Бабушкины волосы поддерживал гребень,
которым сестренка расчесывалась перед сном. Словно новыми глазами взглянула
тогда я на эту сгорбленную низенькую старушку, мне показалось, что она знает
все о моих мучениях и переживаниях, и потому я прямо спросила ее, не
прибегая к хитростям и уловкам:
"Ба, где сестренка?"
"У меня", - ответила прекрасная, самая лучшая из старушек. - "Примчалась
среди ночи, дай, говорит, у тебя поночую, там комары гудят, спать не дают.
Не успела оглянуться, а она уже спит",
Как сладостно мне было слышать эти слова, лицо мое должно быть светилось
в этот момент от неподдельного счастья, и любой человек, случайно
оказавшийся рядом, имел бы полное право представить меня раскаявшейся
преступницей, радующейся, что ее преступление не удалось совсем, коли столь
незначительное, на первый взгляд, известие вызывает такую бурю восторга. Но
бабушка, словно она выходила только для того, чтобы сообщить мне о
сестренке, причем хорошо зная наперед, какая реакция последует на это, не
выразив никакого удивления, развернулась и пошаркала к себе. Обрадовавшись
теперь уже тому, что не нужно входить в долгие объяснения с ней, я быстро
вернулась в свою постель, и так как на улице уже рассвело, и ожидать комара
не приходилось, принялась размышлять.
С одной стороны, как я и предполагала, комар не тронул мою сестренку, а с
другой стороны, ужасно было то, что он показал, каков он в гневе, таким
образом я узнала, с каким неимоверно сильным и опасным существом имею дело.
И понятно, что решиться остаться у себя еще на ночь, означало то же самое,
что войти в клетку ко львам, которые пускай сейчас и сыты, но ведь могут и
проголодаться. Тем более, изуродованная кукла ясно показывала, что комар
зол на меня, по-видимому, из-за того, что я допустила в наш с ним мирок
постороннего человека, и это обстоятельство еще более усиливало мой страх.
Однако и уходить из дома тоже было, по крайней мере, непродуманным, потому
что сразу возникал вопрос: а что потом? Удерживало меня от того, чтобы
уйти, на самом деле, еще и та нескрываемая симпатия, которую проявлял ко
мне комар, да и я со своей стороны, приэнаться, чувствовала к нему
некоторое расположение, хотя вместе с тем моя душа содрогалась от ужаса при
мысли о нем. Поэтому, сами понимаете, что выбрать как поступить было
черезвычайно трудно. Оставалось попробовать на этот раз рассказать обо всем
Виктору и спросить его советы. Порешив на том, я поднялась с кровати и
стала собираться на свидание. Виктор, как всегда, ждал меня за столиком в
летнем кафе. Веселый и жизнерадостный, он сразу наговорил мне массу
комплиментов, потом сорвался, сбегал к стойке и принес кофе с
пирожными-бизе. Есть я не хотела, но чтобы доставить радость заботившемуся
обо мне человеку, съела несколько штук и не пожалела, потому что пирожные
оказались очень приятными на вкус. К сожалению, Виктор не составил мне
компанию по той причине, что совершенно не ел сладкого. Сидячая работа и
годы наложили на него свой отпечаток, и он был довольно грузным, поэтому со
дня нашего знакомства изо всех сил старался похудеть, чтоб, как он сам
выражался, выглядеть моложе.
Такая открытость и непринужденность, с какой он сообщал подобные вещи,
располагали меня к откровенности с ним, и я ждала только удобного момента
рассказать ему все. Но, как на зло, после кафе мы пошли на выставку
авангарадного художника, потом в бар, где вовсе невозможно было серьезно
поговорить, и подходящий случай представился только к вечеру, когда мы сели
на уединенную лавочку в тенистой аллее небольшого парка, находящегося в
квартале от моего дома. Далее откладывать разговор не имело смысла, и я уже
произнесла несколько вводных слов, но тут Виктор, вынув из кармана красивую
голубенькую коробочку, заставил меня замолчать.
Мне не хотелось, чтобы он отвлекался, пока я буду говорить о столь важных
вещах, а с другой стороны, самой, конечно, стало интересно, что находится в
этой коробочке. Виктор раскрыл ее, и я увидела изящные сапфировые сережки,
сделанные в форме цветка. Вокруг камня причудливой вязью сплетались золотые
лепестки до того тонкой отделки, что ни у одного человека, взявшего в руки
это чудо, не возникло бы никаких сомнений, что перед ним настоящее
произведение искусств. Я была благодарна Виктору за подарок, и решила тут
же вдеть серьги в уши.
