— Да, — ответила женщина.
— В самом деле?
— Да, — она выпрямилась на стуле, — в этом случае я осталась бы рабыней.
— И ваш хозяин имел бы полное право владеть вами?
— Разумеется, — кивнула она.
— И все же вы продолжаете настаивать, что на Тереннии нет рабства? — не унимался Палендий.
— Конечно, нет!
— Вы уверены в этом полностью?
— Ну, может, где-нибудь в глуши, — засомневалась она, — в деревнях вдали от столицы…
— И, должно быть, в школах гладиаторов? — спросил Палендий.
— Наверное, — покраснев, ответила женщина. Она взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия, и быстро отвела глаза.
Будучи воспитанной на Тереннии, она считала, что такие мужчины не только хотят женщин, но и нуждаются в них, даже не могут обойтись, как не могут обойтись без воды и еды — в отличие от «истинных» мужчин, которых она, к собственному разочарованию, уже успела достаточно узнать.
— Кто знает? — глубокомысленно заметил Палендий, промокнув губы салфеткой.
— И вы говорите, что эта девушка — рабыня? — спросила черноволосая женщина, указывая на прислужницу.
— Этого мы не говорили, — возразил капитан.
— Каны, госпожа? — спросила прислужница, появляясь позади черноволосой женщины.
— Нет! — поспешно воскликнула та.
По знаку Палендия прислужница вернулась на свое место за стулом капитана.
— И кто же ее хозяин? — поинтересовалась женщина.
— Все мы — по крайней мере, до завтрашнего вечера. Ведь она приписана к кораблю как прочее имущество, — ответил капитан.
— До состязания, — добавил Палендий.
— Не могу поверить, что она рабыня, — растеряно проговорила черноволосая женщина.
— Конечно, мы стараемся не выставлять это напоказ, — кивнул капитан.
— Она не рабыня! — настаивала женщина.
— Но ведь это не корабль варваров, — возразил капитан.
— Вы не верите потому, что на ней обычная одежда и нет ошейника? — спросил Палендий.
Черноволосая женщина раздраженно кивнула.
— Ошейник — прелестное украшение, к тому же он полезен для опознания, запоминания и тому подобное, — заметил Палендий, — но узы, связывающие раба — отнюдь не ошейник. И потом, почему вы решили, что она одета не так, как положено рабыне?
Черноволосая женщина в замешательстве опустила голову.
— А разве на ней одежда рабыни? — спросила она, смущенная и покрасневшая.
— Да, — подтвердил Палендий.
Над столом повисло молчание.
— Она не рабыня, — в отчаянии прошептала черноволосая женщина.
— Подай кану! — приказал капитан, поднимая бокал.
— Да, — ответила прислужница, спеша на полнить его.
— Говори, как следует!
— Да, господин, — повторила прислужница.
Прислужница подняла глаза на черноволосую женщину, и в ее взгляде смешались злоба, вызов, а потом внезапный испуг. Она опустила голову и встала на свое место.
Такие женщины, как она, не были свободными. Они не всегда могли делать то, что хотели. Они подчинялись власти господ и подвергались наказаниям.
Палендий наблюдал за черноволосой патрицианкой с Тереннии, с особым удовольствием задерживая взгляд на золотом ожерелье в полдюйма шириной, плотно охватившем шею. Бессознательным жестом патрицианка поднесла руку к горлу, а затем поспешно положила ее на блестящую скатерть стола. Ожерелье напомнило Палендию о причудливых ошейниках рабынь, сделанных из переплетенных цепей. Конечно, ожерелье не было таким прочным и не имело замка.
— Мне отослать ее? — предупредительно спросил капитан, который по долгу службы заботился не только о маршруте и безопасности путешествия, но и об удобствах пассажиров.
Черноволосая женщина не ответила.
— Еще каны, — приказал молодой офицер имперского флота, находящийся сейчас в отпуску. Прислужница осталась в столовой.
Пригубив кану, Палендий взглянул на черноволосую женщину поверх края бокала. Палендий был еще довольно крепок, но за последние годы как-то обрюзг — несомненно, сказывались последствия спокойной жизни, обильной еды, и прочих излишеств. Он изучал черноволосую патрицианку. Она напоминала ему породистое, резвое и здоровое животное. Интересно, какая рабыня могла бы получиться из нее? Телохранитель, один из гладиаторов, стоящих за спиной Палендия, тоже разглядывал женщину и тоже представлял, какой могла бы эта женщина стать в качестве рабыни.
К столу приблизился младший офицер. Вскоре после его разговора с капитаном последний вытер губы, коротко извинился и покинул столовую.
Палендий и телохранители смотрели ему вслед, как и первый помощник. Даже молодой офицер флота заметил неожиданный уход капитана.
— Кажется, у нее на ноге нечто вроде браслета? — небрежно поинтересовалась черноволосая женщина.
