Белый город под белым солнцем. Улицы выбелены жарой и суховеями. Жалкая растительность чахнет. Редкие прохожие задыхаются, хватают обжигающий воздух широко раскрытыми ртами, пот течёт с них градом. Многочисленные фонтаны не функционируют: в городе введён режим строжайшей экономии электроэнергии; электричество включают только в девять вечера и не больше чем на час, чтобы горожане могли насладиться очередным телевизионным выступлением своего президента, призывающего к новым победам во славу Аллаха и джихада. Старики в традиционных чалмах и халатах сидят в тени, но даже им, родившимся здесь и за сто лет жизни привыкшим и полюбившим климат своей родины, этот сентябрь кажется убийственно жарким – так что и не понятно, удастся ли его пережить.
Во всём этом городе есть только несколько райских уголков, будто бы волей Всевышнего защищённых от адской жары. Один из них, расположенный на восточной окраине и обнесённый высоченным кирпичным забором, называется «Президентским коттеджем» (скромненько, но со вкусом). За забором, еженощно охраняемым лучшими бойцами Национальной гвардии, находится роскошный сад. Холодные капли воды, разбрызгиваемой поливальными установками, оседают на неестественно зелёных мясистых листьях экзотических растений – здесь можно найти и пальму, и секвойю, и гигантское алоэ.
После того как гвардейцы обыщут вас, изымут всё оружие, включая ритуальное, и пропустят на территорию «райского уголка», теряться не следует – идите прямо по подъездной дорожке, и минут через пять вы окажетесь перед роскошным трёхэтажным особняком, построенном в псевдовосточном архитектурном стиле: с высоким цоколем, узкими окнами, башенками-минаретами по углам, с большим количеством куполов и высокими колоннами перед входом. Здесь вас встретит кто-нибудь из обслуги, но проводит не в здание, как того следовало бы ожидать, а на лужайку за особняком, где над бассейном с чистой проточной водой восседает в шезлонге голый, мокрый и одышливый президент этой страны. Возможно, он уже принимает гостя – возможно, это будет старик, ничем не примечательный, один из великого множества стариков-аксакалов, восседающих на улице в жаркой тени. Если вы начальник службы безопасности, или главнокомандующий вооружёнными силами Республики, или министр внутренних дел, вас, скорее всего, не погонят дожидаться своей очереди в сторонке, а позволят присутствовать при разговоре президента с этим загадочным «аксакалом». Разговор будет долгим и эмоционально насыщенным. Речь пойдёт об операции «Снегопад».
«Меня не интересует, что ты думаешь по этому поводу, – будет говорить президент таким тоном, будто перед ним не убелённый сединами муж, а неразумный юнец, которому нельзя пока доверить ни стадо, ни саблю, ни винтовку. – Если бы мы собирались только мстить, я никогда не дал бы „добро“ на проведение этой операции».
Президент – из старых партработников, номенклатурный чиновник районного масштаба. В его речи до сих пор проскакивают словечки и целые фразеологические обороты, доставшиеся в наследство от славного советского прошлого. «Дать добро», «прийти к консенсусу», «показать кузькину мать» – какие слова, какие воспоминания!
«Если не месть, то что нами движет?» – спросит старик; он спокойно отреагирует на оскорбительный тон президента, при его работе приходится выслушивать и не такое.
«Нами движет война! – ответит президент, как отрежет. – Мы начинаем большую войну, акция в Заполярье – первый бой этой войны. И что я вижу? Первый бой нами проигран. Русские уничтожили отряд отличных бойцов, играючи, без единой потери».
«По нашим данным, потери у русских были», – сообщит старик.
«Потери?.. Один человек, да и тот сержант. Если в большой войне будет такое же соотношение потерь, нашу армию истребят за три дня».
«Группа Мурата действовала необдуманно, – попытается оправдаться старик. – Она пренебрегла основными правилами проведения диверсионных акций. Из этого следует извлечь урок. Новая группа будет снабжена всем необходимым; действовать она будет ночью, скрытно и внезапно. В этом случае соотношение потерь будет совсем другим».
«Нет! – воскликнет президент и хлопнет себя по голому колену. – Я сказал, больше никаких скрытных акций. Мы уничтожим эту долбаную воинскую часть! Но мы сделаем это открыто, в честном бою. У них есть истребители. Что ж, у нас тоже есть истребители. И наши пилоты ничем не хуже русских пилотов! Мы докажем это!»
«Война – далеко не всегда открытый бой, – заметит старик. – Война – это и хитрость, война – это и манёвр. Для того чтобы на равных сражаться с русскими, нам придётся построить в Заполярье свою собственную военную базу. Истребитель – не трактор. Ему недостаточно одного керосина – требуется взлётно-посадочная полоса, специальные команды технического обслуживания…»
«Я знаю это без тебя, – оборвёт старика президент. – Да, это будет стоить денег. Но война всегда стоила денег. И не о деньгах нам следует думать, начиная нашу войну».
