- Это зачем? - спросил Рэм.
- Как хотите, - ответил я.
Дик выжидательно уставился на Рэма, со страхом ожидая,
что он скажет, готовый в любую минуту бросить деньги, если
они не годятся для покупки карт.
- Только на деньги, принадлежащие ему, он может купить
эти карты.
- Значит это заем! - догадался сказать я.
- Заем, да это заем. Я отдам тебе, как только вернемся
на корабль.
Дик взял коробку с картами и быстро сунул ее в карман
своей куртки, и заторопился уходить.
Простившись с Рэмом, мы дали ему на прощание 50
долларов и вышли на улицу.
Дик от восторга был вне себя, и на все мои обращения к
нему отвечал каким-то невыразимым молчанием.
Когда мы пришли на судно, радист вручил Дику
телеграмму. Сестра сообщала, что мать попала под поезд, его
вызывали на похороны и делить наследство.
На следующий день утром Дик уехал домой. Больше я его
никогда не видел.
Глава 14
Прошел год. Я стал плавать старшим помощником на
большом комфортабельном пассажирском судне "Нора" компании
"Брайт-Футнави-Компани". В одну из теплых летних ночей мы
подходили к Гамбургу. Вдали уже мигали его маяки и
разгоралось электрическое зарево. Я только что сдал вахту
и, не желая идти в душную каюту, остался на палубе.
Пассажиры спали, убаюканные легкой зыбью, мерно
раскачивающей судно. В такое время, тихое и задумчивое, я
всегда вспоминаю дика. Где он? Что с ним? Ни на одно из
моих писем я не получил ответа. Исчез человек. Меня мучало
какое-то тяжелое предчувствие.
- Какая великолепная ночь! - услышал я за своей спиной
искреннее восхищение. Мимо меня, держа под руку
очаровательную женщину, прогуливаясь, прошел очень знакомый
мужчина.
- И ты не хотел идти со мной, - укоризненно сказала
женщина. - Скоро, наверное, Гамбург.
Они остановились недалеко от меня и, облокотившись на
перила, стали смотреть вниз на черную воду, стремительно бе
гущую вдоль борта. Я тщетно силился вспомнить, где и когда я
видел этого мужчину. Странно, но мне казалось, что видел я и
женщину, которая была с мужчиной.
- Сколько времени? - спросила женщина.
Мужчина поднял руку.
- Я забыл часы в каюте, но 12 еще нет. Мы вышли без
20, сейчас... - мужчина обернулся ко мне. - Простите, вы
не скажете, сколько времени? - он пристально посмотрел на
меня, заглядывая в лицо.
- 23 часа 55 минут, - ответил я и невольно улыбнулся.
Я узнал мужчину. Это был Рэм. Но, не зная его фамилии, я
не решался обратиться к нему первый.
- Пойдем, уже пора, - женщина потянула Рэма за рукав.
- Иди, сали, я сейчас приду.
Когда женщина ушла, он подошел ко мне.
- Если не ошибаюсь, мы с вами где-то виделись?
- Вы не ошибаетесь. Мы действительно виделись.
Кабачек для моряков, гостиница... Карты.
- И Дик! - перебил он меня. - Да, да, я все вспомнил.
- Я вижу, ваши дела поправились?
- О Да. То странное время я вспоминаю, как страшный
сон, и мне трудно поверить, что это было наяву. Я
бесконечно благодарен вам за то, что вы с таким вниманием и
участием выслушали меня тогда, вы спасли мне жизнь, и я
перед вами в долгу...
- Ну, что вы! Я сделал то, что мог бы сделать
порядочный человек на моем месте.
- У вас есть время? Пойдемте в мою каюту. Сали будет
очень рада с вами познакомиться, она все о вас знает.
- Я свободен до 6 часов утра.
- Ну, вот и чудесно! Пошли.
Салина, очевидно, не ожидала посторонних и встретила
нас в черном пеньюаре, отороченном белоснежным мехом. И
хотя она предстала передо мной почти голая, она вела себя
так просто и непринужденно, что я не испытывал никакого
чувства неудобства, и через несколько минут забыл о том, что
она голая.
А еще через несколько минут, когда на столе вместе с
обильной и изысканной закуской появилась бутылка дорогого
французского коньяка, у нас начался такой задушевный
разговор, что я почувствовал себя в кругу своих
родственников.
- Вам, наверное, интересно знать, как сложилась судьба
после того, как вы с Диком ушли из гостиницы? - начал Рэм,
разливая коньяк в рюмки.
Мы выпили. Мерно стучала машина парохода, уютно
мурлыкал приемник, мы сидели в полутьме.
Салина откинулась на спинку дивана, и ее белоснежное
тело светилось треугольником через полураскрытый пеньюар.
Очаровательная женщина.
- Я прожил в гостинице два дня. Ничего не делал и ни о
чем не думал. Я отдыхал от тяжести, которую так долго
носил. На третий день, утром, хозяин гостиницы привез ко
мне какого-то детектива с хитрыми проницательными глазами.
Стоя у двери, тот долго и внимательно рассматривал меня,
качаясь с носка на каблук.