Но только из-за всех тех событий, которые произошли со мной в последнее
время, я стала очень рассеяна и часто ловила себя на том, что не понимаю
зачем произвожу те или иные действия, и наоборот многие свои намерения
считала давно уже осуществленными. Вдобавок к этому, движения мои приобрели
какую-то черезмерную порывистость, что и сослужило мне плохую службу.
Достав сережку из коробочки, я уже хотела вставлять ее в ухо, но
неожиданно чересчур резко дернула рукой и поцарапала острой застежкой себе
кожу на шее. Царапина, судя по всему, была не глубокой, тем не менее, из
нее просочилось несколько капелек крови, и, прежде чем я успела стереть их
платком, Виктор, как истомленный жаждой путник припадает к источнику,
прильнул к ране и страстно стал отсасывать кровь, совершая губами движения
отдаленно напоминающие поцелуи. Может быть в иной ситуации я бы и не
придала никакого значения его поступку, но теперь мне сразу сделалось не по
себе, к тому же в чертах лица Виктора в тот момент я увидела сходство с
человекообразным ликом комара со старинной гравюры.
Ужас снова овладел моим бедным сердцем, и, с диким криком вскочив со
скамейки, я бросилась со всех ног домой. Однако, состояние мое было
настолько плохо, что мне не удалось пройти и сотни шагов, и, как только я
оказалась на многолюдной улице, где могла не опасаться преследования
Виктора, слабость широкой волной разлилась по всему телу, достигнув даже
самых удаленных и труднодоступных уголков, и чувства покинули меня.
Мерцание звезд над головой переходило в яркий солнечный свет, а потом
неведомым образом превращалось в огонь огромного костра, разложенного
великанами. И все, только мерцание, только свет, только огонь. Очнулась я
уже в больнице от того, что кто-то произнес надо мной: "Необходимо
переливание крови". "Почему необходимо? Когда необходимо? Я же ни чем не
больная" - хотелось закричать мне, но язык словно прирос к небу, а сил
пошевелиться у меня не было, хотя я все прекрасно слышала и даже могла
видеть, что происходит вокруг через приоткрытые веки. Так я разглядела, что
нахожусь в большой просторной комнате, и вдоль стен в ней стоят сложные
медицинские приборы, над которыми склонились несколько человек в белых
халатах. Это они, щелкая тумблерами на аппаратуре, оживленно дискутировали
насчет переливания крови. Кроме них и меня в палате никого не было, и, без
сомнения, кровь собирались переливать именно мне. И действительно, к моей
кровати подошла сухонькая пожилая женщина с белой марлевой повязкой на лице
и ввела мне в вену на руке что-то вроде шприца, соединенного с трубкой.
Ничего страшного не произошло, и и даже удивилась, почему сразу так
испугалась переливания, ведь приток свежей крови в ослабленный организм
пойдет ему только на пользу. Правда, где я успела потерять столько крови,
чтобы понадобилось такое экстренное ее восполнение, я не помнила.
Однако, это открытие, на удивление, меня не взволновало, может быть от
того, что тело и ум мои находились в расслабленном состоянии, а больничная
палата, где я лежала, ассоциировались в сознании с крепкостенным приютом
для убогих и беззащитных, что давало надежную гарантию безопасности. Тем
более вскоре врачи, которые пугали меня разговорами о всяких кровеносных
сосудах, вышли, и мы остались вдвоем с медсестрой. Я очень обрадовалась
этому, потому что молчаливая пожилая женщина внушала мне больше доверия,
чем громогласные врачи, но секунду спустя меня уже ждало новое потрясение:
вместо того, чтобы переливать донорскую кровь, медсестра перетянула мне
предплечье жгутом, что-то переключила на приборе и, сдвинув марлевую
повязку и взяв в рот трубку, соединенную с веной, принялась жадно сосать
мою кровь.
Я поняла, что погибну, если не произойдет никакого чуда, если не появится
сияющий ангел во славе небесной и не разрушит пламенным словом козни темных
сил, избравших меня своей жертвой. Тонкой, но стремительной струйкой
сочийась по трубочке моя жизнь. Секунды быстро бежали одна за одной, как
десантники на задании, перебегающие асфальтовую дорогу в открытом месте.
Тошнота подбиралась к самому горлу, отступала, потом приходила снова.
Сознание туманилось и чувствовалось, что оно готово вот-вот отключиться, и
от того с жадностыо цепляется за любые постороцние шумы, чтобы не погаснуть
совсем. Что это за шум, я сначала никак не могла разобрать, но вдруг
постигла происхождение наиболее сильного, наиболее волнующего: кто-то шел
по коридору, и звук шагов ударами парового молота отдавался у меня в мозгу.
