Роберт нырнул и подхватил тонущего. Холодные пальцы незнакомца впились в него и тянули ко дну. В голове загудело. Роберт все глубже уходил в зеленоватую прохладную бездну.
Роберт Силмалис очнулся только на берегу. Над ним склонился, весь расплывшись в улыбке, Джек Диксон.
— Ну вот мы и в Барселоне... В Испании,— сказал Джек.— Пощупай землю! Чувствуешь, какая теплая?
Роберт опустил онемевшую руку. Пальцы ощутили живительное тепло земли, глаза слепил солнечный свет. Он с трудом поднялся, взглянул на друга и сказал:
— Спасибо, Джек! И в бою будем держаться вместе...
— Да будет так! Победа или смерть!
МАЛЕНЬКИЙ ПРОДАВЕЦ ВИНА
То, о чем я вам расскажу, не сказка, не выдумка,, а действительный случай из жизни. Поэтому я постараюсь описать его без всяких прикрас, именно так, как мне поведал очевидец — испанский крестьянин из деревни Монтеалегро.
На исходе июля 1936 года из Монтеалегро выехал длинный обоз. Он состоял из десяти подвод, груженных большими бочками с вином. В повозки были запряжены, как это принято в Испании, мулы и ослы. Ослы слишком хитры, чтобы тащить повозку, если следом за ними идут их старшие братья — мулы. Это коварное свойство ослов известно всем испанским крестьянам. И если ослов и поныне запрягают в одну упряжку с мулами, то отнюдь не затем, чтобы они помогали тащить ' тяжелый воз, а чтобы шли впереди и вели за собой всю упряжку. Испанские крестьяне ездят без вожжей, и, когда надо менять направление, они кричат: «Направо!», «Налево!», «Прямо!» Крестьяне утверждают, что длинноухая скотина выполняет эти команды лучше, чем фашистский солдат.
Подводы направлялись в город Альбасете, на них везли продавать прошлогодний урожай — перебродивший виноградный сок. В середине обоза ехал мальчик, сын крестьянина Адольфо Ферреры — Хуанито.
Отец Хуанито занемог перед самым отъездом. Он вообще часто болел в последнее время: давали о себе знать четыре года тюремного заключения.
Когда крестьяне Монтеалегро стали запрягать мулов, Хуанито сказал:
— Отец, разреши мне поехать продавать вино. Пока
тебя не было, мне не раз доводилось возить вино в город. Можешь на меня положиться.
— В самом деле, Хуанито, поезжай, а я останусь дома. Что-то кости ломит. Да и дни такие тревожные... Как бы гроза не разразилась.
— Гроза?! Ты шутишь, отец. Время дождей еще далеко.
— Ах ты, глупыш,— усмехнулся отрц, запрягая мулов.— Бывает, молния и в ясную погоду ударит.
— Я такого еще никогда не видел,— карабкаясь на винную бочку, ответил Хуанито.— Ну, отец, до свидания! Я думаю, что молния не ударит в нашу бочку... Прямо!.. Направо! — громко закричал он, и подвода выехала на улицу. Хуанито присоединился к остальным ездокам, и длинный обоз не спеша тронулся в путь.
Было жарко и душно. Среди высохших долин и серых гор оазисами в пустыне зеленели виноградники и чахлые оливковые рощи. Вокруг колодцев под палящим солнцем медленно двигались ослы, крутя большие водяные колеса. Сверкающие струи стекали в каменные желоба и по извилистым бороздам бежали между земляными орехами, помидорами и огурцами.
Дорога была ухабистая и каменистая. Подводы, скрипя, переваливались из одной колеи в другую. Перед крутыми подъемами возчики соскакивали с огромных бочек и притормаживали колеса. Ослы, пошевеливая длинными ушами, шагали осторожно, выбирая дорогу поровнее.
