Друзь ждал этих вопросов, знал уже, как ответить на них. Но его голос не должен дрогнуть: слишком хорошо знакомо Хорунжей актерское искусство — сразу заметит, сколько сомнений скрыто у него под тоненькой пленкой спокойствия.
— А если повезу?
Марина Эрастовна закрыла глаза.
— Если бы вы угостили меня сейчас цианистым калием, сказав, что в этом мое спасение, я бы проглотила его не задумываясь. Так я вам верю.'
Не все способны говорить такое без позы. Не всем дано быть Василями Максимовичами... Но если она сыграет эту роль хорошо...
Друзь наклонился к больной. Оперся подбородком на палку и спросил как профессор — шутливо, но властно:
— После позавчерашней ночи ничего не боитесь?
Исхудавшая, почти прозрачная рука подвинулась
было к руке Друзя, но не дотянулась. Тихо, словно признаваясь в чем-то, чем ни с кем не делятся, больная сказала:
— Сергей Антонович, дорогой! Я никогда так не боялась, как сейчас. И чем дальше, тем страшнее .мне.., И я не понимаю, как вы можете так спокойно сидеть?
Подручный Гришка кашлянул, будто у него запершило в горле. Значит, цена его бесстрастности такая же, как и спокойствию Друзя?.. И все-таки даже юноша, только что получивший диплом врача, должен отличать отчаяние от женской экспансивности, усугубленной болью, высокой температурой... Ну, и актерским дарованием.
Но на Буду-Розальского Друзь не оглянулся. Не ему ведь второй раз в течение двух суток ложиться на операционный стол. Непоколебимая вера, что ничего ужасного не случится и все закончится хорошо, необходима той, чью жажду жизни заглушают уже страх и боль. Словами тут ничего не добьешься. Надо действовать, не теряя ни мгновения.
Но еще более нужна вера в успех тому, кто станет у операционного стола. Вот если бы Федор Ипполитович не выпил за обедом трех рюмок коньяку...
Хорунжая не дала ему додумать:
— Молчите? Для чего же вы пришли сюда? Сказать несколько успокоительных слов? Так я досыта наслушалась их от вашего опереточного Гри-Гри... Оставьте меня в покое!
Хотя соседки Хорунжей выжидательно следили за Друзем, но в их глазах было и осуждение: почему медлит тот, о ком теперь говорят так много хорошего?
Марине Эрастовне Друзь ответил тем же профессорским тоном:
— Вы угадали: я зашел сюда, чтобы отвести от вас страх перед новой операцией. Сейчас вас начнут готовить к ней. Тем временем я дам от вашего имени «молнию» вашим родителям...
Хорунжая порывисто подняла руку. От этого ее пронзила такая боль, что она чуть не вскрикнула,
— Ни в коем случае! У мамы сердце...
Друзь сделал вид, будто понял ее по-своему:
— Вы хотите, чтобы о беде с вами ваши родные узнали от посторонних? Телеграмму с вашей подписью мы составим очень осторожно. Ничто не потревожит сердца вашей мамы. Но первым же самолетом она прилетит сюда. Ничего не случится с ней и тут. Хватило у вас мужества, чтобы начать со мной разговор о новой операции. Хватит и на то, чтобы успокоить маму, когда увидите ее завтра. Она необходима вам и нам. То, что она будет здесь, намного сократит ваше пребывание у нас.
— Сергей Антонович, доктор...
— А теперь не будем терять времени,— остановил ее Друзь, взглянув на часы.— Я хочу начать операцию через двадцать шесть минут.—Он обернулся к медсестре:— Не опоздайте. Я буду ждать в профессорской операционной.— Он поднялся, взял под руку окаменевшего Корнелия.— Прошу вас со мной.
Но выйти из палаты он не успел.
— Оперировать меня будете вы? — вдруг воскликнула Хорунжая, и это было скорее утверждение, чем вопрос.
Ее потускневший взгляд впился в Друзя. Они так походили на глаза Василя Максимовича позапрошлой ночью... По спине Друзя пробежали холодные мурашки: та же самая безрассудная вера, что жизнь зависит только от него. И это после того, как Друзь, с трудом отгоняя посторонние мысли, подолгу думая над каждым своим движением, свыше трех часов мучил ее позапрошлой ночью. И нет того спасительного листка за которым в пропускнике он прятался от Василя Максимовича. А если бы и был? От актерской наблюдательности ничем не отгородишься.
Все это промелькнуло в голове Друзя короткой пулеметной очередью. А сказал он, не помолчав и секунды:
— У нас есть немало хирургов лучше меня. К вам я вызову сейчас самого опытного.
Закусив от боли губу, Марина Эрастовна приподнялась. И, задыхаясь, крикнула:
— Только вы! Вы или никто, слышите? Пусть это моя прихоть. Но никого другого я к себе не подпущу. Так и знайте!
Больные женщины и не на то еще способны, а уговаривать ее нет времени.
— Хорошо! — твердо вымолвил он.— Надеюсь, против ассистента вы возражать не станете?
