Скидки сайт https://Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Вы бросите тень на мою репутацию.
Удвойте сумму. И накиньте пятьдесят тысяч за мальчика. Вам заплатят. Но потом за вашу жизнь никто не даст и цента. – Он помолчал. – Я удивлен, что вы пошли на такой риск.
Фиссолини вздохнул.
– Господин мой, я – бедняк. Естественно, в моей провинции я могу брать что хочу, но Сицилия – проклятая страна, и здешние богачи слишком бедны, чтобы прокормить таких, как я. Вы должны понимать, что вы – мой единственный шанс разбогатеть.
– Но вы могли прийти ко мне и предложить свои услуги. Для способного человека у меня всегда найдется работа.
– Вы так говорите, потому что сейчас слабы и беззащитны. Слабые всегда щедры. Но я последую вашему совету и удвою сумму выкупа. Хотя меня и будет грызть совесть. Ни одна человеческая жизнь столько не стоит. А мальчика я отпущу за так. К детям я питаю слабость… у меня их четверо, и всех надо кормить.
Дон Априле посмотрел на Асторре.
– Ты пойдешь.
– Нет. – Мальчик поник головой, потом вскинул глаза на дядю. – Я хочу остаться с тобой.
– Тогда разрешите ему остаться, – повернулся дон Априле к бандиту.
Фиссолини покачал головой.
– Он вернется в город. Я тоже должен беречь свою репутацию. Не хочу, чтобы меня считали похитителем детей. И потом, господин мой, при всем моем уважении к вам, мне придется возвращать вас по кускам, если они не заплатят выкуп.
Но если заплатят, даю вам слово Пьетро Фиссолини, что с ваших усов не упадет ни один волосок.
– Деньги вам заплатят, – спокойно ответил дон. – А потом… не будем омрачать вечер. Племянник, спой этим господам одну из своих песен.
Асторре пел, бандиты слушали, как зачарованные, а потом хвалили его и ерошили волосы. Действительно, такое было для них в диковинку: нежный детский голос, наполняющий горы любовными песнями.
Из пещеры принесли одеяла и спальные мешки.
– Господин мой, – спросил Фиссолини, – что вы хотели бы съесть на завтрак? Может, пойманную поутру рыбу из здешней речки? А на ленч спагетти с телятиной? Только скажите.
– Спасибо, – ответил дон Априле. – Хватит куска сыра и фруктов. Спокойной ночи. – Заметив тоску в глазах Асторре, он погладил мальчика по голове. – Завтра ты будешь спать в своей постели.
Асторре лег рядом с доном и уснул, едва закрыв глаза. Только услышал слова дона: «Держись рядом со мной» – и почувствовал, как дон обнял его.
Спал Асторре крепко и проснулся от какого-то стука, когда солнце уже вышло из-за гор. Поднялся, увидел, что вокруг полным-полно, никак не меньше пятидесяти, вооруженных людей. Дон Априле, спокойный, уверенный в себе, преисполненный достоинства, сидел на большом валуне и пил кофе из глиняной кружки.
Увидев, что мальчик встал, дон Априле подозвал его взмахом руки.
– Асторре, хочешь кофе? – спросил он, а потом указал на стоявшего перед ним мужчину. – Это мой добрый друг, Бьянко. Он нас спас.
Асторре перевел взгляд на гиганта, который производил куда более грозное впечатление, чем Фиссолини, несмотря на толстое брюхо, костюм, галстук и отсутствие револьверов за поясом и винтовки в руках. Седоволосый, с большими глазами, покрасневшими от бессонной ночи, он в полной мере обладал харизмой правителя. Но, похоже, маскировал принадлежащую ему власть мягким баритоном.
– Дон Априле, прошу извинить меня за то, что я прибыл так поздно и вам пришлось спать на земле, словно простому крестьянину. Но я выехал сразу, как только мне сообщили о случившемся.
Я всегда знал, что Фиссолини кретин, но такого от него не ожидал.
Вновь застучал молоток, Асторре повернулся на звук и увидел, что двое молодых парней сколачивают крест. Потом его взгляд ухватил Фиссолини и его десятерых бандитов. Кого-то связали и бросили на землю. Других привязали к деревьям.
Они напоминали стаю мух, облепивших кусок мяса.
– Дон Априле, кого из этих мерзавцев вы желаете судить первым?
– Фиссолини, – ответил дон. – Он – главарь.
Бьянко подтащил Фиссолини к дону. Его спеленали по рукам и ногам, так что он чем-то напоминал мумию. Бьянко и один из его людей поставили Фиссолини на ноги.
– Фиссолини, нельзя же быть таким идиотом, – Бьянко покачал головой. – Неужели так сложно сообразить, что дон Априле находится под моей защитой, ибо в противном случае я бы похитил его сам? Или ты думал, что берешь взаймы бутылку масла? Или уксуса? Я когда-нибудь заходил на твою территорию? Но ты всегда был упрям, и я знал, что до добра это не доведет. Ладно, поскольку тебе предстоит висеть на этом кресте, как Иисусу, извиняйся перед доном Априле и его маленьким мальчиком. А потом я проявлю милосердие и пристрелю тебя, перед тем как прибить тебя к кресту.
