Я же взял бинокль, надеясь получше разглядеть мерзавку.
Господи, лучше бы я этого не делал. Несмотря на тот ужас, что сковал меня на несколько секунд, я понял, вот теперь-то все встало на свои места без неточностей, вопросов и недомолвок. Окуляры предельно откровенно показали мне Александру Глебовну Чистову, или Александру Глебовну Нефедову, или Александру Викторовну Стельмах, это уж кому как угодно. Онемевшими губами я спросил:
- Макс, ты помнишь, что я тебе рассказывал о той удавленной бабе в шкафу?
- Конечно помню, а в чем дело?
- Дело в том, что она перед тобой.
- Иваныч, а ты не слишком ли много глотнул спирта в последний раз?
- Не слишком, Макс, это она! Я видел много стерв, со стервами знаком, но такой не встречал никогда.
- Что же будем делать? Павлик, да перестань ты на них таращиться, еще не ровен час засекут.
Внизу веселье набирало оборот. С быка уже содрали шкуру и нанизали его на арматурину, а обнаженные танцы перешли в откровенный свальный грех. Но где же моя Шурочка? Черт ее забери! Она исчезла.
- Макс, я иду туда.
- Идем вместе.
- Нет. Я один. Насильно она не расколется. Та еще сука.
- Ты что, сдурел? Они же тебя повяжут.
- Этого я и хочу. Когда меня повяжут, она будет уверена, что моя песенка спета, и непременно захочет поизгиляться, зачем что-то скрывать от потенциального покойника? Думаю, я узнаю правду в подробностях. Только будьте на подстраховке, я еще хочу пожить и услышать, как ей объявят вышак. Пистолет и диктофон я беру с собой.
- Зачем? Достаточно и того, что я отснял.
- Чем больше, тем лучше...
Когда я спустился на площадку, она уже садилась в "Оку", за рулем которой была знакомая администраторша и подруга по "крутым делам".
- Ба, Шурочка, Александра Глебовна, какая неожиданная встреча, а я-то считал тебя мертвой, панихидку, понимаешь, заказал.
На секунду она опешила, а в следующее мгновение уже выдирала из сумочки что-то похожее на пистолет. Пришлось ее ударить.
- Боря-а-а! - заорала она истошно, пока я пытался ей объяснить о миролюбивой цели моего прихода. - Боря-а-а! Взять его!
Два здоровых мальчугана скоренько положили меня мордой вниз, защелкнув кисти наручниками, и, ставя точку, пнули в бок.
- Что с ним делать, Мать Александра?
- Отведите в мой кабинет да отберите оружие. Я сейчас приду.
В пяти метрах от входа стояла приставленная лестница. Теперь становилось понятно, куда исчезали входящие. Меня втащили по ней и швырнули во вторую по счету, зарешеченную нишу. Я сам подрядился на это рискованное предприятие, но от этого было не легче. Неприятно с парализованными руками лежать на шершавом каменистом полу, в любой момент ожидая непросчитанной выходки этих идиотов. Обезвреженный пистолет и исковерканный диктофон валялись прямо перед моим носом. Я переоценил Шурочку, рассчитывая, что наша последняя беседа пройдет в легкой, непринужденной форме.
- На ловца и зверь бежит, - сквозь лязг открываемой двери до меня донесся голос главной дьяволицы. - Ну что, Колобок, ты кончил свое следствие или ко мне возникли какие-то вопросы?
- Конечно закончил, моя ласточка, - улыбнулся я поцарапанной рожей. Как ты думаешь со мной поступить? Может быть, разойдемся по-доброму?
- Нет, мой котик. Об этом не может быть и речи. Ты слишком любопытен и многое знаешь. Сейчас я улетаю в сказочную Италию, где начинаю новую жизнь. Но лишь тогда мое сердце забьется свободно и радостно, когда я буду твердо знать, что господин Гончаров мертв, как три египетских фараона вместе с гробницами. Не стоило тебе совать нос в мои дела. Теперь этот фактор здорово отразится на твоем здоровье. Какие будут пожелания? Только в пределах разумного.
