потом выяснилось, был большой электрический угорь, так называемый гимнот или тембладор. Теперь все было понятно: гимнот оказался под брюхом мула и прижался к нему всем своим телом, поэтому электрический удар был очень силен. Мул вскоре оправился от шока, но после этого случая его невозможно было заставить войти в реку; ни ласками, ни кнутом нельзя было даже подогнать его к берегу, так сильно он испугался.
Тут Гуапо невольно подумал, как сам подвергался опасности, и не раз, переплывая реку; эта мысль побудила его поскорее выполнить обещание, данное Леону: отомстить карибам. Гуапо отправился в лес и вскоре возвратился с кореньями двух растений, которые мелко изрубил и выжал из них сок. Этот сок известен как яд барбаско; индейцы Южной Америки применяют его для ловли рыбы. Гуапо знал, что достаточное количество такого яда истребит всех гимнотов и карибов в реке. Он поднялся немного вверх по течению, и там бросил яд. Вода постепенно приняла беловатый оттенок. Не успел барбаско опуститься на дно, а на поверхности уже появилась мертвая рыба, сначала мелкая, потом покрупнее, особенно много гимнотов; наконец, к великой радости Леона, всплыло и несколько карибов с их золотистыми брюшками и бронзового цвета жабрами. Но Гуапо намеревался не только отомстить; он находил, что блюдо из рыбы должно доставить удовольствие его господам; и поскольку они с доном Пабло раньше изготовили сеть для рыбной ловли, то теперь он и воспользовался случаем, чтобы наловить полную корзину, выбрав ту рыбу, что была повкуснее. Более всего набрал он карибов, потому что эти маленькие чудовища по вкусу и нежности своего мяса являются одними из лучших рыб, встречающихся в реках Южной Америки.
Леон мог теперь хорошо рассмотреть гимнотов: мертвые они уже не производили электрических разрядов. Таким образом, озеро очистилось от всей вредной рыбы, которой кишело раньше, и можно было без опасения плавать в нем. А Леон, с аппетитом ужиная карибами, смеялся вместе с Гуапо над своим несчастьем и над не проходящими страхами мула.
XXII. Хинные деревья
Мы уже сказали, что дом колонистов был построен и даже неплохо меблирован. Действительно, если бы вы вошли в это жилище, то увидели бы здесь ящики, сделанные из пальмовых листьев, мешочки из цветочных бутонов буссу, наполненные шелковистыми волокнами цеибы; волокна эти предназначались для пряжи, из которой потом можно было сделать белье и одежду. Вы нашли бы здесь корзины всевозможных форм и величины, сделанные из кожицы листьев пальмы иу, которая не имеет ствола, а только листья; они выходят прямо из земли и имеют от трех до трех с половиной ярдов длины. Вы могли бы здесь увидеть стул, сделанный из бамбука и пальмы, большой, прекрасный стол, покрытый скатертью не льняной, конечно, но из прекрасных, шелковистых листьев банана; на столе блюда, чашки, тарелки, бутылки, - словом, вся посуда, сделанная из особого рода тыквы, называемой crescentia cujete; вы бы увидели здесь, кроме того, вазы в форме лодки, которые были не что иное, как цветочные обертки большой пальмы, называемой инага. Пальма эта поднимается на двадцать пять - тридцать ярдов в вышину, а перистые листья ее имеют до пятнадцати ярдов в длину. Ее цветочные обертки так велики, что индейские женщины делают из них колыбели, в которые кладут своих детей, а дерево ее так твердо, что охотники выдалбливают из него котлы, которые можно подвешивать над огнем, наполнив предварительно водой. Кроме того, в доме были разного рода инструменты: в одном углу стоял валик, густо усеянный иглами, - он служил теркой, чтобы растирать в порошок юку, из которой делали маниок; терка была превосходна и совершенно естественна, потому что это было не что иное, как кусок надземного корня цасюбы, о которой мы говорили выше. Возле нее лежала тапити - сумка конической формы, сотканная из пальмовых волокон; к нижнему концу ее была приделана дугообразная ручка, сквозь которую продевалась палка. Эта сумка служила для выжимания сока из натертого маниока, а также для приготовления из него кассавы. Для этого тапити вешают на плотно вбитый в стене гвоздь и нажимают один конец палки, служащий рычагом, до тех пор, пока не выжмут всего сока из муки. После этого ее ставят в печь и, когда она совершенно высохнет, из нее пекут хлеб. Это единственный хлеб, употребляемый в Южной Америке. Мы говорили уже, что осадок на дне сосуда, в который стекает сок из маниока, и есть вещество, известное под названием тапиока.
