- С ним весь
народ встанет! Вы думаете, народ ничего не понимает, да? Посидите-ка в
окопах да послушайте, что солдаты говорят, тогда узнаете! Да рабочих в
городе послушайте! - размахивая руками, кричит Динка, но Татьяна с горькой
усмешкой смотрит на Дмитро.
- Ох ты ж смутьян, смутьян! - прижимая к щеке ладонь и качаясь из стороны
в сторону, горестно причитает она.
- Хватит, мамо! Молчите хоть за ради бога! Почует кто из экономии, всем
нам тюрьма будет! - кричит Федорка и, как вспугнутая птица, бежит к двери
и выглядывает во двор.
- Всех в тюрьму не посадишь, - усмехается Дмитро.
- Молчи, дурень! Тебя первого схватят да и пристрелят как собаку!
- Ну годи, - поднимается Дмитро. - Извиняйте за беседу...
Напуганные ребятишки тихо сидят под лавкой. Динка, чтобы переменить
разговор, вдруг спрашивает:
- А где ж у вас люлька? Всегда висела в углу, а сейчас нету?
- Яка, Диночка, люлька? - сморкаясь в передник, спрашивает Татьяна.
- Ну та, где новорожденные спят?
- А на что она нам? - улыбается Татьяна. - Повырастали дети, батька и снял!
- А разве у вас никто не родился этой зимой? - интересуется Динка.
- Оборони боже! - смеется Татьяна. - И так семеро с ложкой...
Федорка вдруг поднимает красное сердитое лицо.
- Не хватало еще! Да я б его, как котенка, придушила в той люльке!
- От комусь жинка будет! - неожиданно весело говорит Дмитро.
- Комусь будет. В девках не останется, - многозначительно бросает Татьяна.
- Добре, - неопределенно бурчит Дмитро и по-дружески трогает за плечо
примолкшую Динку: - А что, Ефим, будет вас перевозить с города?
- Да, он уже поехал... К вечеру вернется. Ну, пока мы одни с Мышкой жить
будем. Мама уехала, Леня тоже уехал...
- А Вася ваш где? - спрашивает Дмитро.
- А Вася на фронте. Давно уже...
- А Мышка, значит, коло раненых? Вот это ей самая работа. Вот же добрая
душа, пошли ей господи! - вздыхает Татьяна.
Динка смущенно улыбается:
- Мы с Мышкой вам гостинцы приготовили, да они на подводе едут. И тебе,
Дмитро, тоже... Я тебе складной ножик купила, а Федорке платочек.
- Да чего ты беспокоишься, Диночка, разве теперь такое время, чтоб подарки
возить? - расчувствовавшись, говорит Татьяна.
- Да я только вам и еще Якову-музыканту канифоль для скрипки...
- Кому? - с ужасом переспрашивает Татьяна, уронив полотенце.
- Мамо! - тихо и предостерегающе бросает Федорка.
Дмитро, шумно вздохнув, опускается на лавку.
- Якову Ильичу... для скрипки, - недоумевающе глядя на всех, повторяет
Динка.
- . Ой, боже! А я думала, кому это? - в смятенье говорит Татьяна, суетливо
прибирая со стола. - Вот уж не догадалась бы... А на что он тебе,
Диночка?.. Обыкновенный человек.
- Что вы, Татьяна! Это же замечательный музыкант! Играет Яков теперь на
свадьбах? - спрашивает она Дмитро.
- Э... Яка вже ему свадьба, - машет рукой Дмитро.
- Молчи, дурень, - тихо огрызается Федорка и громко объясняет: - Какие
теперь свадьбы? Нема никаких свадеб зараз. За войну только приказчик Павло
оженился!
При имени приказчика Динка вспоминает давнюю мечту Дмитро сделаться
старшим пастухом.
- А что, Дмитро, - улыбаясь, спрашивает она, - тебя уже сделали главным
пастухом?
Но Федорка не дает товарищу раскрыть рот.
- Эге! Ему до старшего пастуха, как мне до неба...
- Ну да, как тебе до неба, - ворчит Дмитро. - У нас три пастуха, у меня у
самого подпасок есть... А вот как помрет дед, так и старшим поставят!
Только и делов!