Когда длинный обоз добрался до асфальтированного шоссе, ведущего от городка Альмансо в Альбасете, возчики опять взобрались на бочки с вином. Взрослые задымили трубками, а Хуанито, размахивая камышовым хлыстом, заменявшим ему кнут, запел.
Это была песня, которой он научился от отца, когда был еще совсем маленьким. Вечерами у них в доме часто собирались местные крестьяне. Они подолгу разговаривали, о чем-то горячо спорили, а потом начинали петь. Много хороших песен запомнил с тех пор Хуанито, но эта больше всего нравилась ему, может быть потому, что была очень несложной:
Свобода! А-а-а-а-а-а!
Свобода' А-а-а-а-а-а!
Если меня спросят, что всего дороже,
Без раздумий отвечу — свобода.
Если злобный враг на нее посягнет,
Я жизнь свою отдам за нее, Свобода! А-а-а-а-а-а-а! Свобода! А-а-а-а-а-а! Олэ!
— Олэ! — подтягивали мальчику остальные возчики.— Олэ!
— Олэ! — откликалось эхо далеко в горах Чинчильи.
Асфальтированное шоссе привело к каменистым холмам и, извиваясь, стало взбираться в гору. На вершине горы причудливыми шапками средневековых рыцарей поднимались зубчатые края башен. Слепые глазницы темных решетчатых окон выходили на голые горные хребты. Мрачные башни опоясывала гранитная стена с бойницами.
Это была Чинчильская крепость, которая всегда * внушала ужас окрестным жителям. Крестьяне, проезжая мимо, погоняли ослов, чтобы скорее миновать это мрачное место.
Хуанито задумчиво склонил голову. Четыре года томился в мрачных подвалах этой крепости его отец. Четыре долгих года! Когда в дом пришли жандармы с причудливыми капюшонами на головах, они надели отцу железные наручники, издеваясь при этом:
— Спеши наглядеться на солнце, проклятый бунтарь! В подземельях Чинчильи тебе его не видать!
Да, так было в то время. Но теперь в Испании правят республиканцы. Они освободили отца, и никто больше не заточит его в тюрьму. У отца есть дома винтовка, пусть только попробует его кто-нибудь тронуть!
И Хуанито вновь запел:
Свобода! А-а-а-а-а-а!
Поздним вечером запыленные торговцы вином добрались до города Альбасете и остановились у станции. Выпрягли животных и сводили на водопой к колодцам. Возвратившись, они привязали ослов и мулов к повозкам и бросили им под ноги по охапке сладких коричневых стручков. Управившись с этим, Хуанито пошел прогуляться по городу. Была душная ночь. От раскалившейся за день каменной мостовой и стен домов струился горячий воздух. Длинные пальмовые листья в садах повисли, точно крылья перелетных птиц, которые, отправляясь в Африку, часто отдыхали в здешних горах. Улицы непривычно опустели. Лишь изредка за камышовыми шторами слышались приглушенные голоса.
Внезапно ночную тишину раскололи выстрелы в разных концах города. Пули со свистом летели по улицам, впиваясь в стены домов. В воздух взвилась белая ракета. За ней последовала красная в противоположном конце города. Ракеты описали плавные дуги и, падая на землю, рассыпались светящейся пылью.
В городе поднялся переполох. По камням мостовой прогрохотали шаги военного патруля. Стрельба усилилась. Хуанито побежал обратно на станцию. Позади него кто-то закричал, раздалось несколько выстрелов. Мимо ушей Хуанито просвистели пули, но он мчался со всех ног и пришел в себя, лишь когда запыхавшись, добежал до подвод, под которыми как ни в чем не бывало спали его спутники.
— Поднимайтесь! Вставайте! — закричал Хуанито.— В городе стрельба!..
Грохнул артиллерийский залп. Земля дрогнула, и небо озарилось багровой вспышкой.
По улице мчалась толпа вооруженных людей в синих спецовках. Они подбежали к станции, один из них расставил всех на посты, затем, подойдя к подводам, строго крикнул:
— Вставайте и идите на помощь! Или вы хотите, чтобы фашисты перерезали горло испанскому народу!