- Ну? - спросил он.
- Что ну? - раздраженно ответил я.
- Будете запираться или скажете правду?
Я грешным делом думал, что вы с Диком подстроили мне
злую шутку, но очень скоро разобрался, что вы к этому
никакого отношения не имеете.
- Детектив показал мне издали мою фотографию алжирских
времен и победоносно улыбнулся, затем изрек:
- Вас выдает физиономия. Не советую сопротивляться,
он кивнул кому-то за дверью и в комнату вошли два
полицейских.
- Позвольте, - возмутился я, - что за провокация?
- Берите его, - приказал детектив и вышел из комнаты,
считая свою миссию законченной.
Полицейские взяли меня под руки и повели на улицу.
Перед тем, как толкнуть меня в машину, надели наручники и...
- Они все перепутали, - перебила вдруг сама Салина.
Она порывисто встала с дивана, сложив руки на груди и стала
нервно ходить по каюте. - Это я его разыскала. Я никогда
не могла примириться с тем, что потеряла его. Я поставила
себе цель во что бы то ни стало найти его.
Искать всю жизнь, всеми возможными и невозможными
способами. Я долго и тяжело болела, но продолжала его
искать с упорством помешанного... - Салина вдруг умолкла,
села на свое место, нежно поцеловала рэма в губы и
прошептала:
- Прости, милый, я перебила тебя. Говори.
- В Гамбурге, - заговорил Рэм, - меня погрузили в
специальный самолет и в тот же день отправили в штаты. Я не
знал, куда меня везут и только потому, что полет длился
более 20 часов с посадками, конечно, я понял, что меня везут
куда-то в Америку. На следующий день мы прибыли на место и
меня вновь сунули в закрытую машину, в которой я трясся еще
6 часов. Все это время, с момента задержания меня почти
ничем не кормили, дали только большую флягу воды и кусок
черного хлеба. Я чувствовал себя плохо и выглядел ужасно.
- Наконец, этот фургон остановился у какого-то здания.
Двое полицейских заглянули внутрь и один хриплым голосом
крикнул:
- Проезжайте!
Заскрипели ворота и фургон въехал во двор. Мне
предложили выйти. Это был глухой тюремный двор в виде
глубокого колодца. Мне стало жутко, я ничего не понимал и
тысяча мыслей, одна ужасней другой, закружились в моей
голове.
Рэм на минуту замолк, а я взглянул на очаровательную
салину. Она пристроилась рядом с Рэмом и, тесно к нему
прижавшись, гладила его по щеке.
- Бедненький, сколько тебе пришлось перетерпеть! - она
лукаво взглянула на меня и вкусно поцеловала Рэма в губы.
Рэм продолжил:
- Конвойный подтолкнул меня к маленькой, окованной
железом, двери:
- Заходи.
Я повиновался и оказался в приемной тюрьмы. Мне
предложили раздеться догола, и двое полицейских ловко и
быстро обыскали мою одежду. Потом мне кинули тюремную
одежду и повели в баню. С удовольствием помылся я в горячей
воде и, смыв с себя всю грязь, я почувствовал себя гораздо
лучше. Дальше все пошло с кинематографической скоростью.
меня сфотографировали, измерили, сняли отпечатки пальцев,
заполнили несколько анкет, а на все мои вопросы был только
один ответ - молчание.
Правда, обращались со мной довольно вежливо. Не прошло
и полчаса, как я оказался в тюремной камере. Мне дали ужин
и принесли постель. Я с удовольствием с'ел скудную пищу и,
растянувшись на полке, моментально заснул.
Три дня тюремного режима в полной изоляции не успокоили
меня. Я никак не мог догадаться, за что меня посадили. На
четвертый день произошли изменения. С утра меня вызвали в
контору тюрьмы. Начальник необычайно вежливо предложил мне
присесть и объявил, что я свободен. Он вручил мне письмо и
чек на тысячу долларов. Моему изумлению не было предела. Я
распечатал письмо - оно было от... - и Рэм кивнул на
Салину.
Она еще крепче прижалась к нему и, обращаясь ко мне,
сказала:
- Я уже отчаялась найти этого типа, но мне посоветовали
нанять, вернее, заявить в полицию, что он украл наши
драгоценности на 4, 5 миллиона. Ну, и полиция всех стран
взялась за это дело. Потом драгоценности нашлись, мне
пришлось уплатить штраф и в награду я получила вот этого
старого развратника. Бедненький, сколько тебе пришлось
пережить... О, сколько женщин!
- Зато у него есть теперь опыт в обращении с ними,
сказал я насмешливо. Меня начали раздражать и нагота Салины
и ее необычайная красота, и вся эта обстановка богатства и
любви. Я допил свой коньяк и встал.
- Желаю спокойной ночи, - поцеловав маленькую душистую
ручку Салины и крепко пожав руку Рэму, я вышел. Я был
взволнован и раздражен. Необычайная судьба Рэма волновала
мое воображение и некоторое чувство зависти портило мне
настроение. Я нашел стюарда и приказал ему принести мне в
каюту коньяк и виски.