Глаза Хорунжей блеснули и закрылись.
Друзь напомнил медсестре:
— Для подготовки к операции у вас только двадцать четыре минуты.
Вахтерша сказала, что доктор Друзь, а вслед за ним и молодой врач из семнадцатой четверть часа тому назад поднялись в женское отделение.
Поднявшись на второй этаж, Игорь увидел своего друга с площадки — сквозь стеклянные двери отделения.
Сергей стоял у столика медсестер. Левой рукой он прижимал к уху телефонную трубку. Из-под правой, как штык, торчала палка.
Своего нового помощника он заметил, лишь когда тот оказался рядом. Некоторое время смотрел на Игоря отсутствующим взглядом и однотонно бросал в трубку:
— Нет... Да... Ага... Нет... Вот именно...
Но вот глаза его ожили.
— Извините, одну минуту!
Прижав трубку к груди, чтобы ничего не донеслось на другой конец провода, еле слышно спросил:
-— Тебе приходилось иметь дело с перитонитом?
— Дважды.
— И как?
— Благополучно.
Сергей вздохнул, словно свалилась с него целая скала.
— Сию же секунду иди в операционную отца. Как можно скорее подготовься к операции.— И снова прижал трубку к уху.— Извините, что побеспокоил вас. Позвоните, пожалуйста, Самойлу Евсеевичу еще раз и скажите ему: пусть сидит дома.
Последние слова Игорь услышал уже на ходу, торопясь в отцовскую «святая святых».
Сию же секунду... Но успел ли Сергей все обдумать? До того дошло, по-видимому, что для больной — и для Сергея! — счет времени пошел на секунды. И каждая из них стоит столько же, сколько и сама жизнь. Ну что же, к секундам Сергея Игорь прибавит свои — сделает больше того, на что до сих пор был способным.
Как хорошо, что вчера Игорь видел отца за работой, придирчиво следил за каждым его движением. Без этого и Сергей не отважился бы сейчас на операцию. Он и Игорь сделают это так же точно и быстро!
Спасибо и Надийке. Конечно, Игорь и сам побежал бы на помощь Сергею. Но без ее напоминания он опоздал бы...
Стало быть, доигрался Гришко... Завтрашняя пятиминутка будет для него в этой клинике последней. Ни одна душа слова не вымолвит в его защиту. А Евецкий даже не взглянет в его сторону: зачем ему этот дурак?..
Игорь на ходу сорвал халат, засучил рукава сорочки. А влетев в предоперационную, бросил его на ближайший стул и метнулся к умывальнику.
Не успел Игорь намылить руки, как раздался власти окрик:
— Вы как сюда попали?
- За его спиной стояла пожилая женщина с поднятыми на середину лба бровями. Она смерила взглядом непрошеного гостя от шапочки до ботинок.
Игорь не сразу узнал операционную сестру: вчера он видел только ее спину.
— Добрый вечер. Меня прислал сюда Сергей Антонович. Я У него в качестве субординатора. Или ассистента.
— А-а, новый стажер...
Брови поднялись еще выше, Взгляд побежал в об-»
ратном направлении — от ботинок до шапочки. Потом хозяйка операционной взяла со стула халат, повесила на вешалку.
— Вот вы какой...— Приветливее она не стала.— Между прочим, ваш отец не позволяет себе неряшливости.— Она скосила глаза на только что повешенный его халат и пренебрежительно показала на столик слева от раковины.— Там все необходимое для ваших рук. Халат и маску, так и быть, я вам приготовлю. А с руками...— Она повела головой в сторону.— Если вы, юноша, не поможете новому коллеге, вам тут делать нечего. И исчезла в операционной.
Ну и ну! Но работает эта ведьма — каждому хирургу такую бы сестру! Потому и терпит ее отец.
Словно издалека и с большим запозданием донесся ответ на последние слова здешней хозяйки:
— Сергей Антонович сказал, чтобы я ждал его здесь.
Только теперь Игорь увидел в темном углу ссутулившуюся фигуру. Человек сидел, подсунув под табурет ноги, сливаясь с халатами на стене.
Заметив, что на него смотрят, человек попытался принять независимую позу и отрекомендовался:
— Честь имею, помощник Григория Григорьевича.
Игорь кивнул:
— Очень приятно.— Он смыл мыльную пену с рук.— Но почему вы сидите? Думаете, что во время операции для вас не найдется дела?
— Мне не кажется. Я точно знаю.
Игоря начинала разбирать злость.
— Или вы, как ваш патрон, считаете, что рабочий день закончен и вам здесь нечего делать?
Воспитанник Фармагея не смутился:
— Вам, коллега, неимоверно повезло: вы попали к Сергею Антоновичу. Он у нас чудак — от него вы не услышите ни одного резкого слова. И поучать он вас не будет. А я от своего ординатора каждый день слышу: «Клинике нужны не мыслители, а безропотные исполнители воли старших товарищей». Поневоле начинаешь забывать значение слов инициатива, поиск, самостоятельное мышление и так далее.