Есть два сорта юки: сладкая и горькая. Одну можно употреблять в пищу в сыром виде без малейшей опасности; другая - причинила бы в этом случае немедленную смерть, так как сок ее представляет один из сильнейших ядов во всем растительном царстве. Вот почему во время приготовления кассавы необходимо внимательно следить за тем, чтобы дети или животные не попробовали смертоносной жидкости, вытекающей из тапити.
Среди всей мебели в доме вы не увидели бы кроватей. Да и вообще во всей Южной Америке едва ли даже известен этот род мебели, столь необходимый у нас. В этих знойных странах спать на кровати было бы крайне неприятно, потому что всякие насекомые и гады не дали бы ни на минуту покоя. Поэтому кровати и матрацы заменяются гамаками; в доме дона Пабло их было пять. Гуапо сплел их из наружной кожицы листьев прекрасной пальмы, называемой тукум, и развесил одни внутри, а другие снаружи перед фасадом дома, крыша которого выдавалась вперед, образуя как бы веранду, на которой семья собиралась по вечерам отдохнуть и насладиться прохладой.
Когда все, необходимое для удобства в доме, было сделано, дон Пабло обратил внимание на то, ради чего он и решил остановиться в этих местах. Он уже исследовал хинные деревья и нашел, что они принадлежат к одной из лучших пород, именно к той, кора которой впоследствии стала славиться под названием каскарильи Куско.
Есть двадцать или тридцать пород деревьев, кору которых снимают и продают в качестве хины. Среди них бывают, понятно, и такие, которые представляют собой хину; но часто между ними проскальзывают и примеси, не имеющие ценности, - к сожалению, подобные явления встречаются в торговле и другими продуктами, вследствие недостаточно развитой честности торговцев.
Порода деревьев, покрывавшая холмы по соседству с домом дона Пабло, очень близко подходила к chinchona condaminea, которая растет в окрестностях города Локсы и дает наилучшую кору. Деревья эти достигают двадцати ярдов в высоту; листья их красноваты и с сильным блеском, вследствие чего их легко заметить среди других деревьев; это значительно облегчает работу каскарильеров (искателей хинной коры), работу, гораздо более тяжелую, чем можно подумать. Действительно, хинные деревья не растут вместе в большом количестве; напротив, они обыкновенно бывают рассеяны среди других совершенно чуждых пород, а часто встречаются даже поодиночке. Впрочем, замечание это относится ко всем породам деревьев, составляющих монтанью. Между тем как леса Северной Америки состоят всегда исключительно из одной, самое большее - двух пород, в Южной Америке лес обыкновенно представляет собой бесконечное разнообразие; за исключением mauritia flexuosa, которая образует пальмовые рощи, занимающие огромные пространства, все остальные породы беспорядочно перемешиваются, что делает их промысел очень трудным и до сих пор мешает устройству лесопилен, потому что завод не нашел бы в одном месте достаточно леса нужной породы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Остается еще рассказать, где колонисты брали соль; потому что как ни полезно оказалось для них молочное дерево, соль была еще необходимее. Вы, читатель, видя вокруг себя соль в таком избытке, что она ценится не дороже песка, не можете себе и представить, какую нужду испытывают в ней люди, попавшие в условия, в которых оказались наши изгнанники. Дикие животные иногда преодолевают очень большие расстояния, отыскивая соляные озера, которых в американских пустынях встречается много. Наши же колонисты готовы были отдать все, что имели, за небольшое количество соли: и сахар, и кофе, и бананы, и даже кассаву, из которой делали хлеб. Они всюду искали соль. В окрестностях рос стручковый перец; и семья густо посыпала им всякое блюдо, которое приготовлялось, но это не могло заменить соль. Тут-то и пригодились познания Гуапо. Индеец знал. что соль можно добыть из плодов особого рода пальмы, известной ему. Видя, что семья дона Пабло сильно страдает и может даже заболеть от недостатка соли, он встал очень рано и переправился на другой берег реки. Там, в болотистой местности, погружая корни в воду, росла особая маленькая пальма, высотой в двадцать - двадцать пять футов. Вершина ее поднималась над короной перистых листьев и оканчивалась острием. Это была так называемая хара. Плоды ее, овальной формы, слегка сплюснутые, величиной с персик, желтоватого цвета, висели большими кистями немного ниже листьев. Гуапо быстро влез на дерево, потому что ствол хары гладок и лазить по нему легко; набрав полный мешок плодов, он возвратился домой.