- Жди, когда дед помрет! Он еще здоровый, как тог дуб! - усмехается
Федорка.
Дмитро переминается с ноги на ногу, щеки его заливает темный румянец.
- Сегодня здоровый, а завтра может и помереть, - говорит он, задетый за
живое насмешливым тоном Федорки. - Мало ли с чего человек помереть может.
Схватит ему живот или болячка какая прикинется, а может, и убивец
какой-нибудь гакнет по голове топором, - неожиданно увлекаясь, говорит
Дмитро, не замечая предостерегающего взгляда Федорки. - Вот тебе и мертвое
тело...
- Чего? - весело удивляется Динка и, подметив тревожные знаки Федорки,
останавливается. Улыбка сбегает с ее лица. - Вы что-то скрываете от меня?
- Оборони боже! Что нам скрывать? Хиба ты не знаешь Дмитро? Он такое
набормочет, что и век не разберешься! - обнимая Динку и ласково заглядывая
ей в лицо, пытается успокоить Федорка.
Дмитро, чувствуя свою промашку, угрюмо стоит посреди хаты, почесывая
ногтем свой обветренный нос.
- Не колупай носа! - кричит на него в раздражении Федорка.
- От характер! Никакой самостоятельности хлопцу не дает! - качает головой
Татьяна.
- А мени без вниманья, - надевая шапку, говорит Дмитро и идет к двери.
- Подожди, Дмитро! Вместе пойдем... Спасибо за вареники! Приходи, Федорка!
- приглашает Динка, выходя вместе с Дмитро на крыльцо.
Федорка с матерью провожают их тревожными взглядами.
- Эй, Дмитро, смотри у меня! - грозится вслед товарищу Федорка.
Дмитро, не отвечая, машет рукой.
- Развели бабскую канитель, - хмуро бормочет он.

Глава пятая
СТРАШНАЯ НОВОСТЬ
Динка не хочет идти через панскую экономию, они обходят ее узкой тропинкой
вдоль забора: Динка - впереди. Дмитро - сзади. Динка идет молча, не
оглядываясь. По правую руку ее далеко-далеко расстилается желтеющее поле,
высокие колосья с сухим шелестом гнутся под легким ветерком, С пригорка
уже виден утонувший в зелени хутор. Динка внезапно останавливается.
- Дмитро, - строго говорит она, - я хочу знать правду! Что вы скрываете от
меня? Может, это касается Якова? Где он? Где его маленький Иоська?
Дмитро мнет в руках шапку, долго чешет затылок; лицо у него хмурое, взгляд
убегает куда-то далеко, за желтеющее поле.
- Иоська-то, может, и живой... - нехотя мямлит он.
- Как это "может, живой"?.. А где Яков? - холодея, допрашивает Динка.
- Ну что тебе сказать?.. - Дмитро вздыхает и оглядывается по сторонам,
словно боясь, что его услышит Федорка.
- Дмитро! Не играй со мной в прятки! Говори правду... Где Яков? - еще
ближе подступает к нему Динка.
- Да это уже давнее дело. Нема Якова... Упокойник он... Еще осенью, как вы
уехали, так его вскорости и убили... - медленно цедит слова Дмитро.
- Убили?.. - с ужасом переспрашивает Динка, отступая от Дмитро и глядя на
него широко открытыми, остановившимися глазами. - Как это... убили?
- Ну как... Обыкновенно... Пришли вдвох да и зарубили в хате. Тут и
скрывать бы нечего, да твои как прослышали от Ефима, так и прискакали к
Федорке. Леня да Вася этот ваш длинный. Как раз он в то время в отпуск,
что ли, наезжал с фронта... Ну и меня позвали, конечно. Чтобы вам с Мышкой
не говорили, значит, ничего.
- Леня... Вася... - машинально повторяет Динка, а в глазах ее, словно в
тумане, вырисовывается белая, обитая дождями хата в лесу. Знакомый,
выщербленный порог, раскрытая настежь дверь, и на полу в луже крови... -
Нет, нет! - кричит она. - Этого не может быть! Он так хорошо играл, он
никому не делал зла...
- Да тут не со зла. А вроде бы деньги были у Якова. Дед, что ли, Иоське
оставил. Ну, вот за деньгами они и пришли. И под печкой, и под полом
искали...