— Мы ничего не знаем,— запинаясь, проговорил один из крестьян.— Мы из Монтеалегро, привезли вино продавать...
— На улицах льется кровь, а они, видите ли, привезли вино! Кто вы в конце концов — республиканцы или враги республики?! — возмутился человек в спецовке.
— В Монтеалегро все за республику,— оправдывались крестьяне.
— Тогда идите на помощь! Республика в опасности! Фашисты вместе с жандармами и офицерами собираются устроить нам кровавую баню. Помогите отстоять станцию!
— Но у нас нет винтовок,— проворчал старый крестьянин.
— Винтовок? Когда займем казармы, получите. А сейчас хватайте камни, колья...
Крестьяне принялись строить баррикады. Скатив с подвод винные бочки, они загородили ими входы на станцию. Хуанито выламывал булыжники из мостовой и складывал их за бочками в кучи.
В тревожном ожидании прошла ночь. Стрельба по-
степенно удалялась в сторону Чинчильских гор, а к утру все стихло.
По улицам расхаживали вооруженные патрули рабочей гвардии. На станцию пришел человек в спецовке, который ночью расставлял посты.
— Город в наших руках,— сообщил он.— Заговорщиков оттеснили в Чинчильские горы, теперь у нас много оружия. Идемте с нами!
Хуанито обрадовался. Наконец-то они получат оружие и станут настоящими бойцами! Жаль что его не видит отец!
— Винтовки мы возьмем, но оставаться здесь нам нельзя,— сказали крестьяне.— Надо отправляться домой. Мыть, и в Монтеалегро ждут нашей помощи.
— Вам туда не проехать,— ответил гвардеец.— Мы хотели отправить в Альмансо оружие и боеприпасы, но все перевалы Чинчильской возвышенности заняты фашистами. Они засели в старой крепости. Погодите пару дней, пока выкурим их оттуда!
— Дайте мне оружие, я провезу! — предложил Хуанито, подойдя к гвардейцу.
— Подожди, пока молоко на губах обсохнет,— полушутя-полусерьезно ответил гвардеец.— Как это ты его повезешь? Фашисты тебя живьем на вертел посадят.
— Спрячем винтовки и патроны в винную бочку. Меня никто не задержит, уверяю вас!
— Смотри, какой герой! — рассмеялся мужчина, ласково потрепав грубой рабочей рукой смуглые щеки Хуанито.— Как же тебя зовут?
— Меня зовут Хуано Феррера. Мой отец — крестьянин деревни Монтеалегро.
— Что? Сын Адольфо Феррера! Да я четыре года просидел вместе с твоим отцом в подвалах Чинчильи... Хорошо, пойдем со мной в штаб!
Час спустя Хуанито вернулся на станцию. Теперь он пришел сюда как бывалый боец. С помощью попутчиков он спустил из самой большой бочки вино. Наполнил им объемистую кожаную бутылку, остальное утекло по мостовой к водостоку. Бочку опять вкатили на подводу, запрягли мулов и осла. Затем мальчуган, важно помахивая длинным камышовым прутом, двинулся по улице, ведущей в казармы.
Под вечер по направлению к Чинчильской крепости выехала подвода с большой винной бочкой. На бочке
сидел мальчик и громко погонял медлительных животных:
— Но-о! Но-о! Пошевеливайтесь!
Он миновал передовые посты республиканцев, замаскированные за гранитными выступами, и исчез в горах.
Солнце опустилось за горизонт, и почти совсем стемнело. Мальчик ехал, поминутно покрикивая:
— Эй, осел! Пошевеливайся, что ли! Но-о!
