Нижние уровни предназначены только для машин и
оборудованы электронными контроллерами. На верхних уровнях никакого
транспорта, кроме автобусов, бегущих по узким центральным проездам. На
пересечениях транспортных потоков обязательные развязки.
Моя квартира находится в роскошной деловой части города, вблизи
останков Бауэри [квартал, в котором расположены дешевые бары и притоны].
Шутки ради я отправился ранним утром прогуляться на Верхний Уровень Второй
авеню. Эти воздушные развязки породили в молодежной среде своеобразную
игру. Ограждения таковы, что у вас нет никакой возможности забраться на
них, зато сквозь отверстия в ограждениях можно произвести влажной
жевательной резинкой меткий выстрел по крыше идущего внизу автобуса. Вот
только не знаю, какова у них система подсчета очков...
На Верхнем Уровне Лексингтон-авеню я сел в автобус. Штаб-квартира
Партии органического единства расположена в жилых кварталах города, около
Сто двадцать пятой. А Гарлем далеко не таков, каким вы, Дрозма, его
помните. Негры живут по всему городу или почти по всему: среди белого
большинства они все еще кажутся чумными пятнами, но это уже не имеет
значения. Гарлем превратился в обычный район города, в котором встречаются
и светлые, и темные лица. А вот в офисе Партии органического единства я не
встретил ни одного темного лица... Процветающее местечко. Спасение мира
для чистых душой - прибыльное занятие. И всегда, считаю, таковым было.
Секретарь-блондинка оказалась стеклянно-совершенной. Как фальшивый
бриллиант. Оценив добротность моей одежды, она тут же переключилась в
режим радушного приема - стандартная полуавтоматическая улыбка для
шугэдэдди [sugar-daddy - пожилой поклонник молодой женщины, делающий
богатые подарки] - и приглашающе показала рукой на матовую стеклянную
дверь с табличкой "Дэниел Уолкер". Уолкер оказался искусственно-радостным
мезоморфом [мезоморф - в антропологии тип пропорций человеческого тела,
средний между обладателем широкого туловища и коротких конечностей и
обладателем узкого туловища и длинных конечностей], размякшим от полноты
на своем четвертом десятке. Такой же автомат для приветствия, но на
порядок совершеннее блондинки. Я не хотел спешить и потому достал сигару.
В Уолкере не было ничего выдающегося. Пристальный взгляд
сдержано-искренен, разговаривает он решительно-глухим голосом человека, у
которого каждое слово - цитата.
- Мне интересно, - сказал я. - О вас, кажется, не очень лестные
отзывы в прессе.
- Вы из газеты, мистер Майсел?
- Нет! - Я выглядел возмущенным. - На пенсии. Занимался неподвижным
имуществом.
- Никогда не тревожьтесь насчет прессы, - процитировал он. - Джо не
тревожится. Пресса вся реакционная. Она Не Выражает Органического Единства
Народа.
В его речи так и звучали заглавные буквы, а я смотрел на него
суровым, мудрым взглядом и кивал.
- По Большому счету у нас хорошая пресса. Они ненавидят нас.
Ненависть заставляет их болтать, а слухи влекут за собой Разумные Вопросы,
подобные вашим.
Я задрал нос, самодовольный старый козел.
- Что вас больше всего интересует в Партии, мистер Майсел?
- Ваше Чувство Предназначения, - сказал я. - Вы не боитесь
Формулировать Цель.
Я поднес к сигаре огонек зажигалки, которая облегчила мой карман на
сорок восемь баксов, - медленно-медленно, так, что-бы искренние глаза
мистера Уолкера успели прилепить к зажигалке ценник. (Я притащу ее домой,
Дрозма. Знаете, выскакивает такая фигурка, в полдюйма высоты,
бело-золотая, в чем мать родила, ударяет молоточком по кремнию и тут же
прячется обратно. Эстетическая ценность - около никеля [никель - монета в
пять центов]. Детям, вероятно, очень нравится.)
- Когда вы Одиноки в Мире... - Я вздохнул. - Честно говоря, мистер
Уолкер, я чувствую, что и мне самому Партия может дать Чувство
Предназначения.
И я рассказал ему, что мир рискованно плывет по течению.
Интернационалистические заблуждения. Потеря сопричастности с Великими
Истинами. Буйно разросшийся скептизм.
- Да! - любезно сказал мистер Уолкер и принялся выуживать мою
биографию.
Я позволил ему выведать, что я из штата Мэн, вдовец, детей не имею.
Разумеется, всегда был республиканцем. Но, слава Богу, не теперь. Они -
Реакционеры: не понимают, что активные шаги в Азии неизбежны. Никакого
Чувства Предназначения. Я был хорошим и отрицательно настроенным по
отношению к республиканцам.