- Развязать руки и уделить мне двадцать минут.
- Могу только десять, к сожалению, рейс не ждет, а своего самолета у меня пока нет. Боря, сними с него наручники, если что удумает, сразу стреляй.
Онемевшими руками я взял диктофон и проверил запись. Удивительно, но он работал, правда немного присвистывая.
- Зачем он тебе? - искренне удивилась Шурочка. - Через полчаса ты труп. Стоит ли усложнять остатки своей жизни подобными пустяками?
- Это уж мое дело. Скажи, ты сама-то веришь во всю эту белиберду, что так усердно внедряешь в кислые мозги своей паствы?
- Неужели я похожа на идиотку? Конечно нет.
- Тогда зачем эти спектакли? Миллионы на ветер...
- И в пять раз больше в мой карман. Да, Костя. Как видишь, отчим ошибался, когда заявлял, что я не работаю. Я работаю, причем много и результативно. Мой приход приносит денежки, которые тебе и не снились.
- Неужели сами прихожане верят в этот абсурд?
- Очень немногие. В основном мои дамы приходят сюда немного развлечься и отдохнуть от повседневной суеты. На время забыть о мужьях и детях. И конечно же хоть раз в месяц на славу потешить женскую плоть. У меня мальчики - оближешь пальчики! Правда, тоже работают не бесплатно, но плачу не я. А работают они на совесть, мои ведьмочки довольны. Тебе бы, пачкуну, у них поучиться.
- Зачем ты утопила отчима? Он же вырастил тебя.
- Он... Вырастил? - Она залилась диким, истерическим хохотом. - Он... вырастил... Боже мой, Гончаров, его не то что утопить, его надо было трижды сжигать живьем на нашей жаровне. Ты помнишь, я как-то говорила, что удивляю его с двенадцати лет? Именно в этом возрасте он сломал мне целку. И ты знаешь, как он это сделал? Гнусный сатир, второй секретарь горкома, как-то застукал свою падчерицу в туалете, когда я занималась онанизмом. Сейчас-то я понимаю, что ничего страшного в этом не было. Но тогда мне, двенадцатилетней девчонке, казалось, что рухнул мир и жизнь кончилась. От стыда я хотела выброситься из окна. Он же повел дело хитро и методично, как настоящий интриган-шантажист. Скажи мне, Гончаров, как может противостоять двенадцатилетняя девчонка, ребенок, прожженному сорокапятилетнему кобелю? Сначала он пообещал рассказать о моем позоре матери, потом подругам, а потом знакомым мальчишкам. В общем, он добился своего, и однажды, когда мамы не было дома, я сама сняла трусики и раздвинула ноги. Продолжалось это пять лет. После бесчисленных абортов в загородных клиниках я долго не могла родить, а то, что выродила восемь лет назад, человеком не назовешь. Когда мать узнала, что происходит в нашем доме, то тихо сошла с ума... Людей, подобных Чистову, убивать просто необходимо.
- Согласен, но это моральный фактор. При чем здесь его документы и деньги, которые ты благополучно уволокла?
- Это всего лишь мизерная плата за мое разбитое детство и материнское горе. А документы... Не пропадать же им за просто так, когда из них можно извлечь реальную прибыль, что, впрочем, я и сделала. Согласись, Гончаров, мы с Юлькой здорово тебя провели, переодевшись старухами. Причем это было сделано не специально. Так, на всякий случай. Уже потом, позже, я заметила твою рожу в чердачном окне и похвалила себя за предусмотрительность. Я вообще всю партию играла блестяще. По идее ты уже давно должен быть мертвым. Еще со среды, когда ты залез ко мне через балкон. Правда, я не ожидала твоего появления оттуда. Думала, войдешь через дверь. Чистов рассказывал, что ты это умеешь. Я спокойненько сидела в шифоньере, ожидая, когда ты оставишь как можно больше следов на мебели и дверях. Потом бы, неожиданно выйдя из шкафа, без хлопот тебя зарубила кухонным топориком и спокойно вызвала милицию. Они бы охотно поверили в то, что ты, проникнув в квартиру посредством отмычки, пытаешься ограбить и изнасиловать одинокую, беззащитную женщину. И она в целях самообороны немного переусердствовала.
