https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/iz-nerjaveiki/dvojnye/
– Видишь ли, Шура, в детстве его так сильно напугали «бабайкой», что еще с колыбели в ответ на «Коза идет, коза идет» он научился приставлять ладонь торцом к переносице.
– Наберут трусов на флот, а потом хотят, чтоб они умирали гер-роями…
Цок, цок, цок.
– Доложите в центральный: прибыл гражданский специалист к радистам.
– Цэнтралный. Прышол дэвишка, хочет радыстов.
– Я не девушка, я гражданский специалист. К радистам.
– Цэнтралный… ана нэ дэвишка… ана хочет радыстов.
– В пять утра прибыть в казарму!
– Мда-а…
– Не успели с моря приплыть – на тебе…
– Сейчас почти час, в два – дома, в три – на жене, в пять – в казарме…
– Вот они, пассаты, дующие в лицо…
– Мама моя, лучше б я назад в море ушел или в говно упал.
– Страна ты моя Дуремария ..
– Вы что-то сказали или мне показалось?
– Вам показалось…
– Ночь. Везде темно. И только в Стране Дураков загорался свет.,.
– А в Абрам-мысе водку по прописке продают…
– Иди ты! А где ее берут?
– Кого? Водку?
– Нет, прописку…
– Внимание, товарищи! Командующий флотом объявил оргпериод флоту! С сегодняшнего дня – якорный режим. Сход запрещен. Экипаж на борту. Сходню сбросить!
– Мать моя женщина, опять семья на якорном режиме…
– Жалуйтесь. В лигу защиты сексуальных реформ…
– Никак не пойму, это что – домой сегодня не пустят?
– Плохо быть деревянным…
– Не-ет, флотом управляют двоечники…
– Вы хотите сказать, что командующий флотом – двоечник?
– А разве командующий флотом управляет флотом?..
– А мне еще двенадцать лет вот так просидеть на оргпериоде – и все!
– Помрешь, что ли?
– Пенсия…
– А-а…
– А американцы вообще говорят: «Войну им объявим, но не начнем. Они себя сами задолбают оргпериодами…»
Крыса попалась в петлю. Ее повесили в боевой рубке с биркой: «Повесилась в результате якорного режима».
– Я вас категорически приветствую. Прошу разрешения подержаться за вашу мужественную руку. Как ваше драгоценное для флота здоровье?
– Безнадежно здоров. Годен только к службе на подводных лодках. Место службы изменить нельзя. У нас нет оснований для беспокойств и переводов. А списывают с плавсостава теперь по двум статьям: трупные пятна и прободение матки.
– Ну с маткой, я думаю, у нас все в порядке.
– Слушай, что это за козел ходил с вами море удобрять?
– Из института. Мы с ним три вахты проговорили. Я думал, он серьезный мужик, а он кандидатскую пишет…
– «Есть», «так точно», «никак нет» и «ура!» – четыре слова, отпущенных военнослужащему. Как из них сделать кандидатскую диссертацию? Не понимаю…
– Мужики, слушайте, что пишут в нашей любимой газете, удивительное рядом, докладываю близко к тексту: «Крейсер. Ночь. Корабль спит. Устало дышат кубрики. Затихли орудийные стволы. Легкий бриз. Лишь одно окно освещено. Это окно замполита. Стук в дверь. На пороге – старшина трюмный, старшина первой статьи Пер-фильев.
– Разрешите, товарищ капитан третьего ранга?
– Проходи, проходи… Перфильев…
– Вот, задумка есть, товарищ капитан второго ранга, как бы мне вывести свою команду в отличные?.. – и еще долго-долго не тушился свет в каюте замполита».
– Во дают, растудыт ее в качель… живут же люди… к замполиту тянутся…
– А наш хрючит по ночам, как трофейная лошадь, аж занавески развеваются…
– Почему у вас начштаба зовут Бамбуком?
– Потому что деревянный и растет быстро.
– Факт, как говорится, на лице; я не хочу, чтоб он был у вас на лице
– Я сейчас соберу узкий круг ограниченных людей; опираясь на них, разберусь как следует и накажу кого попало.