Я уже смогла увидеть, как испуганная медсестра, видимо побоявшись, что ее
застанут на месте преступления, поспешно перевела кровь на вливание и
юркнула в дверь, противоположную той, откуда послышались шаги. Чудо,
единственно на которое уповала, свершилось, и на этот раз смерть отступила,
и мне так захотелось увидеть своего спасителя, что, несмотря на маю крайнюю
слабость, я собрала последние силы и, повернув голову набок, встретилась
глазами с вошедшим человеком.
Это был врач, высокий, стройный, с красивыми чертами лица. Его глаза
лучились мягким теплым светом, и казалось, что если бы кто-то закрыл их
ладонями, то ткани рук моментально сделались бы розовыми, и сквозь них
отчетливо проступила каждая косточка скелета.
Доктор осторожно приблизился ко мне и тихо, почти одними губами, спросил:
"Как Вы себя чувствуете?"
"Хорошо" - последовал машинальный ответ. - "Не уходите, садитесь на стул,
выслушайте меня", - торопливо продолжила я затем, и улыбнулась, счастливая
от того, что дар речи вернулся ко мне. Теперь можно было хоть как-то
постоять за себя, тем более, когда судьба посылала на помощь такого
хорошего, пускай даже на первый взгляд, человека. Я нисколько не
сомневалась в его поддержке и поэтому рассказала ему все как есть, не забыв
ничего из своих злоключений.
Мой рассказ потряс доктора. Он видел в каком я нахожусь состоянии, и у
него не было причин не верить мне. К тому же, он припомнил, что сопровождал
меня в больницу в машине скорой помощи низенький, толстый человек, по
описанию совершенно похожий на Виктора. Отсюда становилось ясно, почему я
потеряла так много крови. Когда же доктор свел воедино обстоятельства
поведения медсестры и моего спутника, то пришел к выводу, что это комар
продолжает преследовать меня в разных лицах. Его догадка, подтвердись она в
действительности, обещала мне только новые мучения, и мысли мои
относительно комара переменились, а противоположную сторону: я уже не была
как раньше отчасти благожелательно настроена к нему, потому что поняла, что
он убивает меня своей любовью.
Но беда заключалась в том, что я не знала, могла ли однажды укушенная им,
однажды испытавшая сладость его объятий, воспротивиться, когда с прилетом
комара возникнет желание познать их снова.
Тогда же до меня дошла горькая истина, что если даже люди, государство
позаботятся - полной безопасности человек никогда не достигнет, потому что
от потусторонней силы тебя никто не защитит, и бесполезно скрываться, и
бесполезно прятаться. Подобное поведение лишь не на много отсрочит
трагическую развязку.
"Доктор", - выдавила я из себя. - "Вы хотите моей крови? Пейте ее".
Доктор кивнул и, не говоря ни слова, вынул из кармана халата скальпель и,
сделав небольшой надрез на моем плече, принялся целовать мне руку, от
запястья медленно приближаясь к ранке. Плечо уже было все в крови, когда он
добрался до него, но он не спешил, он безусловно оттягивал удовольствие. Я
наблюдала за ним, приподняв голову нщ подушкой, и могу поклясться, что я ни
у кого еще не видела такой блаженной улыбки на лице, в которой, впрочем,
совершенно отсутствовала подмеченная мной еще на гравюре сальность и злоба
комара. Осторожными трепетными губами притрагивался молодой человек к
надрезу и целовал и облизывал мое плечо попеременно. Затем он сделал такой
же надрез у меня на горле и перебрался туда. И дальше, дальше. Он откинул
простыню, оставив меня лежать совершенно нагой, и стал делать надрезы на
бедрах и животе. Это было божественно. Я опять умирала, но теперь
совершенно не испытывала никакого страха. Ощущение бесконечного счастья
полностью овладело мной, и не давало ни о чем думать.
"Погоди. Я теряю сознание", - помимо своей воли, побуждаемая только
инстинктом самосохранения, прошептала я, - "я хочу тебя, но после..."
Доктор прервал свои страстные поцелуи, посмотрел мне в глаза и медленно
произнес: "В объятиях комара ты чувствовала большее удовольствие?"
"Нет".
"Тогда ты спасена!"
-------------------------------------------------------------------------
Данный текст пpедназначен исключительно для чтения!
Hе допускается получение коммеpческой выгоды.
Если у вас имеются литературные произведения, котоpые не пpоходили по
файлэхам R46.FANTASY, XFANRUSF, BOOK - сообщите пожалуйста об этом на один
из нижепpеведённых адpесов. Если у вас есть только неpаспознанные
гpафические файлы со сканеpа - всё pавно пишите!
Если Вы обнаpужите ошибку в данном файле, напишите
на адpес 2:5020/764.13@Vlad_Vasilev или 2:5020/614@Slawa_Alexeev
-------------------------------------------------------------------------

1 2 3