Крутая дорога и обступившие ее с обеих сторон скалы свидетельствовали о том, что крепость уже недалеко, хотя в темноте еще ничего нельзя было разобрать. Немного погодя впереди замелькали огни и послышались выстрелы. Чтобы не угодить под пули, мальчик соскочил с подводы и, укрываясь за скалами, пробирался вдоль дороги, покрикивая:
— Эй, осел! Пошел, пошел скорее!..
— Стой! — раздался строгий окрик впереди.
У Хуанито задрожали колени. Он проворно выскочил на дорогу и остановил подводу.
— Кто едет? — спросил тот же голос.
— Продавец вина с пустой бочкой, четырьмя мулами и одним ослом,— ответил Хуанито.
Из темноты вынырнули четверо вооруженных мужчин. Они подошли к подводе и сердито закричали на мальчугана:
— Чего ты здесь околачиваешься, карапуз* ночью в боевой зоне! Пулю, что ли, хочешь заработать?
— Если бы я знал, что здесь боевая зона, я бы не поехал.
— Так хоть вина бы нам привез, баранья твоя голова. Раскатывают тут с пустой бочкой!
— Сеньор,— возразил Хуанито,— вы, наверное, в темноте не видите. У меня на плечах не баранья голова, а такая же, как у вас. А вина я не привез потому, что не думал встретить покупателя ночную пору на дороге.
— Придержи язык, или мы его камнем тебе придавим! Говори, где живешь и куда едешь?
— Я живу неподалеку, в селении Эльвильяр,— солгал мальчик.— Разрешите мне ехать, мулы проголодались, и отец меня дома ждет.
— А у твоего отца есть еще вино?
— Да, сеньор, превосходная малага. И целый мешок миндаля. Если позволите мне уехать, я утром принесу.
— Тебе нельзя доверять, маленький бездельник!
Один из нас отправится с тобой. Только скажи — твой отец республиканец или фалангист?
— Этого я не знаю, сеньор. Я знаю только, что он крестьянин,— ответил мальчик.
— Это значит, что его следует повесить. Все испанские крестьяне сторонники республики. Если твой отец не даст нам вина и миндаль, мы его повесим. Понимаешь ли ты, мякинная башка, что значит вино и миндаль для человека, который целый день ничего не ел? — кричал постовой.— Садись в повозку и поезжай что есть духу! А ты, Анатолио, садись рядом с ним! Если обещанное не будет доставлено через несколько часов, берегись! Завтрашний зной нам без вина не выдержать.
Хуанито уселся на подводу, и вслед за ним полез один из фалангистов.
Мулы побежали под гору. Хуанито даже забыл о тормозах. Порою казалось, что подвода врежется в обступившие дорогу скалы и драгоценный груз разобьется.
— Потише! — кричал за его спиной фалангист.
— Ничего, сеньор! Не бойтесь, в мою повозку запряжен хороший осел,— ответил Хуанито.
Когда подвода спустилась в долину, колеса покатились медленнее. Хуанито вытащил флягу с вином:
— Это я припрятал для вас, сеньор, чтобы не скучать в дороге. Берите и пейте!
Тот жадно схватил флягу обеими руками и, запрокинув голову, стал лить вино в горло. Когда фляга опустела, он, утирая рот, спросил:
— Мальчик, деревня еще далеко?
— Да, сеньор, еще порядочно.
— Тогда я немного вздремну. Разбуди меня, когда покажется деревня!
— Как прикажете, сеньор. Если я ее в темноте не замечу, то заметит мой осел,— успокоил Хуанито.— Другого такого умного осла не сыщешь во всей Испании. Как-то он сорвался с привязи у колодца и с завязанными глазами направился домой, крича, как будто его бьют. Мой осел, когда приближается к дому, всегда кричит...
Но фалангист уже не слышал. Вцепившись в веревки, которыми была привязана бочка, он захрапел. Вино оказалось достаточно крепким, чтобы свалить его с ног.
Хуанито не терял времени. Карманным ножом он осторожно перерезал ремень, на котором висел автомат,
и, сняв его с груди врага, крепко прижал к своему боку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90