Все удивились, к чему эти нестерпимо горькие плоды? Но индеец, ничего не объясняя, развел большой огонь, положив туда эти горькие плоды, и когда они совершенно сгорели, то оказалось, что оставшийся от них пепел, белый как мука, имеет вкус соли; соль эта не была так хороша, как та, которую употребляем мы, но для кухни была вполне пригодной и удовлетворяла потребности семьи.
XXI. Гимнот и рыба-людоед
Приблизительно в это время произошел случай, который мог иметь роковые последствия для одного из членов нашей маленькой колонии. День был невероятно жаркий, а вода так соблазнительно свежа, что Леон не устоял перед желанием искупаться и, раздевшись, с восторгом бросился в реку. Остальные в это время были заняты каждый своим делом. У берега было не очень глубоко; но чуть дальше нельзя уже было идти, и Леон был этому рад, решив поупражняться в плавании и с завистью думая о том, как хорошо плавает Гуапо. К тому же и дон Пабло не только не запрещал, но, напротив, даже советовал сыну учиться плавать получше. Заметим мимоходом, что всем родителям следовало бы заботиться, чтобы их дети умели плавать, потому что плаванье является не только прекрасным спортом; сколько людей гибнет из-за того, что не умеют плавать!
Итак, Леон добрался до середины озера и с наслаждением резвился в его прозрачной воде, как вдруг почувствовал острую боль, которая, казалась, была вызвана укусом какого-то существа. В течение минуты боль эта повторилась несколько раз и была так сильна, что Леон не выдержал и закричал. Родители его, услышав крик, подумали, что он тонет или его преследует крокодил; в сильном испуге бросились все к реке и тут увидели, что мальчик плывет изо всех сил, стараясь добраться до берега, но никто не гонится за ним.
В один голос стали спрашивать его, что с ним; но он мог только ответить:
- Что-то кусает!
И действительно, вода вокруг него окрасилась кровью. Мать, заметив это, в ужасе закричала:
- Спасите его, спасите!
Дон Пабло и Гуапо бросились в воду и на руках понесли мальчика к берегу. Кровь сочилась из десяти или двенадцати ранок. И тут увидели и тех, кто кусал мальчика: стая маленьких рыбок, пепельно-серого цвета на спине и оранжевого на брюшке и плавниках, преследовала свою добычу с открытыми ртами и, видя, что она ускользнула, принялась кусать ноги спасителей. Но к счастью, мужчины уже были недалеко от берега, и им достаточно было нескольких усилий, чтобы оказаться в безопасности.
- Это рыба-людоед, - сказал с гневом Гуапо. - Но будьте уверены, молодой господин, я скоро отомщу за вас!
Леона перенесли в дом, и только тогда можно было судить о том, насколько серьезны его раны. Во многих местах кожа была совершенно содрана, и если бы рыбы напали на него подальше от берега, то, по всей вероятности, спасти его оказалось бы очень трудно, а то и невозможно, вследствие громадного количества этих рыбок, которые собрались вокруг него в несколько минут. Случалось не раз, что люди, застигнутые ими посередине широкой реки, изнемогали от тысячи ран, которыми были мгновенно покрыты, и гибли прежде, чем успевали доплыть до берега. Эти свирепые маленькие карибы или карибиты, как их называют, - потому что слово "кариб" значит людоед, - скрываются на дне реки, так что нельзя и подозревать об их существовании. Но как только одна из них заметит добычу, она бросается на нее; и стоит лишь капле крови пролиться из раны, как вся стая поднимается вверх, к добыче, и тогда горе несчастному, в которого впиваются острые треугольные зубы.