Свою вахту я провел с головной болью. Погода
испортилась, было прохладно и сыро, и какая-то тоска щемила
мне грудь. Настроение было непонятное. В Гамбург мы пришли
в полдень. Я отдыхал, когда в каюту ко мне постучали.
Вошел Рэм со своей очаровательной подругой.
- Мы пришли проститься, - сказала Салина. Рэм крепко
пожал мне руку и подал свою визитную карточку:
- Приходите ко мне в отель, - сказал он. - Мне здесь
придется задержаться, пока я не улажу дела с наследством.
- Вы получили наследство? От кого? - воскликнул я.
- От тестя... Он умер, а перед смертью, из любви к
дочери, написал завещание в мою пользу, а в случае, если и
меня нет в живых, то на благотворительные цели, в основном
на больницы его имени.
- А как же остальные наследники? - спросил я.
- Он их всех ненавидел, всех родственников, они только
и дожидались его смерти.
- И много вам досталось?
- Около двух миллионов, не считая трех крупных
предприятий и их отделений в разных странах. Так
обязательно заходите, - и, сердечно распрощавшись со мной,
они вышли счастливые, богатые, великолепные.
Глава 15
Наш пароход поставили в док, и у меня появилась масса
свободного времени. Несколько раз я встречался с рэмом и
его очаровательной подругой. Мы весело проводили время в
разных увеселительных заведениях Гамбурга. Иногда,
подходяще выпив, вспоминали прошлое. Пытались разыскать
дика, но он исчез, не оставив никаких следов. Мы строили
всевозможные предположения и догадки в отношении его судьбы,
но догадки оставались догадками, а дик так и исчез с нашего
горизонта. Я уже потерял всякую надежду, но однажды вечером
ко мне в комнату постучались и вошел человек, скромно
одетый, вполне приличной наружности. С вежливым поклоном он
осведомился, действительно ли я тот человек, которого ему
назвал портье? Я подтвердил и спросил, с кем имею честь? Я
услышал следующую историю:
- Я работаю старшим надзирателем в клинике для душевно
больных доктора... Моя фамилия...
- Да, но при чем здесь я? - перебил я его.
- Одну минуточку, сэр, сейчас я все об'ясню. У нас в
клинике, сэр, находится на лечении один больной с
помешательством на сексуальной почве. Его подобрали на
улице в крайней степени физического и умственного истощения.
Кроме того, у него была сильная лихорадка. Он иногда впадал
в буйство. Ему всюду мерещились женщины, и он бросался на
наших сестер. Но когда припадки кончались, это был тихий и
приятный мужчина. Но ему всюду виделись женщины, и он
рассказывал о них такие вещи, которые могли возникнуть в
сознании только у шизофреника. Иногда он кричал, плакал,
молил на коленях убрать от него женщин. Просил поместить
его в изолированную палату, связать и закрыть на замок. И
мы, чтобы успокоить его, выполняли его желание. Иногда он
тихо сидел где-нибудь и перебирал карты, что-то тихо бормоча
себе под нос.
- Карты! - воскликнул я, вскакивая с кресла, - вы,
сэр, сказали карты?
- Да, сэр, у него была колода карт, старая затрепанная
колода. Он с ней никогда не расставался. Там были
нарисованы такие красивые женщины.
Я в волнении ходил из угла в угол по комнате.
- Неужели Дик? Расскажите дальше, мистер Квиг,
попросил я.
- Как я уже сказал, он никогда не расставался с этой
колодой. Даже в буйном припадке он так сжимал их в руке,
что мы не могли разжать его пальцы, и мы закатывали его в
рубашку и пеленали, как ребенка, вместе с картами.
- Несчастный! - вырвалось у меня.
- Да, сэр, но что странно, как бы мы его ни связывали,
как бы мы его ни пеленали, а мы умеем связывать больных,
наутро он всегда оказывался развязанным и в обмороке. Один
раз мы надели на него наручники, и все равно утром они
открытые валялись на полу.
- Он сейчас у вас? Как он себя чувствует?
- Он умер вчера вечером, сэр, - сказал Квиг.
- Как умер? - я схватил Квига за плечо.
- Умер, сэр, - повторил Квиг. - Он умер тихо и
спокойно, и поэтому я здесь.
- Но что он говорил перед смертью?
- Что-то непонятное, сэр. Он сказал, что сегодня
приходила последняя женщина и что он не жалеет, что
проиграл, а потом он назвал ваше имя и просил исполнить
последнюю волю. Он говорил, сэр, что вы единственный
близкий человек и вы все знаете. Он просил передать вот
это...
Квиг протянул маленький пакет. Не зная, что там, я уже
догадывался и с ужасом оттолкнул пакет от себя.
- Нет, сэр, пожалуйста, возьмите. Это его последняя
воля, и потом пока это было у меня, я чувствовал себя очень
скверно. Особенно ночью, - и Квиг густо покраснел.
- Да, - с грустью подумал я, - бедный Дик. Ты пал
жертвой своего упрямства, - я глубоко задумался.
Мы похоронили беднягу без лишнего шика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16