https://wodolei.ru/catalog/vanni/170x75/Universal/nostalzhi/
Отец писателя, Йожеф Цанкар, был человеком, тянувшимся к знанию. Он был одним из организаторов читального общества, которое стремилось открыть рабочим и ремесленникам путь к самообразованию. Такие общества в то время возникали во многих городах и местечках Словении. Они были очагами борьбы за национальное самосознание, за просвещение на родном языке. Именно поэтому они встречали сопротивление со стороны немецкой буржуазии, составлявшей немалую часть городского населения Словении. Буржуазия Врхники презрительно бойкотировала затею «нищих». Возможно, что окончательное разорение отца Цанкара явилось результатом этого бойкота. Йожеф Цанкар вынужден был отправиться на заработки в Боснию, оставив заботу о детях на плечах жены. Впечатления детства — вечная нужда, озлоблявшая бедняков и омрачавшая их жизнь, сытое самодовольство богатых; все унижения, какие только может принести бедность; и единственное светлое начало во всем этом — самоотверженная, скромная и всепрощающая любовь матери,— были потом десятки раз воплощены Цанкаром в его многочисленных новеллах, повестях, романах, пьесах.
Цанкар блестяще учился и завоевал себе право на стипендию в реальном училище в Любляне. Училищная молодежь жила в атмосфере общественной борьбы, происходившей в стране. Со всем юношеским пылом отдался этой борьбе и Цанкар. Он стал членом тайного ученического общества «Согласие», ставившего своей задачей бороться с австрийским влиянием на молодежь. Вместе с протестом против национального порабощения в юноше растет и отвращение к духовному гнету официальной религии; он отказывается от выполнения обрядов и посещения церкви.
В училище преподавал замечательный знаток словенской речи Фран Левец, критик и редактор журнала «Люблинский колокол»; он укрепил в Цанкаре любовь к родному языку и литературе. В конце 80-х — начале 90-х годов властителем его дум становится Антон Ашкерц (1856—1912), чья сильная и мужественная поэзия выражала мысли и настроения передовых сил словенского общества, восставших против католической реакции, свирепствовавшей в стране на рубеже XIX—XX веков. Клерикализм был оружием, которым австрийские правящие классы пытались подавить рабочее
движение, приобретавшее все больший размах, воспрепятствовать объединению рабочих с крестьянами и развитию национально-освободительного движения. Борьба против власти церкви имела в Словении глубокий социальный смысл. Не случайно выступление против католического мракобесия, в защиту разума и свободы мысли у Ашкерца сопрягалось с воспеванием величия народа, с изображением его страданий. Ашкерц был первым словенским писателем, соприкоснувшимся с жизнью рабочих, с социалистическими идеями. Преемником его стал Иван Цанкар, шагнувший по этому пути неизмеримо дальше. Глубокая проницательность, безошибочное чутье на демагогию и фарисейство, страстные поиски правды сделали его выдающимся писателем и общественным деятелем, борцом с буржуазной идеологией, проповедником идей революции.
Как и многие словенские интеллигенты, Цанкар в 1896 году отправился в Вену завершать образование. Он прожил там одиннадцать лет. Первые годы его венской жизни были очень трудными. Постоянное безденежье, порою настоящий голод; неотступная забота о том, как и где раздобыть средства к существованию. «Неприятно, если у человека нет хлеба, я это знаю очень хорошо»,— с горькой иронией писал Цанкар в эпилоге к первому сборнику рассказов. Технический факультет Цанкар бросил довольно скоро: слишком не соответствовал он тому, чем горело все его существо. Борьба людей за жизнь, за счастье, борьба против нужды и унижения — вот что занимает его мысли и становится его жизненной задачей. Его университеты — это суровые будни рабочего квартала Оттакринг, где он поселился, это груды книг по искусству, философии, политике, естественным наукам, это изучение социалистической литературы, участие в культурно-просветительской работе социал-демократической партии, это горячие споры и творческое общение с собратьями по перу, поиски новых, собственных путей в литературе.
Во время этих поисков, лихорадочных и противоречивых, молодой писатель то принимал программу натурализма, понимаемого как трезвое и правдивое изображение жизни «как она есть», то подпадал под обаяние туманного и ирреального Метерлинка и провозглашал задачей литературы выражение субъективных настроений. Первые книги его — сборник стихов «Эротика» и книга новелл «Виньетки», вышедшие в 1899 году, отразили в себе эту противоречивость.