Старик не сумеет найти достойного ответа. Он предпочтёт молча отхлебнуть шербета из запотевшего бокала в ожидании продолжения. Президент не заставит его долго ждать.
«Это дело чести, – скажет президент. – Захватив наши грузы, уничтожив группу Мурата, русские бросили нам вызов. Ответить на него – дело чести каждого из нас».
«Но неужели нет другого способа ответить на вызов? – спросит старик. – Допустимо ли в преддверии войны ослаблять нашу армию переводом части её сил в Заполярье, на вражескую территорию, где мы не сможем оказать нашим солдатам полноценную поддержку?»
Президент усмехнётся.
«Ты ищешь рациональное оправдание операции „Снегопад“? Что ж, вот тебе оправдание. Заполярье станет полигоном будущей войны. Мы должны убедиться, что наши войска способны вести боевые действия с применением современной техники. Если операция провалится, значит, начинать войну рано; значит, мы к ней не готовы. Поэтому операция „Снегопад“ не должна провалиться! Мы покажем русским кузькину мать!»
Из краткого пересказа этого диалога Иван Иванович уяснил две вещи: президент его родной страны окончательно сбрендил, и Чёрному Псу план операции «Снегопад» нравится ничуть не больше, чем самому Ивану Ивановичу.
– В чём заключается наша задача? – поинтересовался резидент без малейших признаков энтузиазма.
– Мы должны обеспечить агентурную поддержку операции, – отозвался Чёрный Пёс. – У нас есть два месяца. За этот срок нам необходимо узнать о противнике всё: количество единиц техники, численность рядового и офицерского состава, порядок несения боевого дежурства, биографические данные командира и его заместителей.
– Прошу прощения, – сказал Иван Иванович, – речь всё ещё идёт о воинской части номер 461-13"бис"?
– Да, – подтвердил Чёрный Пёс, не уловив иронии, заключённой в вопросе Ивана Ивановича.
– А как быть с другими подразделениями? Воинская часть 461-13"бис" не в вакууме находится; в случае чего ей будет оказана поддержка всеми силами, сосредоточенными в Заполярье. Одна военная база против объединённой мощи северо-западной группировки войск – какого результата ждёт президент?
– Вакуум можно создать искусственно, – сообщил Чёрный Пёс с таким видом, будто сделал открытие, которое можно с ходу выдвигать на присуждение Нобелевской премии. – Достаточно обрезать связующие линии, и общая картина сразу изменится. Но этим будут заниматься другие. В твою задачу входит только добывание информации.
Чёрный Пёс выделил слово «твою» интонацией, подчёркивая тем самым, что его, Чёрного Пса, задачи намного шире. Иван Иванович воспринял последнюю фразу с заметным облегчением: с него снималась изрядная доля ответственности, и он это только приветствовал.
– Я готов приступить к выполнению задания! – сказал резидент.
(Пансионат «Полярный круг», Мурманская область, октябрь 1998 года)
– И сколько нам ждать? – подзуживал советник Маканин полковника Зартайского.
Тот глубокомысленно морщил лоб, пожёвывал своими тонкими бледными губами, но ничего не отвечал.
Маканин подмигнул Фокину и продолжил измывательство:
– А если «два» в «гору» записать?
– Будете перемигиваться, я вам «четыре» в «гору» запишу. Каждому! – пообещал Зартайский сердито. – Девять бубей! – объявил он наконец.
– Ого! – Маканин заглянул в свои карты. – Круто берёшь, полковник.
– Беру, как умею.
– Тогда пас.
Они посмотрели на Фокина. Лейтенант ФСБ Владимир Фокин хитровато улыбнулся.
– Падаю, – проинформировал он партнёров по игре.
Зартайский разочарованно крякнул.
– Вот так всегда, – заворчал он. – Только начнёт фартить…
С выражением сильнейшей досады на лице он швырнул свою часть колоды на стол – карты легли веером. Маканин же заметно оживился и потёр руки.
– Ещё не всё потеряно, полковник, – приободрил он. – Сейчас мы опустим молодого наглеца.
– По этому поводу есть изумительный анекдот, – сообщил Фокин. – Из фольклора преферансистов. Рассказать?
– Прикуп вскрывай, – потребовал Маканин сурово.
– Пожалуйста.
– Чтоб тебе два туза выпало! – в сердцах пожелал Фокину расстроенный Зартайский.
Но два туза, что при игре на мизере смерти подобно, Фокину не выпали. В прикупе лежали дама трёф и семёрка пик. Зартайский расстроился ещё больше.
– Ну давай рассказывай свой анекдот, – попросил он. – Раз уж мне не везёт сегодня, хоть скрасим вечер хорошей шуткой.