Но Динка не слушает Дмитро.
- Боже мой... Боже мой... - шепчет она, бессильно опускаясь на траву. -
Убили... такого человека...
- Да ты что так расстраиваешься? На войне разве одного убивают... У нас
только в Рубижевке восемнадцать человек молодых хлопцев...
- Дмитро, - вдруг шепчет с надеждой Динка, - может, ты спутал, может, это
не его, не Якова убили, а кого-нибудь другого?.. - Побелевшие губы Динки
не слушаются ее, по спине пробегает колючий озноб, а в глазах, то
расплываясь в тумане, то снова выступая из черноты леса, стоит залитая
кровью хата...
- Ну годи, годи, - касаясь ее плеча, сочувственно говорит Дмитро. - Ты
думаешь, ты одна его жалеешь? Людям тоже жалко. И поиграть на святки было
некому. А над Иоськой все бабы плакали. Как почал он над отцом кричать...
И прямо при всех на Матюшкиных показывает... Ведь как дело-то получилось?
В ту пору Йоська уже учиться ходил, отец ему студента одного договорил на
дачах, в репетиторы, значит... Ну, вот и в тот день пошел он, а темнеет-то
рано. Возвертается домой, а отец тут прямо около порога лежит чуть живой.
Ну и сказал, видно, сыну, кто его порубал. А Йоська хоть маленький, а дуже
разумный хлопчик...
- Иоська... Поська... - Динка проводит рукой по лбу.
Перед глазами ее встает шумная деревенская свадьба. В углу на табурете,
прижав к подбородку скрипку, сидит Яков, а около, прижавшись к его
коленям, стоит маленький, кудрявый мальчик...
Динка вскидывает на Дмитро сухие глаза.
- Где Йоська?
- Да был в Киеве. Говорили бабы, с босяками на базаре бегает.
У Динки пересыхает во рту, она хочет что-то спросить, но Дмитро машет
рукой.
- Да ты погоди, слушай, что дале было. Ну, значит, как схоронили Якова, то
студент, что с Иоськой занимался, взял Иоську к себе, а сам пошел в
полицию, чтобы, значит, на Матюшкиных показать. Ну, куда там! Матюшкины -
известные куркули, первые богатей на селе, их голыми руками не возьмешь.
Семен Матюшкин да брат его, Федор, всю полицию купили... Люди их боятся,
молчат, а Иоська дитя, ему веры нег. Ну, побился, побился тот репетитор и
пошел на Ирпень правду искать. А как пошел, так и сгинул...
- Совсем сгинул?
Дмитро разводит руками.
- Нема... И доси нема... Говорили люди, вроде нашли его где-то в ирпенском
лесу, только сильно суродованный, так что и человека в нем признать
невозможно. Ну, бабы, конечно, спугались, чтобы Иоське того же не было,
схватили хлопчика да и вывезли его тишком в город.
- В город? - машинально переспрашивает Динка.
- Ну да... Там вроде тетка Якова жила. Старуха, конечно, слепая да хворая,
сама кое-как перебивалась, а тут еще хлопчика ей подкинули. А куда
денешься? Люди привезли да и оставили. Ну, а потом ближе к рождеству
поехали наши бабы проведать, как там Иоська... А Иоськи нет, сбег Иоська.
А тут вскорости и старуха померла.
- Не нашли? - с трудом шевеля губами, спросила Динка.
- Да никто и не искал. Кому надо? Своих ребят кормить нечем, а тут сирота!
А потом один раз видели его на базаре с босяками. Рваный, голодный. Узнал
наших баб и давай тикать. Пропащее дело! Да ты об этом не думай, выбрось
из головы!
- А Леня... И Вася... Они знали все это про студента и про Иоську? - вдруг
спросила Динка, глядя в упор на Дмитро загоревшимися глазами.
- Да нет, откуда! Им как сказал Ефим про убийство, они сразу и приехали.
Тогда еще Иоська у студента был... Ты смотри, - вдруг испугался Дмитро, -
не говори, что я тебе рассказал, а то они обижаться будут на меня!
- Некому говорить... Вася на фронте, а Леня тоже уехал. Ну, я пойду! -
сказала Динка, поднимаясь и глядя на чернеющий за полем лес.