— Да, конечно» — кивнул Палендий. — Так положено.
— Ну, довольно! — внезапно воскликнула эта дама, скомкав салфетку и вскакивая на ноги.
Все находящиеся в столовой повернулись к ней.
Она указала на телохранителя — на того, чье присутствие и внимание беспокоили ее весь вечер.
— Он постоянно смотрит на меня! — выпалила женщина.
— Почему бы и нет, дорогая? — мягко возразил Палендий и тактично добавил: — Почему бы ему не смотреть на вас или на остальных наших очаровательных спутниц?
Это добавление было благосклонно встречено другими сидящими за столом женщинами, которые, в большинстве случаев, не часто удостаивались подобных комплиментов.
Покраснев, черноволосая женщина вновь села на место.
— Все было бы иначе, будь вы одеты в хайк, милочка, — сказала одна из женщин.
Это замечание было встречено дружным смехом. Черноволосая женщина вновь залилась краской и опустила голову.
Хайком называлось темное, тяжелое одеяние, укрывающее женщину с головы до пят. Узкую прорезь в нем на уровне лица, прикрывали черной густой сеткой или вуалью. Такую одежду носили женщины пустынь, которые не смели подниматься с колен в присутствии мужчин. Никто не знал, были ли эти женщины свободными, по собственному желанию облаченными в хайк, или же бесправными рабынями в ошейниках. Черноволосая женщина смутилась. Как неловко она чувствовала себя!
— Каны для всех! — скомандовал Палендий.
Прислужница поспешила наполнить прозрачные бокалы.
Она наполнила даже бокал черноволосой женщины, не встречаясь с ней взглядом, впрочем, как и с другими пассажирами.
— Что за состязание ожидается завтра вечером? — поинтересовался один из мужчин.
Палендий обменялся улыбкой с первым помощником капитана, еще сидящим за столом.
— Это сюрприз, — сказал он.
— Это как-нибудь связано с узником, взятым на борт на орбите Тиноса? — спросил офицер флота, сидящий слева от Палендия. Сам этот офицер появился на борту после состыковки с орбитальной станцией Тиноса. Тинос, как может предположить читатель по этим замечаниям, находился в стороне от обычных маршрутов имперских кораблей, кроме военных. Будет интересно заметить, что связь со станцией Тиноса была потеряна четыре дня назад. Подобные затруднения случались нередко — связь между удаленными, разрозненными фортами Империи за последние несколько лет стала ненадежной, почти случайной. Некоторые имперские базы не могли связаться с центром целыми десятилетиями.
— Подождите — и узнаете, — таинственно заключил Палендий.
Молодая черноволосая женщина взглянула на телохранителя, к которому только недавно, к собственному стыду, привлекла внимание. Он стоял прямо, сложив мускулистые руки на груди. Он открыто ответил на ее взгляд. В нем не было ничего таинственного. Вероятно, телохранитель чувствовал себя свободно в присутствии своего господина, Палендия, или же просто не боялся вызвать неудовольствие посторонних. Такое иногда происходит с теми людьми, которые живут на тонкой и холодной грани между жизнью и смертью. Он в упор взглянул на женщину. Ей показалось, что теперь он смотрит не просто с откровенным любопытством и острым интересом, с похотливой жадностью сильного мужчины, а с еле уловимым, почти незаметным презрением. В голове у женщины пронеслась безумная мысль, что она заслужила это наказание. Конечно, теперь она понимала, что ей следовало молчать и оставаться на месте. Ее поступок был ошибкой — она опозорила сама себя. Она чувствовала себя в чрезвычайно глупом положении. Но и в самом деле она не заблуждалась в значении взгляда телохранителя, насколько она разбиралась или решалась разбираться в таких вопросах. А как он смотрел сейчас! Такой взгляд был бы позволителен, если бы речь шла о женщинах на невольничьем рынке! Как он осмелился выразить свое презрение? Разве он не понял, что она из знатного рода основателей Телнарии, из сословия патрициев, что ее предок был членом первого сената? Но откуда мог простолюдин-выскочка, такой, как этот гладиатор или Палендий, знать об этом? Он смотрел на нее как на женщину и даже хуже — как на доступную женщину, которую можно презирать. Она представила себе, как связанная женщина — не она сама, а другая — спешит угодить этому телохранителю. Конечно, разве рабыни могут выбирать? Женщина со смущением поняла, что она бы возненавидела эту рабыню. Она вновь подняла голову. Как он смотрел на нее! Как бесил ее этот взгляд! «Ты забыл, что я не нагая, закованная в цепи рабыня, стоящая перед тобой на невольничьем рынке!» — думала она. Внезапно ей пришло в голову, что в глубинной, потаенной части собственной души она жаждет быть рабыней. Женщина уставилась в тарелку. Она никогда не испытывала подобных чувств — по крайней мере, столь определенных и захватывающих. Она почувствовала себя слабой, смущенной, беспомощной, стыдливой, чрезмерно женственной и уже было решила, что будет вечно ненавидеть этого телохранителя, но' тут заметила, что Палендий с интересом наблюл дает за ней.