– Я теперь, порой, иногда даже думаю с ошибками.
– Если нет мозгов, бери блокнот и записывай! Я всегда так делаю.
– Я вчера в первый раз в жизни подумал, осмотрелся, осмотрелся, взглянул на жизнь трезво и ужаснулся.
– Поймите вы, созерцательное отношение к жизни нам чуждо, чуждо… Этим занимались древние греки… и хрен с ними.
– Товарищ командир, прошу разрешения быть свободным.
– Вас освободила Великая Октябрьская революция.
– Товарищ командир, прошу разрешения на сход с корабля.
– А зачем?
– К жене.
– Дети есть?
– Двое.
– Остальное – разврат!
ПАЧЕМУ БРЕВНО ПЛАВАЕТ?!.
Командир дивизии уставился в распорядительного дежурного (вахтенные, собаки, проворонили; черт, как он возник, неизвестно).
– Почему бревно плавает?
Распорядительный (в первый раз заступивший самостоятельно испуганный лейтенант с чахоточной грудью) испуганно приподнимается, вылезая из очков.
– Вы что… онемели?
– Так… (время идет).
– Я спрашиваю: почему плавает бревно?!!
–Так… удельный вес… этой… воды… он больше…
– Вы что, идиот?!
Лейтенант вздрагивает и смотрит долго.
– Идиот?!!
Лейтенант вздрагивает и смотрит долго.
– Почему… бревно… плавает?!!
Лейтенанта сняли, унесли, откачали, отжали. Комдив имел в виду акваторию, захламленную плавником.
Запись в личном деле: «Передан вместе с материальной частью».
В КАЮТ-КОМПАНИИ НА ЗАВТРАКЕ
– …и жрет и жрет…
– А это психология отличника боевой и политической подготовки…
– …лежу я, значит, мечтаю о демобилизации и вдруг…
– Крысиные блохи из вентиляции сыплются тебе прямо на рожу.
– Да они на человеке не живут.
– Укусят… и подыхают…
– А у меня вчера на подушке крыса ночевала…
– Военнослужащий может испытывать радость от человека напротив. Вот сидит человек напротив, а военнослужащий смотрит на него… и радуется… Так что ты говоришь насчет крысы?..
…НА ОБЕДЕ
– Там город, Саня, город! Театр! Кино! Там женщины, Саня… прямо на асфальте… Идешь… на асфальте – и женщина… идешь
– еще одна…
– Не люблю ночевать с дурами. Никакого интеллектуального удовлетворения…
– Ох и баба на днях попалась…
– Ви-тя (укоризненно)… Пехотный офицер образца 1913 урожайного года сообщил бы офицерскому собранию: «Элегия… элегия, а не женщина» или сказал бы: «Ее бедра метались, как пойманные форели», а Витенька, интеллект которого неизмеримо выше табурета, говорит «баба». И с этой женщиной он провел лучшие минуты сегодняшней ночи…
– Да пошел ты…
– ЧТО ВЫ ПОЛЗЕТЕ, КАК БЕРЕМЕННАЯ МАНДАВОШКА ПО МОКРОМУ.. ХУУУ– Ю?!!
– А-а-а-тдать носовой?
– Есть, отдать носовой!
– Отдать кормовой!
– Есть, отдать кормовой!
– Проверить буй усилием шести человек на отрыв!
– Есть, проверить буй усилием шести человек на отрыв!.. Проверен буй усилием шести человек на отрыв!.. Буй оторван…
– ПА-ЧЕ-МУ?!! (Пятнадцать восклицательных знаков.) Па-че-му не стрижен?!! (Глаза оловянные.)
– Так… тащ капитан второго ранга… ведь перешвартовка… а время теперь на подготовку к вахте не предоставляют… я докладывал… а в парикмахерской очередь…
Визг:
– Пачему не стрижен?!!
– Тык… я же… время же не дают… я отпрашивался… сегодня…
Вой:
– ПАЧЕМУ НЕ СТРИЖЕН?!!
–Тык.. времени… же… а в парикмахерской…
– Хер в парикмахерской, хер! Почему не стрижен?!