Раны Леона, хоть были и очень мучительны, но не представляли другой опасности, кроме той, которую влечет потеря крови. Но Гуапо, человек бывалый, помог и в этом случае. На одной из мимоз, росших возле дома, находились темного цвета гнезда; они принадлежали муравьям formica spinicollis и были сделаны из пуха, собранного на деревце из породы черноустников (melastomes); эти гнезда-то и служат прекрасным средством останавливать кровь. Гуапо знал наверняка, а дон Пабло только слышал, что индейцы используют гнезда с подобной целью; но он слышал о них как об yesca de hormigas, что значит "муравьиный трут". Его уверяли даже, что гнезда зеленых муравьев действуют лучше, чем гнезда муравьев кайенских, которые завозят в Европу, где они очень ценятся. Гуапо принес этого особенного трута, и Леону понадобилось только немного терпения, чтобы совершенно выздороветь.
В тот же вечер другой случай показал нашим друзьям, что озеро заключает в себе еще одну опасность. После ужина семья сидела возле дома, отдыхая в вечерней прохладе. Мула отпустили и он побрел к реке напиться. Спокойно вошел он в воду по брюхо; и вдруг сразу весь исчез в воде; вынырнул, отчаянно пытаясь выбраться на берег. Он сильно фыркал, ноздри его раздулись, глаза будто вылезали из орбит. Наконец ему удалось добраться до берега, но тут он закачался и упал на песок в страшных судорогах. Никто не понимал, что с ним произошло; но Гуапо заметил под животом у мула какое-то существо наподобие водяной змеи, зеленовато-желтого цвета, длиной в четыре-пять футов. Это, как потом выяснилось, был большой электрический угорь, так называемый гимнот или тембладор. Теперь все было понятно: гимнот оказался под брюхом мула и прижался к нему всем своим телом, поэтому электрический удар был очень силен. Мул вскоре оправился от шока, но после этого случая его невозможно было заставить войти в реку; ни ласками, ни кнутом нельзя было даже подогнать его к берегу, так сильно он испугался.
Тут Гуапо невольно подумал, как сам подвергался опасности, и не раз, переплывая реку; эта мысль побудила его поскорее выполнить обещание, данное Леону: отомстить карибам. Гуапо отправился в лес и вскоре возвратился с кореньями двух растений, которые мелко изрубил и выжал из них сок. Этот сок известен как яд барбаско; индейцы Южной Америки применяют его для ловли рыбы. Гуапо знал, что достаточное количество такого яда истребит всех гимнотов и карибов в реке. Он поднялся немного вверх по течению, и там бросил яд. Вода постепенно приняла беловатый оттенок. Не успел барбаско опуститься на дно, а на поверхности уже появилась мертвая рыба, сначала мелкая, потом покрупнее, особенно много гимнотов; наконец, к великой радости Леона, всплыло и несколько карибов с их золотистыми брюшками и бронзового цвета жабрами. Но Гуапо намеревался не только отомстить; он находил, что блюдо из рыбы должно доставить удовольствие его господам; и поскольку они с доном Пабло раньше изготовили сеть для рыбной ловли, то теперь он и воспользовался случаем, чтобы наловить полную корзину, выбрав ту рыбу, что была повкуснее. Более всего набрал он карибов, потому что эти маленькие чудовища по вкусу и нежности своего мяса являются одними из лучших рыб, встречающихся в реках Южной Америки.
Леон мог теперь хорошо рассмотреть гимнотов: мертвые они уже не производили электрических разрядов. Таким образом, озеро очистилось от всей вредной рыбы, которой кишело раньше, и можно было без опасения плавать в нем. А Леон, с аппетитом ужиная карибами, смеялся вместе с Гуапо над своим несчастьем и над не проходящими страхами мула.