Наряду с произведениями, в которых уже намечается свойственная зрелому Цанкару глубина проникновения в душу человека и в суть общественных явлений, в которых уже начинает разворачиваться его сатирическое дарование ( к таким произведениям принадлежит, в частности, рассказ «О человеке, который потерял убеждения»), в первых книгах были и вещи, возникшие как плод фрагментарного, натуралистического копирования жизни, произведения, где действуют странные, проходящие по жизни как сомнамбулы люди, происходят загадочные события. Но все эти очень разные по способу отражения жизни произведения пронизаны специфически цанкаровской непримиримой враждой ко всему, что давит и уродует человека. Эта вражда звучала в горьких и дерзких стихах «Эротики», тираж которой был сожжен по распоряжению люблинского епископа, в изображении тирании богатых и осмеянии их фальшивого народолюбия в «Виньетках»; порождением этой вражды были и туманные грезы, уносившие от пошлости и грязи жизни. В эпилоге к «Виньеткам» Цанкар говорит о близящейся революции: «Уже осенил дух упорства изголодавшиеся лица, сжимаются окровавленные кулаки; придет час, когда заколеблются белокаменные замки в свете кровавой зари...»
Творчество Цанкара и близких к нему по художественным устремлениям поэтов Отона Жупанчича (1878—1949), Драготина Кетте (1876—1899) и Йосипа Мурна-Александрова (1879—1901) внесло новую струю в литературную жизнь Словении. Эта «могучая кучка» ярких талантов, получившая название «Словенского модерна», выразила мироощущение поколения предгрозовой эпохи 900-х годов, эпохи бурного роста новых общественных сил и назревающих социальных переворотов. Презрение к филистерству, протест против грязи и социальной несправедливости, царящих в буржуазном мире, слияние с народной стихией, с родной природой, предчувствие освободительной миссии пролетариата, стремление к духовному раскрепощению человека, глубокий патриотизм,— таков в основных чертах комплекс идей, нашедших отражение в творчестве представителей «Словенского модерна» и, как указывает словенский критик Б. Зихерл, роднивших их с революционным романтизмом раннего Горького.
Представители «Модерна» искали новых возможностей поэтического раскрытия духовного мира своего современника. Эти поиски обусловили сложность отношения «Словенского модерна» к литературным направлениям своего времени. Поэты «Модерна» выступали против эпигонского романтизма. Салонной поэзии эпигонов романтизма «модернисты» противопоставили стихи, написанные в духе народной песни, с ее задушевностью, неподдельностью чувств, ощущением родства человека с природой. Пройдя через кратковременное увлечение натурализмом (это в особенности относится к Цанкару), они отвергли его, считая, что он не в состоянии выразить стремлений, исканий и порывов художника. На смену ему пришло увлечение декадансом как искусством предельного самовыражения. Но и аполитичный декаданс был отбро-
шен на пути к цели, становившейся все более ясной и отчетливой,— к искусству, которое бы по-новому, ярко и могуче выражало думы и настроения людей, выступающих против старого мира.
Но критикуя бессодержательность и крайний субъективизм произведений декадентов, создавая произведения, насыщенные передовыми идеями, словенские «модернисты» в поисках новых выразительных средств обращались к поэтике декаданса. Цанкар писал, что «вследствие его (декаданса.— Е. Р.) влияния чувствования стали глубже и утонченнее, а выражение их — богаче оттенками и оригинальнее».
Обращались они и к символической, а Цанкар и к экспрессионистической поэтике. Это, с одной стороны, помогало им (в особенности Цанкару и Жупанчичу) создавать образы потрясающей эмоциональной силы и размаха, но, с другой стороны, в ряде случаев приводило к некоторому усложнению поэтического языка и абстрактности.