– Ну, – дон пристально смотрел на Фиссолини. – Объясни, чем вызвано проявленное тобой неуважение.
Фиссолини гордо выпрямился.
– У меня и в мыслях не было проявить неуважение лично к вам, господин мой. Я не знал, что вы – человек влиятельный и у вас такие могущественные друзья. Этот дурак Бьянко мог бы заранее ввести меня в курс дела. Господин мой, я допустил ошибку и должен за это заплатить. – Он замолчал, а потом повернул голову к Бьянко и заорал на него:
– Пусть твои люди перестанут забивать гвозди! Я от этого шума оглохну. Ты не сможешь запугать меня до смерти перед тем, как убьешь!
Фиссолини вновь посмотрел на дона.
– Накажите меня, но помилуйте моих людей.
Они выполняли мои приказы. У них семьи. Вы погубите целую деревню, если убьете их.
– Они же мужчины, которые должны отвечать за свои действия, – с нотками сарказма в голосе ответил дон. – Я оскорблю их, если они не разделят твою судьбу.
Вот тут Асторре своим детским умом осознал, что речь идет о жизни и смерти.
– Дядя, отпусти его, – прошептал он.
Дон не подал вида, что услышал его.
– Продолжай, – бросил он Фиссолини.
– Я не собираюсь вымаливать у вас свою жизнь. Но эти десять человек – мои ближайшие родственники, моя семья. Если вы убьете их, погибнут их жены и дети. Трое из них – мои зятья.
Они полностью мне доверяли. Выполняли любой мой приказ. Если вы позволите им уйти, перед смертью я заставлю их принести вам клятву верности. И они мне повинуются. Иметь десять верных друзей не так уж и плохо. Мне сказали, что вы великий человек, но люди действительно становятся великими, когда способны проявить милосердие. Разумеется, это не должно войти в привычку, но один раз никому не повредит, – и он улыбнулся Асторре.
Дон Раймонде Априле не в первый раз оказывался в подобной ситуации, так что о решении своем он знал заранее. Он не верил в чувство благодарности, наоборот, пребывал в твердом убеждении, что научить человека чему-либо может только смерть. А потому бесстрастно посмотрел на Фиссолини и покачал головой. Бьянко шагнул к бандиту.
Но тут Асторре дернул дона за рукав, поймал его взгляд. Он все понял. И решил защитить Фиссолини.
– Он не собирался причинить нам вред. Он лишь хотел получить наши деньги.
Дон улыбнулся.
– Разве этого мало?
– Но у него были на то причины. Ему нужны деньги, чтобы кормить семью. И мне он нравится. Пожалуйста, дядя.
Дон вновь улыбнулся.
– Браво, – изрек он и надолго замолчал, не замечая Асторре, дергающего его за рукав. Впервые за много лет у дона возникло желание проявить милосердие.
Люди Бьянко курили маленькие сигары, очень крепкие, и легкий утренний ветерок уносил дым.
Один из них подошел к дону, предложил сигару.
Асторре понял, что это не просто вежливость, а знак уважения. Дон взял сигару, мужчина чиркнул спичкой, сложил ладони корабликом, чтобы дон мог раскурить сигару. Дон выпустил струю дыма и лишь потом заговорил.
– Я не стану оскорблять тебя проявлением милосердия. Но я сделаю тебе деловое предложение.
Я признаю, что ты не угрожал мне лично, более того, с должным уважением принимал меня и мальчика. Предложение следующее. Ты живешь.
Твои люди живут. Но до конца ваших жизней вы служите мне верой и правдой.
Безмерное облегчение охватило Асторре, и он улыбнулся Фиссолини. А тот опустился на колени и поцеловал руку дона. Асторре заметил, что вооруженные люди усиленно задымили сигарами, и даже на глаза Бьянко, твердого, как скала, навернулись слезы.
– Благослови вас бог, господин мой, – прошептал Фиссолини.
Дон положил сигару на камень.
– Я принимаю твое благословение, но ты должен понимать, чего я от тебя жду. Бьянко пришел, чтобы спасти меня, и от тебя потребуется то же самое. Каждый год я выплачиваю ему определенную сумму, теперь получать деньги будешь и ты. Но предательства я не потерплю. Если ты меня подведешь, будут уничтожены не только ты, но и вся твоя семья. Твоя жена, дети, племянники, зятья.
Фиссолини поднялся с колен. Обнял дона и заплакал.
Тот день словно связал дона и его племянника в единое целое. Дон любил мальчика за то, что тот убедил его проявить милосердие, Асторре – дядю, который подарил ему жизни Фиссолини и его людей. И связь эта со временем только крепла.
В их последний вечер на Вилле Грация дон Априле пил кофе в саду, а Асторре, на удивление печальный, ел оливки.
– Тебе не хочется покидать Сицилию? – спросил дон.
– Мне хотелось бы жить здесь, – мальчик положил косточки оливок в карман.