XXII. Хинные деревья
Мы уже сказали, что дом колонистов был построен и даже неплохо меблирован. Действительно, если бы вы вошли в это жилище, то увидели бы здесь ящики, сделанные из пальмовых листьев, мешочки из цветочных бутонов буссу, наполненные шелковистыми волокнами цеибы; волокна эти предназначались для пряжи, из которой потом можно было сделать белье и одежду. Вы нашли бы здесь корзины всевозможных форм и величины, сделанные из кожицы листьев пальмы иу, которая не имеет ствола, а только листья; они выходят прямо из земли и имеют от трех до трех с половиной ярдов длины. Вы могли бы здесь увидеть стул, сделанный из бамбука и пальмы, большой, прекрасный стол, покрытый скатертью не льняной, конечно, но из прекрасных, шелковистых листьев банана; на столе блюда, чашки, тарелки, бутылки, - словом, вся посуда, сделанная из особого рода тыквы, называемой crescentia cujete; вы бы увидели здесь, кроме того, вазы в форме лодки, которые были не что иное, как цветочные обертки большой пальмы, называемой инага. Пальма эта поднимается на двадцать пять - тридцать ярдов в вышину, а перистые листья ее имеют до пятнадцати ярдов в длину. Ее цветочные обертки так велики, что индейские женщины делают из них колыбели, в которые кладут своих детей, а дерево ее так твердо, что охотники выдалбливают из него котлы, которые можно подвешивать над огнем, наполнив предварительно водой. Кроме того, в доме были разного рода инструменты: в одном углу стоял валик, густо усеянный иглами, - он служил теркой, чтобы растирать в порошок юку, из которой делали маниок; терка была превосходна и совершенно естественна, потому что это было не что иное, как кусок надземного корня цасюбы, о которой мы говорили выше. Возле нее лежала тапити - сумка конической формы, сотканная из пальмовых волокон; к нижнему концу ее была приделана дугообразная ручка, сквозь которую продевалась палка. Эта сумка служила для выжимания сока из натертого маниока, а также для приготовления из него кассавы. Для этого тапити вешают на плотно вбитый в стене гвоздь и нажимают один конец палки, служащий рычагом, до тех пор, пока не выжмут всего сока из муки. После этого ее ставят в печь и, когда она совершенно высохнет, из нее пекут хлеб. Это единственный хлеб, употребляемый в Южной Америке. Мы говорили уже, что осадок на дне сосуда, в который стекает сок из маниока, и есть вещество, известное под названием тапиока.
Есть два сорта юки: сладкая и горькая. Одну можно употреблять в пищу в сыром виде без малейшей опасности; другая - причинила бы в этом случае немедленную смерть, так как сок ее представляет один из сильнейших ядов во всем растительном царстве. Вот почему во время приготовления кассавы необходимо внимательно следить за тем, чтобы дети или животные не попробовали смертоносной жидкости, вытекающей из тапити.
Среди всей мебели в доме вы не увидели бы кроватей. Да и вообще во всей Южной Америке едва ли даже известен этот род мебели, столь необходимый у нас. В этих знойных странах спать на кровати было бы крайне неприятно, потому что всякие насекомые и гады не дали бы ни на минуту покоя. Поэтому кровати и матрацы заменяются гамаками; в доме дона Пабло их было пять. Гуапо сплел их из наружной кожицы листьев прекрасной пальмы, называемой тукум, и развесил одни внутри, а другие снаружи перед фасадом дома, крыша которого выдавалась вперед, образуя как бы веранду, на которой семья собиралась по вечерам отдохнуть и насладиться прохладой.
Когда все, необходимое для удобства в доме, было сделано, дон Пабло обратил внимание на то, ради чего он и решил остановиться в этих местах. Он уже исследовал хинные деревья и нашел, что они принадлежат к одной из лучших пород, именно к той, кора которой впоследствии стала славиться под названием каскарильи Куско.
Есть двадцать или тридцать пород деревьев, кору которых снимают и продают в качестве хины. Среди них бывают, понятно, и такие, которые представляют собой хину; но часто между ними проскальзывают и примеси, не имеющие ценности, - к сожалению, подобные явления встречаются в торговле и другими продуктами, вследствие недостаточно развитой честности торговцев.
Порода деревьев, покрывавшая холмы по соседству с домом дона Пабло, очень близко подходила к chinchona condaminea, которая растет в окрестностях города Локсы и дает наилучшую кору. Деревья эти достигают двадцати ярдов в высоту; листья их красноваты и с сильным блеском, вследствие чего их легко заметить среди других деревьев; это значительно облегчает работу каскарильеров (искателей хинной коры), работу, гораздо более тяжелую, чем можно подумать. Действительно, хинные деревья не растут вместе в большом количестве; напротив, они обыкновенно бывают рассеяны среди других совершенно чуждых пород, а часто встречаются даже поодиночке. Впрочем, замечание это относится ко всем породам деревьев, составляющих монтанью. Между тем как леса Северной Америки состоят всегда исключительно из одной, самое большее - двух пород, в Южной Америке лес обыкновенно представляет собой бесконечное разнообразие; за исключением mauritia flexuosa, которая образует пальмовые рощи, занимающие огромные пространства, все остальные породы беспорядочно перемешиваются, что делает их промысел очень трудным и до сих пор мешает устройству лесопилен, потому что завод не нашел бы в одном месте достаточно леса нужной породы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22