Цанкар очень рано разгадал буржуазную суть декаданса. Уже в 1900—1901 годах он выступает с литературно-критическими статьями, в которых критикует «чистое искусство» за то, что оно «не имеет никакой связи с жизнью и великими мировыми проблемами... и в худших своих проявлениях не годится ни на что иное, как щекотать филистеров между лопаток». В статье «Униженное искусство» он противопоставляет творчеству декадентов, «которым нечего поведать людям», суровую правду искусства Толстого, его неумолимое обличение. В одном из писем 1900 года он пишет: «Сильным и осмысленным мне кажется или тенденциозное искусство Гоголя, Толстого и т. д., которое стремится отстоять социальные, политические или философские идеи могучими средствами красоты, или же искусство древних греков, Шекспира, Гете и т. д., ставящее перед собой только эстетические и этические цели. Нужна реформация и революция в политической, социальной, во всей общественной жизни, и этой реформации литература должна прокладывать путь» К
Идейный и художественный рост Цанкара шел необычайно быстро. Преодоление идейной узости декаданса и приход писателя к боевому, тенденциозному искусству обусловили мощное развитие в его произведениях анализа социальных противоречий. Реалистическое отображение общественной жизни, глубокий психологизм, политическая сатира — все то, что в «Виньетках» только пробивало себе путь,— становится ведущим началом его творчества на новом, самом плодотворном этапе, охватывающем почти все первое десятилетие XX века.
1 Письмо И. Цанкара 3. Кведер-Еловшек от 8 мая 1900 г.
В конце 1899 года Цанкар получил небольшую работу в одной из венских газет — реферирование южнославянской прессы. Ежедневно он просматривал кипу газет и журналов с родины. Эти «занятия политикой» породили в его голове, как он писал в одном из писем, «кучу новых и более умных мыслей»: созревал замысел его блестящей сатиры на буржуазных демагогов — комедии «Для блага народа», которая вышла в Любляне в 1900 году.
Комедия «Для блага народа» должна была разоблачить либерализм, показать его политическое бесплодие и своекорыстие, маскируемое болтовней о «благе народа», развенчать либералов как «единственных и подлинных защитников интересов народа».
Конкретным поводом для пьесы послужили тогдашние распри в клерикальной партии. Цанкар дал ей «более широкую основу и более глубокую мысль». Высмеять не одну только группировку, а ударить по всем буржуазным политиканам и краснобаям — вот чего добивался драматург.
Комедия вся сверкает и переливается разными оттенками смеха — от злой сатиры до веселого хохота над глупцами, возомнившими себя вождями народа. Конфликт пьесы строится на борьбе заправил словенской политической жизни за власть.
«Все прогнившее люблянское общество с его гнилыми воззрениями я вытащил на сцену. Против фразеров и фраз направлена эта комедия»,— писал Цанкар. Лоза, который в кругу «своих» цинично заявляет: «Для меня главное — мое благо», или: «Программ много; та или другая — в конце концов безразлично»,— этот самый Лоза перед лицом народа вещает о «народном благе» как единственной своей «священной» цели.
«Идеальный» поэт Стебельчик, будто бы далекий от всего «материального», но верой и правдой служащий золотому тельцу, литератор Сиротка, по-лисьи вынюхивающий, на чьей стороне сила, к кому присоединиться, глубокомысленный «тактик» Нюняр, блудливо мечтающий о собственной партии, осторожные кретины — супруги Бормотули — все это сатирические характеры, строящиеся на одной, верно схваченной черте и дающие в совокупности карикатурную картину люблинских «верхов» и их прислужников.
Разоблачение ревностных «борцов» за народное благо достигает своего апогея в сцене появления протестующей толпы под окнами Лозы. Забыв о своих распрях, «народолюбцы» и «патриоты» сплачиваются против поднимающегося народа, на сторону которого переходят те, кто не хочет продавать свою совесть Лозам и им подобным.
Шесть лет комедия не могла получить доступа на сцену. Одни критики утверждали, что пьеса лишена всякого правдоподобия, другие, наоборот, что она представляет собою карикатуру на вполне
конкретных деятелей,— но и те и другие сходились на том, что комедия «не удалась». Дирекция Люблянского театра категорически отказалась ее ставить. Только после долгой борьбы прогрессивной художественной интеллигенции в 1906 году комедия была сыграна. Пьеса нашла горячий отклик у зрителей. Один из критиков писал о премьере: «Это был триумф. Не помню, чтобы в нашем театре принимали какого-либо автора с таким воодушевлением, как вчера Цанкара... Две речи Щуки в третьем акте вызвали демонстративно громовые овации, которые повторились, когда занавес упал».