Игорь промолчал.
Фармагеев сателлит осмелился спросить:
— Вам никогда не приходило в голову, что на вас можно изучать законы наследственности?
Игорь прикусил губу.
А как иначе дать понять этому молокососу, что нытье в темном углу — никакая не критика? Так не лучше ли ему убраться отсюда ко всем чертям. Ну, а если требования самодовольного дурака Фармагея не дают тебе дышать, то не показывай кукиш в кармане, а... а попробуй взять пример с Сергея!
Но Игорь ответил сдержаннее:
— Или идите домой, или... Вот другой умывальник. Если вы ждете приказа, то пора быть готовым к самому трудному. Операция, которую необходимо сделать Хорунжей, сложная и рискованная. Каждая пара рук пригодится... А до этого поможете мне в обеззараживании рук. Хоть совесть у вас будет чистая.
Игорь невольно улыбнулся, когда в соседнем умывальнике заплескала вода. Он еще с большим усердием стал скрести свои руки щеткой.
Сергей вошел, когда Игорь в последний раз смывал с рук мыло. Вошел не один, а со своим степенным оруженосцем. Оба методично, словно показывали друг другу и присутствующим пример, каким спокойным и уверенным в себе должен быть хирург перед операцией, одновременно сняли халаты и, повесив их, засучили рукава.
Игорь подумал с досадой на себя: Танцюра сам догадался прийти в клинику вовремя...
Снова появилась «ведьма», но в глазах ее был полный штиль. Подойдя к столику, она подвинула к Игорю тазик с антисептическим раствором и сказала:
— Вы очень похожи на Федора Ипполитовича. Когда Гневаетесь, слышно через плотно закрытые двери. Даже интонации те же...
Игорь притворился, что не слышит.
Указав Танцюре на освободившийся после Игоря умывальник, Сергей обратился к подручному Фармагея:
— Марина Эрастовна будет здесь через десять... нет, через двенадцать минут. Как. только ее привезут сюда, вы, Корнелий Аполлонович, сразу перельете ей две ампулы крови. И до конца операции будете следить за ее пульсом. Справитесь?
Что-то стукнуло. Это носящий величавые имена уронил щетку в раковину. Но ответил сразу:
— Постараюсь... Однако должен вас предупредить! это первая операция, в которой я не буду бессловесным зрителем.
Сергей удивился:
— Бессловесным? Но ведь вчера, я вспомнил, вы были с теми, кто считал, что тромб необходимо удалить. Или это были не вы?
— Я...— Как ни старался забитый Фармагеем юноша сберечь свою невозмутимость, губы его дрогнули.
— А волноваться не надо,— успокоил его Друзь,
Ответ был полон горечи:
' — Разве вы не заметили, как я к этому приучен —- не волноваться.
Сергей положил на его плечо руку.
— Вижу... Но для пульса стерильные руки не обязательны. И времени у нас в обрез. Так что пустите к умывальнику меня. И проследите, пожалуйста, чтобы Марину Эрастовну привезли без опоздания.
Когда юноша, сорвав с вешалки свой халат, пулей выскочил из операционной, брови Серафимы Адриановны снова оказались на середине лба.
— Не слишком ли вы доверчивы, Сергей Антонович...
А тот, подумав, ответил:
— Я попрошу вас, Серафима Адриановна, когда привезут больную, сделать так, чтобы Корнелий Аполлонович сразу же нащупал у нее нужную вену, а вашей помощи не заметил. И не торопите его.
Не очень охотно брови этой сестры возвратились на свое обычное место.
— Я в вашем распоряжении, Сергей Антонович.
— Спасибо.— И Друзь обратился к Танцюре:— А вы, Саня, время от времени также интересуйтесь пульсом Хорунжей, но это не должно обижать вашего товарища. Если возникнет необходимость, вам придется стать у наркотизатора.
Танцюра молча кивнул.
Сергей оглянулся на Игоря, и его щетка замедлила движение.
— А теперь о самом главном... Операцию начнешь, Игорь, ты. У тебя опыта больше. Но больная должна быть уверена, что ты мне только помогаешь.
Снова заработала его щетка, наверстывая упущенные секунды.
Игорь вздохнул.
Чтобы ординатор ассистировал только что назначенному к нему практиканту,— где это видано? Но, должно быть, не из-за прихоти и не во имя дружбы Сергей оставляет себе вторую роль. Когда речь идет о жизни человека, не до прихоти и не до дружеских чувств, прежде всего необходима абсолютная уверенность, что друг действительно сделает все лучше, чем ты... и добудет веский аргумент для своего незаконченного спора.
Когда Серафима Адриановна по собственной инициативе начала обрабатывать ему концы пальцев, Игорь дипломатично полюбопытствовал:
— А как же тот, кого обещал прислать отец? Неужели отказался?
Сергей ответил, не оборачиваясь:
— Когда ты пришел, я как раз разговаривал об этом с Федором Ипполитовичем. Евецкий сможет прийти сюда часам к десяти. Приказал мне ждать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32