- Их дни сочтены, - процитировал Уолкер. - Не берите их в голову. Вас
не удивило, почему мы называемся "Партией органического единства"? - И не
дожидаясь ответа, продолжил: - Кое-что конфиденциально, мистер Майсел.
Слово "единство" имеет одно неудобство. Нельзя же назвать себя
"унионистами" или "унитариями", хе-хе [слова "унионисты" и "унитарии" в
данном случае Уолкер производит от английского "unity" - единство; оба
термина известны в истории: унионисты - сторонники федерации в гражданской
войне в США; унитарии - члены одной из сект в христианстве]. Ну, и не
"органистами" же!.. И слово найдено, мистер Майсел. Это Органит. Кое-кто
из лидеров подарил нам его всего несколько дней назад. Оно еще не
встречалось в литературе, но, я уверен, попало в самую точку. Скоро оно
будет на языке у всех. И на языках у наших врагов - тоже. Они будут
высмеивать его. - Он продемонстрировал мне десять наманикюренных пальцев.
- Пусть высмеивают! Нам даже выгодно. - Это был единственный момент, когда
из под маски любезника-атлета выглянул истинный мазохистский фанатизм. -
Вот! Почему "органического"? Потому что это единственное слово, которое
выражает Природу Общества и Основные Потребности Человека! Общество - это
Единый организм. Вот! Что должен иметь любой единый организм? Просто, не
правда ли? Средства передвижения. Средства удовлетворения голода. Средства
воспроизводства. Органы чувств. Естественно, единую нервную систему. Вот!
Что, например, такое - средства удовлетворения голода в Обществе?
Его руки заметались по столу, перебирая и передвигая ко мне все новые
и новые брошюры и проспекты. Успокоились руки только тогда, когда мои
карманы доверху оказались набиты рекламными материалами.
- Сельское хозяйство и сельскохозяйственные рабочие, - ответил я, уже
видевший ранее некоторые из этих брошюр и успевший заучить жаргон, на
котором излагались содержавшиеся в них идеи, идеи настолько старые и
банальные, что человеческие существа были загипнотизированы ими или
почувствовали к ним отвращение по меньшей мере пять тысяч лет назад.
- А что такое нервная система Общества?
- Ну, это именно тот вопрос, который беспокоит меня, честно говоря...
Всякий желает быть частью нервной системы, скажем так.
- Нет, коллега, тут вы не правы... Вы не будете возражать, если я
выскажусь по этому поводу? - Он снова коснулся пальцами лежащих на столе
брошюр. - Далеко не всякий. Человек с улицы, мистер Майсел, желает быть
управляемым. Не забывайте, демократия должна определяться как величайшее
благо для подавляющего большинства. Спросите себя, сэр, много ли людей
знают, что для них хорошо? Человек с улицы, мистер Майсел, нуждается в
Просвещенном Преобразовании. Он должен найти, понять и принять свое
предназначенное место в Организме. А иногда принять и без понимания. Вот!
Кто подскажет ему? Кто в силах совершить это, кроме цвета общества, людей
хорошо информированных, настоящих руководителей, иными словами - нервной
системы Общества?
Я попытался взглянуть на него так, словно только что представил себе
нечто светлое и ясное:
- Кажется, в этом направлении Партия органического единства могла бы
оказаться весьма полезной.
Я дал сигаре возможность потухнуть, чтобы сорокавосьмидолларовая
обнаженная фигурка еще раз явилась на свет. Потом я затянулся и принял
такой самодовольный вид, что мне до сих пор тошно вспоминать об этом.
Уолкер тоже выглядел довольным, но в его удовлетворении я заметил
некоторую толику презрения, тут же, впрочем, исчезнувшего с его лица.
Словно ласка выглянула из-за кучи камней и, испугавшись неведомого,
скользнула назад.
- Вы очень верно выразились, мистер Майсел.
- Но нет ли у Передовой лейбористской партии чего-то похожего на
подобную идею?
Это могло оказаться ошибкой - вопрос был слишком умным для "старика
Майсела". Уолкер проявил осторожность и спокойно сказал:
- У них есть неплохие идеи. Они лучше старых партий понимают Проблемы
Общества. И так же, как мы, видят, в чем величайшая опасность.
Я напряг свою старую марсианскую шею, чтобы искусно изготовленные
щеки "мистера Майсела" украсились приятным румянцем:
- Полагаю, вы имеете в виду этих чертовых Федералистов?
Это была верно выбранная чушь. Думаю, она его утешила. Его голос
снова стал любезным:
- Не было бОльших предателей в Америке со времен гражданской войны.
Да, разумеется... У вас есть какие-нибудь связи с передовыми лейбористами,
мистер Майсел?
- О нет!