Широко развертывается в творчестве Цанкара тема разоблачения буржуазной морали. Чрезвычайно остро она поставлена в сборнике новелл «Книга для легкомысленных людей» (1901). Писатель показывает, что морально-этические «законы», царящие в современном ему обществе,— не что иное, как оковы, наложенные богатыми и власть имущими. Вся книга пронизана протестом против покорности, христианского терпения, против уродования человеческой личности рабскими условиями жизни. В новелле «В предместье» этот протест воплощен в трагической судьбе девочки из нищей семьи, которая не может понять, почему радости жизни, доступные для других, ей недоступны. Повинуясь естественному стремлению, она тянется к простым и маленьким радостям, но стремление это объявляют безнравственным и порочным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Цанкар блестяще учился и завоевал себе право на стипендию в реальном училище в Любляне. Училищная молодежь жила в атмосфере общественной борьбы, происходившей в стране. Со всем юношеским пылом отдался этой борьбе и Цанкар. Он стал членом тайного ученического общества «Согласие», ставившего своей задачей бороться с австрийским влиянием на молодежь. Вместе с протестом против национального порабощения в юноше растет и отвращение к духовному гнету официальной религии; он отказывается от выполнения обрядов и посещения церкви.
В училище преподавал замечательный знаток словенской речи Фран Левец, критик и редактор журнала «Люблинский колокол»; он укрепил в Цанкаре любовь к родному языку и литературе. В конце 80-х — начале 90-х годов властителем его дум становится Антон Ашкерц (1856—1912), чья сильная и мужественная поэзия выражала мысли и настроения передовых сил словенского общества, восставших против католической реакции, свирепствовавшей в стране на рубеже XIX—XX веков. Клерикализм был оружием, которым австрийские правящие классы пытались подавить рабочее
движение, приобретавшее все больший размах, воспрепятствовать объединению рабочих с крестьянами и развитию национально-освободительного движения. Борьба против власти церкви имела в Словении глубокий социальный смысл. Не случайно выступление против католического мракобесия, в защиту разума и свободы мысли у Ашкерца сопрягалось с воспеванием величия народа, с изображением его страданий. Ашкерц был первым словенским писателем, соприкоснувшимся с жизнью рабочих, с социалистическими идеями. Преемником его стал Иван Цанкар, шагнувший по этому пути неизмеримо дальше. Глубокая проницательность, безошибочное чутье на демагогию и фарисейство, страстные поиски правды сделали его выдающимся писателем и общественным деятелем, борцом с буржуазной идеологией, проповедником идей революции.
Как и многие словенские интеллигенты, Цанкар в 1896 году отправился в Вену завершать образование. Он прожил там одиннадцать лет. Первые годы его венской жизни были очень трудными. Постоянное безденежье, порою настоящий голод; неотступная забота о том, как и где раздобыть средства к существованию. «Неприятно, если у человека нет хлеба, я это знаю очень хорошо»,— с горькой иронией писал Цанкар в эпилоге к первому сборнику рассказов. Технический факультет Цанкар бросил довольно скоро: слишком не соответствовал он тому, чем горело все его существо. Борьба людей за жизнь, за счастье, борьба против нужды и унижения — вот что занимает его мысли и становится его жизненной задачей. Его университеты — это суровые будни рабочего квартала Оттакринг, где он поселился, это груды книг по искусству, философии, политике, естественным наукам, это изучение социалистической литературы, участие в культурно-просветительской работе социал-демократической партии, это горячие споры и творческое общение с собратьями по перу, поиски новых, собственных путей в литературе.
Во время этих поисков, лихорадочных и противоречивых, молодой писатель то принимал программу натурализма, понимаемого как трезвое и правдивое изображение жизни «как она есть», то подпадал под обаяние туманного и ирреального Метерлинка и провозглашал задачей литературы выражение субъективных настроений. Первые книги его — сборник стихов «Эротика» и книга новелл «Виньетки», вышедшие в 1899 году, отразили в себе эту противоречивость.