Длительное молчание по стойке «смирно», потом:
– Есть…
Что и требовалось..
СОСТОЯНИЕ ЕСТЕСТВА
«Все пропьем, но флот не опозорим!»
– Да… был у нас один… непьющий… вообще ничего не пил совершенно… из партии исключили… он думал, что все тут – как в газетах… ну и от несоответствия совсем… одичал… командир его как вызовет на профилактику… так он выходил от него, и его тошнило… аллергия у него была… на командира… отказался с ним в автономку идти… ну и выгнали его… а что делать…
Твердые, как дерево; обветренные, как скалы; пьют все, что горит, после чего любят бешено все, что шевелится.
Белая ночь, розовая вода. тишь. По заливу медленно маневрирует тральщик. Гладь. На мостике три вытянувшиеся остекленевшие рожи (по три стакана в каждой). В глазах – синь. Воздух хрустальный. Баклан пытается сесть на флагшток. Мегафон в его сторону, и с поворота:
–Ты куда-а! Ку-да! Та-кой-то и такой-то рас-ку-ро-чен-ный па-пу-а-с!!!
По рейду: «…ас …ас …ас…»
С испугу баклан срывается и, хлопая крыльями, летит. Вслед ему на весь залив:
– Вот так и лети… ле-ти… к та-кой-то ма-те-ри!!!
Комбриг перед строем, в подпитии, фуражка на глаза, чтоб никто не заметил. Из него факел метра на полтора. Покачиваясь, сложив губы дудочкой, примеряясь:
– Ну-у… Кто у нас за-ле-тел?.. се… дня…
–Да вот, Плоскостопов…
– Плос-кос-то-пов! (Тыча пальцем.) Обрубок вы… а не офицер…
– Товарищ командир, тут вот телефонограмма для вас.
Командир слегка не в себе, старательно не дыша:
– А выбрось ее… сь… сь…
– А? Что вы сказали, товарищ командир, куда? – дежурный склоняется от усердия
– Выб-рось ее к-к-к… х-хе-рам…
На офицерском собрании:
– …И далее. Лейтенант Кузин привел себя в состояние полной непотребносги и в этом состоянии вошел сквозь витрину прилавка магазина готового платья и всем стоячим манекенам задрал платья, после чего он вытащил свой…
Комдив, прерывая докладчика:
– Лейтенант…
Лейтенант встал.
– Вы что, не можете себе бабу найти?!.
– Что?! Опять?! И уписался?!. Где он лежит?!. Так… ясно… струя кардинала, почерк австрийский…
– Пол-ный впе-ред!
– Так… товарищ командир, пирс же…
– Я те что?! Я те что, клозет тя поглоти?! Полный… Т-та-х!!!
– На-зад… Отдать носовой…
На пирсе строй полупьяных со вчерашнего матросов. Отменили приказ. Перед ними замполит: два метра и кулаки, слава Богу, с голову шахматиста. Зам проводит индивидуальную беседу со всем строем одновременно:
– Я уже задрался идти вам навстречу!!! Облупился… весь! Ноги отстегиваются! Куда ни поцелуй моряка, везде жопа! Ублюдки! Рок-ло! Салаги! Карасьва! (Волосатый кулак под нос.) Вот вам, суки, и вся политработа! Всем понюхать!
Все понюхали. Пожалуй, все… а теперь на горшок и спать. Такая армия непобедима…
УЧЕНИЕ
Мороз дул. Те, кто испытал на себе мороз, знают, что так сказать можно. Чахлое солнце, размером с копейку, мутно что-то делало сквозь небесную серь. Под серью сидел диверсант. Он сидел на сопке. На нем были непроницаемый комбинезон, мехом внутрь, с башлыком и электроподогревом. И ботинки на нем тоже были. Высокие. Непромокаемые, наши. И диверсант тоже был наш, но привлеченный со стороны – из диверсантского отряда. Ночевал он здесь же. В нашем снегу. А теперь он ел. Тупо. Из нашей банки консервной. Он что-то в ней отвернул-повернул – откупорил и стал есть, потому что банка сама сразу же и разогрелась.