- Чепуха какая-то, зачем тебе вообще понадобилось меня убивать? Не из-за ревности же. Это полный абсурд.
- Конечно нет. Ту семейную сцену возле бассейна, когда ты на меня замахнулся, снимали из стоящей неподалеку машины. То есть имеется прекраснейший видеоряд, подтверждающий твое неприязненное отношение ко мне, а значит, и мотивы, побудившие тебя проникнуть в мое жилище. Но это было сделано на будущее. А убить мне тебя было необходимо по двум причинам. Во-первых, потому что в бане ты неосторожно обронил несколько слов об убитой женщине, которую ты сбил угнанной после машиной. И еще ты добавил, что тебе кое-что известно о нашей компашке. Этим ты подписал себе приговор. А кроме того, на мертвого Гончарова удобно ложилась смерть Глебушки Чистова. Все я продумала замечательно, но, к сожалению, помешали два дебила, присланные Дьяконовым. Я должна была принять какое-то решение, когда ты неожиданно залез ко мне в шкаф. Какое, ты знаешь сам. Ты бы видел, как вытянулись рожи ментов, которых вызвала твоя подружка, когда удавленница лично открыла им дверь. Но пора закругляться. Время не ждет.
- Погоди, зачем ты своих ведьмочек под колеса бросала?
- А, эти-то настоящие фанатички. Взаправду верившие в Сатану. Я их боялась больше тебя. Полный маразм, но они сделали настоящие татуировки и в своем исступленном обожании Дьявола могли наделать кучу глупостей, что наверняка бы отразилось на моем финансовом благополучии. Когда на прошлом шабаше я заметила, что они не разделись во время ритуального танца и вообще сторонятся моих мальчиков, я поняла - они опасны! Вот и все.
- Где Настя Григорьева?
- Это уже не твое дело, и она уже не Настя Григорьева, а моя дочь Аллочка Нефедова. Ты как предпочитаешь умереть? Быстро и безболезненно или долго, но мучительно?
- Вообще-то мне нравится только одна смерть. Смерть от старости, я бы предпочел, чтобы она навестила меня именно в этом обличье. Но почему ты об этом заговорила, радость моя?
- Прошло уже пятнадцать минут, я спешу в аэропорт.
- Скатертью дорога! Искренне сожалею о нашем расставании.
Черт возьми, кажется, она готовится сделать дяде Косте бобо. А где мои дорогие омоновцы? Они же меня не видят с вершины сатанинского кратера. Ждут какого-нибудь сигнала, который я подать не могу. Затягивая время, я попросил:
- Мне бы водки глоток да мяса кусок.
- Нет проблем. Боря, принеси ему бутылку водки и побольше шашлыка, пусть хорошо поест, а когда все разъедутся, хорошенько прожарь его на алтаре. Да смотри, он мужик изворотливый. Не дай Бог, он у тебя слиняет.
- У меня не слиняет, - самонадеянно ухмыльнулся пацан, - зачем только водку переводить, если кончать его будем?
- Не твое дело, выполняй. Ну, мне пора. Прощай, Гончаров. Боря, я жду тебя через месяц в Палермо. Веди себя хорошо, не заставляй мамочку волноваться.
Послав нам два воздушных поцелуя, развратница и садистка Сашенька скрылась за уступом ниши.
- Тащи водку, болван, слушай, что тебе говорят, - сразу наехал я на ленивого сторожа, молодого любовника дьяволицы.