– Приходит как-то Вовочка в школу, – начал Фокин, перебирая в руках свои карты. – С фингалом под глазом. Учительница сразу захлопотала: «Что случилось, Вовочка?». Он ей и говорит: «Встал утром, на кухню вышел, а там отец с двумя приятелями в карты играют. Я у отца спрашиваю: „Который час?“, он мне отвечает: „Девять“, а эти двое как заорут: „Вист! Вист!“»
Маканин засмеялся.
– В самую точку, – одобрил он.
– Кому в точку, а кому по точке, – буркнул Зартайский; его анекдот почему-то не рассмешил. – Карты сбросил?
Фокин отделил две карты и положил их на стол «рубашкой» кверху:
– Готово.
– Вскрываемся, – объявил Маканин.
Они с Зартайским вскрыли свои карты и некоторое время молча изучали расклад.
– Даму и короля он снёс, – предположил Зартайский после естественной паузы. – «Чистая» игра.
– Под пики не сунется? – Маканин прищурил один глаз.
Полковник покачал головой.
– Нету тут «паровозика», – подытожил он. – «Чистая» игра.
Маканин опустил руку и смешал карты. Фокин изобразил лёгкое разочарование: мол, слабы старички – даже сыграть не попробовали.
– Раздавай, – приказал ему Маканин, а сам потянулся за сигарами.
– Что у нас с «Испаньолой»? – как бы между прочим поинтересовался Зартайский; он в свою очередь взялся за остывший заварочный чайник с намерением добавить себе чайку.
– А что у нас с «Испаньолой»? – Маканин пожал плечами. – Операция в целом прошла успешно. Переброска грузов прекращена. Наши «друзья», – тут господин советник хмыкнул, – с Кавказа не сумели убедить наших «друзей» из Северо-Атлантического блока, что грузы исчезают по нашей вине, а не согласно их хитроумному плану быстрого сбыта дармовой амуниции.
– Помнится, мы ожидали активизации деятельности их резидентуры в Заполярье…
– Что скажешь, Владимир? – обратился господин советник к Фокину. – Наблюдается активизация?
– Пока нет, – отвечал лейтенант, тасуя колоду. – А может, и не будет наблюдаться. Мы надеемся, что эта их безумная выходка с нападением на часть обошлась им дороже, чем они рассчитывали. Они обескровлены и вряд ли пойдут на что-нибудь серьёзное. По крайней мере, в ближайшее время.
– А если нам только кажется, что они обескровлены? – намекнул Зартайский.
– Москве что-то известно? – быстро спросил Фокин. – Что-то такое, что неизвестно нам?
Зартайский дал ответ не сразу. Было видно, что он колеблется, то ли не зная, что можно сказать, а что нельзя, то ли не зная, как сказать.
– Их президент был в ярости, – сообщил он в конце концов.
– Ещё бы, – Фокин ухмыльнулся. – Окажись я на его месте…
– И он встречался с начальником военной разведки.
– С Чёрным Псом? – встрепенулся Маканин.
– Да. И по нашим данным, речь шла о Заполярье и перехваченных «Геркулесах».
– Ну и что? – возразил Фокин. – Что они могут сделать?
– Ну, например, они могут попытаться вычислить организаторов, – предположил Маканин. – И попытаются ликвидировать их. В порядке индивидуального террора.
– Что ж, пускай попробуют, – теперь улыбка на лице Фокина стала угрожающей. – А мы посмотрим.
– Как ты легко об этом говоришь, лейтенант, – заметил Зартайский неодобрительно. – Война ещё не закончилась, а эти способны на любую мерзость.
– Справимся, товарищ полковник, – Фокин стоял на своём, – не таких обламывали…
– Ну тогда сдавай, – потребовал Маканин. – И хватит о делах.
Лейтенант начал сдавать карты. Ни один из этих троих и предположить не мог, что это их последняя совместная игра.
(Мыс Святой Нос, октябрь 1998 года)
Аэродром на Святом Носу был построен в 1943 году. Взлётно-посадочная полоса длиной в триста метров, два дощатых ангара, три вагончика для личного состава, капониры, зенитная установка – вот и всё хозяйство. Здесь базировались знаменитые торпедоносцы «Бостон», они патрулировали вход в Белое море, охотились на немецкие субмарины и катера, иногда осуществляли воздушную поддержку караванов.
По окончании войны аэродром оказался невостребованным. Торпедоносцы были разобраны и отправлены в Мурманск, оборудование демонтировано. Всё быстро пришло в запустение. И лишь перелётные птицы: гуси, лебеди, утки – навещали Святой Нос, помечая белым помётом его чёрные камни. Так продолжалось до октября 1998 года, когда на мысу снова появились люди.
Сначала это была группа из восьми человек – молодые жизнерадостные ребята, говорливые и легкомысленные. Днём они с использованием хитроумных оптических приборов проводили картографирование местности, вечерами – пили водочку у костра и орали альпинистские песни под гитару:
1 2 3 4 5