Широко и мерно двигая лошадиной челюстью, диверсант в то же время смотрел в подножье. Сопки, конечно. Он ждал, когда его оттуда возьмут.
Шел третий день учения. Неумолимо шел. Наши учились отражать нападение – таких вот электро-рыбо-лошадей – на нашу военно-морскую базу.
Был создан штаб обороны. Была создана оперативная часть, которая и ловила этих приглашенных лошадей с помощью сводного взвода восточных волкодавов.
Справка: восточный волкодав – мелок, поджарист, вынослив, отважен. Красив. По-своему. Один метр с четвертью. В холке. А главное – не думает. Вцепился – и намертво. И главное – много его. Сколько хочешь, столько бери, и еще останется.
Волкодавов взяли из разных мест в шинелях с ремнем, в сапогах с фланелевыми портянками на обычную ногу, накормили на береговом камбузе обычно едой, которую можно есть только с идейной убежденностью, и пустили их на диверсантов. Только рукавицы им забыли выдать. Но это детали. И потом, у матроса из страны Волкодавии руки мерзнут только первые полгода. А если вы имеете что сказать насчет еды, так мы вам на это ответим: если армию хорошо кормить, то зачем ее держать!
Шел третий день учения. В первый день группа не нашего захвата, одетая во все наше, прорвалась в штаб. Прорвалась она так: она поделилась пополам, после чего одна половина взяла другую в плен и повела прямо мимо штаба. А замкомандующего увидел через окно, как кого-то ведут, и крикнул:
– Бойцы! Кого ведете?!
– Диверсантов поймали!
– Молодцы! Всем объявляю благодарность! Ведите их прямо ко мне!
И они привели. Прямо к нему. По пути захватили штаб.
Во второй день учения «рыбы» подплыли со стороны полярной ночи и слюдяной воды и «заминировали» все наши корабли. Последняя «рыба» вышла на берег, переодетая в форму капитана первого ранга, проверяющего, по документам, и, пройдя на ПКЗ, нарезала верхнему вахтенному… нет-нет-нет – только сектор наблюдения за водной гладью. А то он не туда смотрел. Только сектор и больше ничего. И чтоб все время! Как припаянный! Не моргая. Наблюдал чтоб. Неотрывно. Во-он в ту сторону.
И вахтенный наблюдал, а «товарищ капитан первого ранга, проверяющий» зашел по ходу дела к командиру дивизии, штаб которого размещался тут же на ПКЗ. (По дороге он спросил у службы: «Бдите?!» Те сказали: «Бдим!» – «Ну-ну, – сказал он, – так держать!» – и поднялся наверх.) И арестовал командира дивизии, вытащил его через окно, спустил с противоположного сектора и увез на надувной лодке. Причем лодку, говорят, надувал сам командир дивизии под наблюдением «проверяющего». Врут. Лодка уже была надута и стояла вместе с гребцами у специально сброшенного шторм-трапика. Шелкового такого. Очень удобного. Хорошая лодка. Мечта, а не лодка.
Вахтенный видел, конечно, что не в его секторе движется какая-то лодка, но отвечал он только за свой сектор и поэтому не доложил. Так закончился второй день.
На третий день надо было взять диверсанта. Живьем. На сопке. Вот он сидел и ждал, когда же это случится. А наши стояли у подножья, указывали на него и совещались возбужденно. Наших было человек двадцать, и они поражали своей решительностью. Вместе со старшим. Он тоже поражал.
– Окружить сопку! Касымбеков! Заходи! – наконец скомандовал старший, и они начали окружать и заходить.
Волкодавы пахали снег, по грудь в него уходя, плыли в нем и неумолимо окружали. Во главе с Касымбековым. Не прошло и сорока минут, как первый из них подплыл к диверсанту. Первый радостно улыбался и задыхался.
– Стой! – сказал он. – Руки вверх!
После чего силы у него иссякли, а улыбка осталась.
Диверсант кончил есть, встал и лягнул первого. В следующие пятнадцать минут к тому месту, где раньше стоял первый, сошлись остальные.
1 2 3 4 5 6 7 8