– Мы будем приезжать сюда каждое лето, – пообещал ему дон.
Асторре взглянул на него, как на мудрого давнего друга, и на юном лице отразилась тревога.
– Катерина – твоя девчонка?
Дон рассмеялся.
– Она – моя очень хорошая подруга.
Асторре обдумал его ответ.
– Мои двоюродные братья и сестра знают о ней?
– Нет, мои дети о ней не знают, – дон с любопытством смотрел на мальчика, гадая, что за этим последует.
Лицо Асторре стало очень серьезным.
– Мои двоюродные братья и сестра знают, что у тебя есть такие могущественные друзья, как Бьянко, которые сделают все, о чем ты их попросишь?
– Нет.
– Тогда я им ничего не расскажу. Даже о похищении.
Дон почувствовал прилив гордости. Омерта была у мальчика в крови.
Поздно вечером Асторре ушел в дальний конец сада. Руками вырыл в земле ямку. Положил в нее косточки от оливок. Поднял глаза к усыпанному звездами ночному небу Сицилии и представил себя глубоким стариком, таким вот, как его дядя, сидящим в этом саду теплой ночью и наблюдающим, как растут его оливковые деревья.
После похищения дон уже не сомневался, что будущее мальчика предопределено судьбой. Он и Асторре каждый год ездили на Сицилию, пока Асторре не исполнилось шестнадцать. К тому времени у дона пусть смутно, но уже сформировались мысли о том, какую роль сыграет мальчик в его семье.
Но планы, которые дон строил в отношении Асторре, пришлось реализовывать гораздо раньше, чем он предполагал. Кризис вызвала его дочь.
В восемнадцать лет Николь влюбилась в Асторре, который был моложе ее на два года, и не пыталась этого скрывать. Юноша не пытался сопротивляться. Со всей страстью молодости они бросились друг другу в объятия.
Дона это совершенно не устраивало, но, как генерал, стремящийся выиграть сражение с наименьшими потерями, он не подал и виду, что знает о бурном романе.
Зато как-то вечером вызвал Асторре в свой кабинет и сказал, что тот отправляется в Англию учиться и изучать банковское дело под руководством некоего мистера Прайора из Лондона. Никаких других причин дон не назвал, зная, что мальчик и сам сообразит, что его отправляют в Европу, чтобы положить конец роману с Николь. Но он и представить себе не мог, что она подслушивает за дверью. Естественно, она ворвалась в кабинет. Еще более прекрасная в безрассудной ярости.
– Ты никуда его не пошлешь! – бушевала она. – Мы убежим вместе. "Дон улыбнулся.
– Вам обоим надо закончить школу.
Николь повернулась к покрасневшему от смущения Асторре.
– Асторре, ты не уедешь? Правда?
Юноша не ответил, и Николь разрыдалась.
Любого отца такая сцена тронула бы до глубины души, дона она разве что позабавила. Он видел, что дочь его – истинная мафиозо, а потому особо не волновался о последствиях. Как бы то ни было, потом она несколько недель не разговаривала с отцом и запиралась в своей комнате. Но дон знал, что разбитым навеки сердце его дочери не останется.
Еще больше занимал его Асторре, угодивший в ловушку, которой не удается миновать юношам, вступающим в пору зрелости. Конечно же, Асторре любил Николь. А ее страсть и любовь возвышали его в собственных глазах. Любой молодой человек не устоял бы перед чарами Николь. Но дон понимал и другое: Асторре требовался предлог, чтобы освободиться от обязательств, которые могли помешать достижению поставленной цели.
Дон улыбался. С инстинктами у парня был полный порядок, то есть пришла пора настоящей учебы.
И теперь, через три года после ухода на заслуженный отдых, дон Раймонде Априле ощущал себя в полной безопасности и испытывал чувство глубокой удовлетворенности, свойственное человеку, который на всех жизненных развилках делал правильный выбор. Даже с детьми у него начали устанавливаться более теплые отношения. На исходе жизни у него появилась возможность вкусить плоды отцовства.
Поскольку большую часть последних двадцати лет Валерий провел на заграничных военных базах, особой близости с отцом у него не было.
После того как его перевели в Уэст-Пойнт, они стали видеться гораздо чаще и разговаривать более открыто. Но обоим сближение давалось с трудом.
С Маркантонио все было иначе. У дона и его второго сына сразу установилось полное взаимопонимание. Маркантонио рассказывал, чем он занимается на телевидении, объяснял особенности драматургии телевизионных передач, свои обязанности перед зрителями, рассуждал о том, как телевидение, по его разумению, может улучшить мир, в котором они живут. Люди, формирующие общественное мнение, казались дону персонажами из сказок. Они его просто зачаровывали.
На семейных обедах Маркантонио и его отец частенько спорили, но по-дружески, к вящему удовольствию остальных. Как-то дон сказал Маркантонио:
– В жизни я никогда не видел таких хороших или таких плохих людей, как персонажи твоих постановок.
– Зато в их существование верят наши зрители, – отпарировал Маркантонио.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6


А-П

П-Я