Наряду с произведениями, в которых уже намечается свойственная зрелому Цанкару глубина проникновения в душу человека и в суть общественных явлений, в которых уже начинает разворачиваться его сатирическое дарование ( к таким произведениям принадлежит, в частности, рассказ «О человеке, который потерял убеждения»), в первых книгах были и вещи, возникшие как плод фрагментарного, натуралистического копирования жизни, произведения, где действуют странные, проходящие по жизни как сомнамбулы люди, происходят загадочные события. Но все эти очень разные по способу отражения жизни произведения пронизаны специфически цанкаровской непримиримой враждой ко всему, что давит и уродует человека. Эта вражда звучала в горьких и дерзких стихах «Эротики», тираж которой был сожжен по распоряжению люблинского епископа, в изображении тирании богатых и осмеянии их фальшивого народолюбия в «Виньетках»; порождением этой вражды были и туманные грезы, уносившие от пошлости и грязи жизни. В эпилоге к «Виньеткам» Цанкар говорит о близящейся революции: «Уже осенил дух упорства изголодавшиеся лица, сжимаются окровавленные кулаки; придет час, когда заколеблются белокаменные замки в свете кровавой зари...»
Творчество Цанкара и близких к нему по художественным устремлениям поэтов Отона Жупанчича (1878—1949), Драготина Кетте (1876—1899) и Йосипа Мурна-Александрова (1879—1901) внесло новую струю в литературную жизнь Словении. Эта «могучая кучка» ярких талантов, получившая название «Словенского модерна», выразила мироощущение поколения предгрозовой эпохи 900-х годов, эпохи бурного роста новых общественных сил и назревающих социальных переворотов. Презрение к филистерству, протест против грязи и социальной несправедливости, царящих в буржуазном мире, слияние с народной стихией, с родной природой, предчувствие освободительной миссии пролетариата, стремление к духовному раскрепощению человека, глубокий патриотизм,— таков в основных чертах комплекс идей, нашедших отражение в творчестве представителей «Словенского модерна» и, как указывает словенский критик Б. Зихерл, роднивших их с революционным романтизмом раннего Горького.
Представители «Модерна» искали новых возможностей поэтического раскрытия духовного мира своего современника. Эти поиски обусловили сложность отношения «Словенского модерна» к литературным направлениям своего времени. Поэты «Модерна» выступали против эпигонского романтизма. Салонной поэзии эпигонов романтизма «модернисты» противопоставили стихи, написанные в духе народной песни, с ее задушевностью, неподдельностью чувств, ощущением родства человека с природой. Пройдя через кратковременное увлечение натурализмом (это в особенности относится к Цанкару), они отвергли его, считая, что он не в состоянии выразить стремлений, исканий и порывов художника. На смену ему пришло увлечение декадансом как искусством предельного самовыражения. Но и аполитичный декаданс был отбро-
шен на пути к цели, становившейся все более ясной и отчетливой,— к искусству, которое бы по-новому, ярко и могуче выражало думы и настроения людей, выступающих против старого мира.
Но критикуя бессодержательность и крайний субъективизм произведений декадентов, создавая произведения, насыщенные передовыми идеями, словенские «модернисты» в поисках новых выразительных средств обращались к поэтике декаданса. Цанкар писал, что «вследствие его (декаданса.— Е. Р.) влияния чувствования стали глубже и утонченнее, а выражение их — богаче оттенками и оригинальнее».
Обращались они и к символической, а Цанкар и к экспрессионистической поэтике. Это, с одной стороны, помогало им (в особенности Цанкару и Жупанчичу) создавать образы потрясающей эмоциональной силы и размаха, но, с другой стороны, в ряде случаев приводило к некоторому усложнению поэтического языка и абстрактности.
Цанкар очень рано разгадал буржуазную суть декаданса. Уже в 1900—1901 годах он выступает с литературно-критическими статьями, в которых критикует «чистое искусство» за то, что оно «не имеет никакой связи с жизнью и великими мировыми проблемами... и в худших своих проявлениях не годится ни на что иное, как щекотать филистеров между лопаток». В статье «Униженное искусство» он противопоставляет творчеству декадентов, «которым нечего поведать людям», суровую правду искусства Толстого, его неумолимое обличение. В одном из писем 1900 года он пишет: «Сильным и осмысленным мне кажется или тенденциозное искусство Гоголя, Толстого и т. д., которое стремится отстоять социальные, политические или философские идеи могучими средствами красоты, или же искусство древних греков, Шекспира, Гете и т. д., ставящее перед собой только эстетические и этические цели. Нужна реформация и революция в политической, социальной, во всей общественной жизни, и этой реформации литература должна прокладывать путь» К
Идейный и художественный рост Цанкара шел необычайно быстро. Преодоление идейной узости декаданса и приход писателя к боевому, тенденциозному искусству обусловили мощное развитие в его произведениях анализа социальных противоречий. Реалистическое отображение общественной жизни, глубокий психологизм, политическая сатира — все то, что в «Виньетках» только пробивало себе путь,— становится ведущим началом его творчества на новом, самом плодотворном этапе, охватывающем почти все первое десятилетие XX века.