Он успокоился, Дрозма, еще до того, как я успел ответить. Он принял
решение:
- Вероятно, вам стоит побеседовать с Келлером. Замечательный парень,
он вам понравится. И если у вас есть какие-то сомнения относительно того,
что мы делаем и каковы наши цели, он сумеет развеять их лучше меня. - Он
искоса, словно я был произведением искусства, посмотрел на меня и взялся
за телефон. - Билл? Ну как?
Мое горло похолодело. Вот оно, то, за чем я сюда явился. Билл Келлер.
Билли Келл... Я напряг свой грешный марсианский слух, но голос в трубке
был просто писком.
- Угу, Билл... Возможно, ты встретишься с ним, когда у тебя появится
свободное время?
Код, догадался я. Нечто вроде "выбери время, чтобы прощупать этого
олуха".
Вскоре Уолкер прикрыл рукой трубку и нежно сказал:
- Он будет свободен сегодня днем.
Я тоже был свободен сегодня днем.
Он проводил меня до самых дверей. Он не положил мне на плечо руку,
потому что я был на три дюйма выше его, но сделал все остальное, чтобы я
почувствовал себя Великим Стариком Кеннебека.
- Между нами, Билли Келлер очень высокопоставленный человек. Не
поймите неправильно... Он так же демократичен, как вы или я. Но,
понимаете, такой Вождь, как Джо Макс, со всеми его обязанностями и
заботами, не может каждому уделить столько времени, сколько ему хотелось
бы. Опирается на несколько избранных. - Уолкер показал мне скрещенные
пальцы. - Билл Келлер прямо Оттуда! - Он похлопал меня по спине.
"Старик Майсел" вышел, расправив плечи, окрыленный Чувством
Предназначения.
Я не думал, что они организуют за мной слежку, да и не слишком
заботился об этом. У них был мой адрес, и они могли бы вынюхать все, что
захотели. Остаток утра я пробродил по городу. Угостил себя ленчем, не
помню где, и перевел дух в Центральном зоопарке. Мартовский день был, как
принявшая ванну девушка - прохладный, нежный и готовый на проказы. Теперь
я способен реагировать и на такие вещи. Мы почти люди, Дрозма, но как
понять, что тот кого любишь, может оказаться твоим злейшим врагом?..
Весна будоражила и медведей. Старый светло-коричневый самец
патрулировал переднюю сторону ограды - нервное топтание, десять шагов
влево, мотание головой, десять шагов в право, печальный разговор с самим
собой. Кроме меня, за медведем наблюдал коричневолицый мальчик. Через пару
минут он признал мое присутствие и обеспокоенно спросил:
- На что он жалуется?
- Не нравится сидеть в клетке, особенно в это время года.
- А вы не могли бы помочь ему освободиться, мистер? Если можете...
- Нет... Слишком люблю свою собственную шкуру.
- Конечно! Он бы схрупал нас со смаком, не так ли?
- Угу. И я не мог бы осудить его за это.
- Да?
- Да. Его посадили туда люди. Такие же, как мы.
- Да-а-а! Здорово! - Он неодобрительно посмотрел на медведя и
отправился прочь.
Когда я вернулся в офис "Органические единства", минуло четыре. Холл
был битком набит. Уолкер оказался занят. С четверть часа я сидел, наблюдая
за приходящими и уходящими органитами. Многие из них были унылыми,
напряженными и сосредоточенными на самих себе типами. Другие имели вид
людей, жаждущих власти. Некоторые выглядели вылетевшими в трубу, некоторые
- состоятельными. Общим у них было только одно - все они чего-то хотели. И
я не видел значительного различия между глупо и умиротворенно улыбающимся
чудаком, который, по-видимому, искал тут работу, умея только заклеивать
конверты, и тощим параноиком, который, наверное, приволок сюда какой-то
новенький - с иголочки! - план мироздания. Все они были одним миром
мазаны...
В конце концов Уолкер повел меня по запутанным тропам между
письменными столами в дальнею часть офиса. Помещение оказалось огромным -
они оценивали общественное положение, как это делал Муссолини - по
количеству ковров между дверью и столом. И когда эта дверь открылась...
Дрозма, марсианский запах был таким, что его можно было резать
ломтями.
Хотя я узнал бы его и без запаха - та же тяжелая фигура, дышащая
угрозой. Лицо он изменил не очень, только сделал его более зрелым. Толстые
щеки, тщательно отрепетированный, наполовину радушный, наполовину сердитый
взгляд. Прежде чем подняться и поприветствовать нас, он выдержал очень
выразительную паузу. Самоуверенность мелкой сошки... Нет сомнения, что
источником власти является страшно гуманный Джозеф Макс. Тем не менее,
раздувшимся от власти и влюбленным в нее был Уильям Келлер.
Я обновил дистроер запаха в общественном туалете, да и мое новое лицо
было изготовлено вполне качественно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36