- Прощай пока. У меня тоже одно дело есть, поговорить бы надо, но об этом
потом.
- Потом, - машинально повторила Динка и, кивнув головой, пошла к
черневшему за полем лесу.
Дмитро недоумевающе посмотрел ей вслед.
- Эй, Динка! Вон где хутор-то! - улыбаясь, окликнул он, указывая рукой на
краснеющую среди дубов крышу.
Но Динка не оглянулась.
- И куда идет? Дорогу забыла, что ли? Задурило ей голову это убийство.
Правду говорила Федорка, что лучше молчать... Эй, Динка! - снова крикнул
Дмитро. - Куда идешь?
- Я к Якову... - слабо донеслось с дороги.
- Куда?
Дмитро испуганно взмахнул руками и бросился за Динкой.
- Помешалась ты на этом Якове, - с досадой сказал он, неожиданно преградив
ей дорогу. - Иди домой, там, верно, уже Ефим вещи привез.
- Ничего, - равнодушно сказала Динка, отстраняя его с дороги. - Я скоро
вернусь!
- Да обожди! Не можно в тот лес ходить! - потеряв терпение, крикнул Дмитро.
- Почему?
- А потому, что той дорогой никто не ходит теперь. И даже на мельницу
мужики не ездят. Понятно тебе?
Динка покачала головой.
- Ну, как тебе сказать... Боятся люди, ведь упокойник Яшка-то.
- Дураки они! - с раздражением сказала Динка.
- Нет, не дураки! - горячо заступился Дмитро и, приблизив к ней
взволнованное лицо, зашептал: - Скрипка там играет. Понятно тебе? Как
полночь вдарит, так и скрипка! Федоркин отец сам слышал. Ехали они с
мужиками на мельницу. Весной уже дело было. Ночь теплая, меж дубами ветер
шумит, лист разворачивает. Ну, едут, едут, конечно, дело, разговор на Яшку
зашел, а тут уж и хата его одним боком виднеется. Ну, примолкли мужики и
вдруг слышат - играет скрипка! Да так жалостно, как маленькое дитя плачет,
на все голоса выводит. Спугались мужики, а тут как захрапят кони, как
понесут по кочьям, чуть телегу в щепы не разбили!
Динка прижимает руки к груди, пальцы ее дрожат.
- Неправда это, неправда...
- Да что ты! Все люди слышали. - Дмитро подвигается ближе. - Бабы тоже
рассказывали. Пошли они как-то по грибы, гуртом. Ну и спозднились сильно.
Идут через лес, а в хате Якова огонь по окошкам бегает, вроде кто со
свечкой идет. А потом сразу - зырк и погас. Ну, думают бабы, опять, видно.
Матюшкины братья деньги Яшкины ищут. Спугались они и давай бежать. Вдруг
слышат, вслед им скрипка грае... Да так тоненько, как ножом по сердцу
режет. Вот как, бывало, на свадьбах Яшка играл. С гопака да на жалостное
переходит, бывало, а потом обратно вот эту песню свою любимую, "На сопках
Маньчжурии".
- Да-да! - лихорадочно подтверждает Динка. - Он любил этот вальс. И ты
говоришь, они сами слышали?
- А как же! Семь человек их было, и все слышали. Да я тебе лучше скажу; с
тех пор как объявилась эта скрипка, Матюшкины в тот лес ни ногой! На
мельницу и то объездом едут, десяток верст лишку делают. Потому как
тоскует Яшкина душа, убивцу своего ищет!
- Дмитро, - говорит Динка, и в лице ее быстро чередуются сомнения, радость
и надежда. - Так ты говоришь, ты даже думаешь, что это играет Яков?
- А кто же, как не он? Все повадки его! Уж люди-то знают! - уверенно
подтверждает Дмитро.
- Да-да, это он! Так больше никто не сумеет! И вальс "На сопках
Маньчжурии". Да, это он! - радостно соглашается Динка.
- Ну вот! - удовлетворенно говорит Дмитро. - Поняла, наконец, в чем суть?
Теперь не пойдешь. Ну, прощай, пока... Вон уж солнце садится, а у меня
скот на лугу.
1 2 3 4 5 6 7