1 Письмо И. Цанкара 3. Кведер-Еловшек от 8 мая 1900 г.
В конце 1899 года Цанкар получил небольшую работу в одной из венских газет — реферирование южнославянской прессы. Ежедневно он просматривал кипу газет и журналов с родины. Эти «занятия политикой» породили в его голове, как он писал в одном из писем, «кучу новых и более умных мыслей»: созревал замысел его блестящей сатиры на буржуазных демагогов — комедии «Для блага народа», которая вышла в Любляне в 1900 году.
Комедия «Для блага народа» должна была разоблачить либерализм, показать его политическое бесплодие и своекорыстие, маскируемое болтовней о «благе народа», развенчать либералов как «единственных и подлинных защитников интересов народа».
Конкретным поводом для пьесы послужили тогдашние распри в клерикальной партии. Цанкар дал ей «более широкую основу и более глубокую мысль». Высмеять не одну только группировку, а ударить по всем буржуазным политиканам и краснобаям — вот чего добивался драматург.
Комедия вся сверкает и переливается разными оттенками смеха — от злой сатиры до веселого хохота над глупцами, возомнившими себя вождями народа. Конфликт пьесы строится на борьбе заправил словенской политической жизни за власть.
«Все прогнившее люблянское общество с его гнилыми воззрениями я вытащил на сцену. Против фразеров и фраз направлена эта комедия»,— писал Цанкар. Лоза, который в кругу «своих» цинично заявляет: «Для меня главное — мое благо», или: «Программ много; та или другая — в конце концов безразлично»,— этот самый Лоза перед лицом народа вещает о «народном благе» как единственной своей «священной» цели.
«Идеальный» поэт Стебельчик, будто бы далекий от всего «материального», но верой и правдой служащий золотому тельцу, литератор Сиротка, по-лисьи вынюхивающий, на чьей стороне сила, к кому присоединиться, глубокомысленный «тактик» Нюняр, блудливо мечтающий о собственной партии, осторожные кретины — супруги Бормотули — все это сатирические характеры, строящиеся на одной, верно схваченной черте и дающие в совокупности карикатурную картину люблинских «верхов» и их прислужников.
Разоблачение ревностных «борцов» за народное благо достигает своего апогея в сцене появления протестующей толпы под окнами Лозы. Забыв о своих распрях, «народолюбцы» и «патриоты» сплачиваются против поднимающегося народа, на сторону которого переходят те, кто не хочет продавать свою совесть Лозам и им подобным.
Шесть лет комедия не могла получить доступа на сцену. Одни критики утверждали, что пьеса лишена всякого правдоподобия, другие, наоборот, что она представляет собою карикатуру на вполне
конкретных деятелей,— но и те и другие сходились на том, что комедия «не удалась». Дирекция Люблянского театра категорически отказалась ее ставить. Только после долгой борьбы прогрессивной художественной интеллигенции в 1906 году комедия была сыграна. Пьеса нашла горячий отклик у зрителей. Один из критиков писал о премьере: «Это был триумф. Не помню, чтобы в нашем театре принимали какого-либо автора с таким воодушевлением, как вчера Цанкара... Две речи Щуки в третьем акте вызвали демонстративно громовые овации, которые повторились, когда занавес упал».
Широко развертывается в творчестве Цанкара тема разоблачения буржуазной морали. Чрезвычайно остро она поставлена в сборнике новелл «Книга для легкомысленных людей» (1901). Писатель показывает, что морально-этические «законы», царящие в современном ему обществе,— не что иное, как оковы, наложенные богатыми и власть имущими. Вся книга пронизана протестом против покорности, христианского терпения, против уродования человеческой личности рабскими условиями жизни. В новелле «В предместье» этот протест воплощен в трагической судьбе девочки из нищей семьи, которая не может понять, почему радости жизни, доступные для других, ей недоступны. Повинуясь естественному стремлению, она тянется к простым и маленьким радостям, но стремление это объявляют безнравственным и порочным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21