В этот момент, к облегчению женщины, вернулся капитан.
— Что-нибудь случилось? — спросил офицер флота.
— Нет, — ответил капитан, — ничего.
— Вы как раз вовремя, капитан, — заявил Палендий, поднимая бокал. — Я готов предложить тост.
— Прекрасно, — улыбнулся капитан. Он сел за стол, и прислужница поспешила наполнить его пустовавший бокал.
— Я предлагаю выпить за нашу прелестную спутницу, — провозгласил Палендий, указывая бокалом на черноволосую женщину, которая казалась изумленной. — Очаровательная, откровенная неловкость вашего поведения сего дня вечером не осталась незамеченной для меня и других пассажиров, дорогая.
За столами послышались смешки.
— Что можно сказать по поводу беспокойства, растерянности, временной вспыльчивости, даже стыдливости — из ряда вон .выходящих при обычных обстоятельствах?
Женщина вспыхнула и сердито потупилась.
— И потом, — торжественно продолжал он, — эта приятная перемена туалета…
Тело женщины, не прикрытое тканью платья — лицо, шея, руки и плечи — покрылись румянцем.
— Да! — воскликнул Палендий, и все рассмеялись. — С вашего позволения, я объясню все тем спутникам, коим неизвестны причины подобного смущения.
Она недовольно подняла голову.
— Вы не возражаете? — спросил Палендий.
— Нет.
— Надеюсь, это не секрет?
— Разумеется, нет, — отозвалась женщина.
— Наша прелестная спутница, — заявил Палендий, высоко поднимая бокал, — обручена, и теперь на «Аларии» торопится в объятия жениха!
— Да что вы говорите! — пронеслось эхом по залу.
— Поэтому не следует удивляться тому, что наша очаровательная спутница, которая облечена высоким званием исполнителя Тереннианского суда, чувствует себя обеспокоенной, испуганной, смущенной, как деревенская девчонка, которую ведут на веревке!
Вновь грянул смех.
Телохранитель внимательно выслушал тост. Он сам был из деревни, но не думал, что деревенские девчонки как-то по-особому нервничают или пугаются, когда их ведут на веревке. Много раз до свадьбы их успевали взять на стогах сена, в кустах или у озера. Конечно, он полагал, что городские девушки, особенно из среднего сословия, могут в таких случаях испытывать страх, — эти девушки мало знали о сексе по причине родительского воспитания или строгих общественных норм. Для некоторых из них брачная ночь становилась настоящим потрясением. Для тех, кого это может заинтересовать, упомяну, что церемония с веревкой была примитивным брачным обрядом, когда пара обменивалась клятвами, стоя в кольце веревки, разложенной по земле. В конце церемонии парень обвязывал веревку вокруг шеи девушки и на глазах у всей деревни вел к себе домой. Церемония не считалась завершенной, пока невеста не входила в дом жениха. За это время противники брака имели последнюю возможность выразить свой протест. У различных народов Империи существовали подобные церемонии. Выбор сравнения для тоста, сделанный Палендием, можно объяснить тем, что горожане мало знали об обычаях отдаленных деревушек. С другой стороны, подобное сравнение из уст сообразительного Палендия не было таким неверным, как показалось телохранителю. В конце концов, одно дело поваляться с другом на стоге сена или у озера и совсем другое — войти с веревкой на шее в его дом на глазах у всей деревни, зная, что отныне ты принадлежишь ему и это известно всем. Естественно, что невесты могли испытывать смущение. В конце концов, за кого она выходила замуж? Она напоминала проданную рабыню, еще не узнавшую нрав своего хозяина, но понимающую, что теперь она всецело принадлежит ему.
— С какой планеты ваш жених? — спросил Палендий.
— С Митона, — ответила она. — Это в первом провинциальном квадранте.
Планета Митон только недавно вошла в состав Телнарианской Империи.
Молодая женщина не слишком охотно произнесла название планеты, ибо она не входила в число древних Телнарианских планет.
— И кто этот счастливец? — не унимался Палендий.
— Туво Авзоний, — ответила женщина и огляделась.
— Ах вот как! — воскликнул Палендий.
— Он глава министерства финансов первого квадранта, — уточнила женщина.
— Великолепно!
— Он из знатного рода, — с неожиданной резкостью добавила она.
Конечно, к подобному роду из всех сидящих за столом принадлежала только черноволосая женщина. Однако воспользовавшись нашими знаниями, мы можем сделать исключение для молодого офицера флота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34