- Перебьешься, козел легавый, замочить бы тебя прямо сейчас, да только больно глянуть хочется, как ты будешь дрыгаться на костре. Бес, эй, ты, Бес, - крикнул он в темень туннеля, - где ты там?
- Здесь, - отозвалось снизу, - чего надо?
- Тащи сюда бычий шампур, тут у меня еще один бычок подкатил. Гы-гы, мы его с тобой под утро зажарим, гы-гы! В натуре, кайф получим. Гы, худой он только. Прикинь, он водяру просит, а мы ему бензинчик, тащи шампур.
- Дурак ты, Боря, ничего не понимаешь, ничего не знаешь.
- Заткнись, шашлык. Чего мне понимать надо?
- В гробу тебя Шурочка видела. В гробу и без тапочек.
- Почему это без тапочек? - логично заинтересовался он.
- Потому что из тех сотен миллионов, которые вы сообща награбили, тебе не перепадет даже на тапочки, во время твоего скорого погребения.
- Не бери на понт, козел. Мои бабки уже за бугром. В надежном месте. Так что не трещи по-пустому.
- Ты не соображаешь, она же тебя натянула, как дешевого лоха. Ты знаешь, что такое Интерпол?
- Ну, слышал, это такая полиция международная, что ли...
- Вот-вот, и она тебя сдаст этой организации, как только прилетит на Сицилию. На хрен ей лишняя обуза.
- Ты мне мозги не пудри. Я тоже про нее много чего знаю. Молчать не буду.
- Да ты хоть заорись, но кому поверят? Молодой элегантной даме, безукоризненно воспитанной и образованной, прекрасно собой владеющей, или дебильному недоноску с тремя классами за спиной?
Я, кажется, переборщил, выдав ему такую характеристику, но понял об этом слишком поздно. Его перекосило. Нижняя губа поползла к левой ноздре приплюснутого носа. Побелевшие глаза остановились, теряя остатки осмысленности. Видимо, я наступил на больное место его биографии.
- Замочу, сука! - заревел он, размахивая вороненым стволом на уровне моей головы.
"Лучше быть застреленным, чем медленно гореть на костре", - в последнюю минуту подумал я, почему-то услышав выстрел. Закрыв глаза, я упал, анализируя загадочный феномен физики. Я всегда считал, что расстреливаемый человек не должен слышать последнего выстрела. Ведь скорость звука меньше скорости пули. А может, звук зафиксировал нетронутый участок мозга и теперь он постепенно умирает? Удивительная штука человеческий мозг. Наверное, нам никогда не узнать, какие тайные силы орудуют в нашей черепной коробке.
- Иваныч, ты долго будешь лежать, нам некогда. Вставай, твоя подружка сбежала.
Я недоверчиво открыл глаза и покрутил своей индюшачьей головой. Возле меня лежал бесноватый подонок с дыркой в бритом виске. А надо мной склонился спаситель Макс.
- Зря ты его убил, Макс. Его надо было судить.
- Считай, что суд состоялся и приговор приведен в исполнение. А теперь вперед, в погоню, она может уйти.
- Никуда она не уйдет, она улетит. И гнаться за ней незачем. Нужно ее встречать в аэропорту.
- На крыше своей "Оки" они везут Павлика, могут не доехать.
Спускаясь по лестнице, мы наткнулись на здорового молодого жлоба, несущего длинный, толстый прут арматуры.
- Бес? - догадался я. - Ты к Боре канаешь?
- Ага, а ты кто?
- Твой писец, не ходи туда. Макс, этот мальчик хочет отдохнуть. Он тащит вертел, на котором меня собираются зажарить.
- Иваныч, я понял, пацан, лучше не сопротивляйся, тогда я аккуратно, не повредивши, тебя вырублю.
Бес послушно лег покемарить, а мы торопливо, спасаясь от бьющего по ушам рока, выскочили на улицу. Я сразу же бросился разгребать автомашины, а Макс занялся воротами ада.
- Иваныч, ложись, - крикнул он через несколько минут, - сейчас немного пукнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17