Он даже тайком проверил, не расстегнулась ли
ширинка, ведь мед развязывает не только языки, но и мышцы,
стянутые в тугой узел.
Он знал, что, как бы его не напоили, он не сболтнет
лишнего. Ковшик меда показался крепким, даже слишком. Он не
сразу понял, что здесь наверняка добавили какие-то травы.
Проклятые колдуны, всех бы прибить клиньями к деревьям и
оставить воронью!
Голова кружилась, он прилагал усилия, чтобы держаться
ровно. Ольха следила за его лицом внимательно. На полных губах
проскользнула усмешка. Голос был все так же чист и холоден:
-- Надеюсь, наш мед пришелся по вкусу.
-- Не только, -- ответил Ингвар. -- Искоростень так же
хорош, как этот кабанчик.
Он оторвал жареную ногу, с наслаждением вонзил зубы. Во
рту стало горячо, потек сладкий пахучий сок. Он обнаружил, что
голоден до спазм в желудке.
Ольха наблюдала, как он хищно хватает ломти мяса, запивает
брагой, ест рыбу, едва выплевывая кости, половинку кабанчика
ухомякал он, а еще и съел почти всех раков на блюде, подливу
вытер куском хлеба и съел тоже. Он не суеверен, она знала.
Сегодня будет есть хлеб-соль, завтра скрестит мечи. А то и
ударит в спину.
Руки его были сильные, жилистые. Пальцы длинные, гибкие,
но в них чувствуется мощь. Да и как ест, как двигается, как
смотрит -- в нем живет хищный, зверь, полный сил,
стремительный, опасный, но в то же время коварный и хитрый.
Странно, ей нравилось, как он ел. Готовила она сама, хотя
ей помогала дюжина женщин. Надо только не проговориться, а то
вовсе запрезирает княгиню-стряпуху. Только-только начал
уважать, посматривает зло, она замечает и моменты
растерянности, а во всех племенах слышали, что Ингвара, воеводу
Вещего Олега, невозможно припереть к стене!
-- Я слышал, -- сказал Ингвар с набитым ртом, -- что ваш
сосед. Великий Войт дулебов, объявил сбор местных вождей?
Ольха ответила с некоторой заминкой, которую он заметил:
-- Не... знаю. У древлянских племен свои сборы.
-- Как вы отличаете одно племя от другого, -- удивился
Ингвар. -- Язык один, лапти на всех одинаковы. А верно говорят,
что дулебы готовятся сбросить иго гнусных, мерзких,
отвратительных пришельцев, которые огнем дышат, младенцев едят
на завтрак, девственниц -- на обед, а на ужин гложут спелых
женщин? Я говорю о русах, если вы не догадались.
-- А что тут догадываться? -- удивилась она. -- Хоть вы и
попытались облагородить свое племя, умолчав о самых гнусных
привычках, но все же понятно... А дулебы, думаю, освободятся.
Там мужики, а не тряпки. Вы вскидываете брови? Что-то не так?
Или в вашем племени нет мужиков, чтобы понять наших?
Он швырнул кость под стол, засмеялся грохочуще:
-- Нет, конечно! Мужики это здесь, у вас. У дулебов и
вообще -- славян.
-- А у вас? -- спросила она язвительно, но несколько
сбитая с толку.
-- У нас -- мужчины. А быть мужчиной это... словом, это не
просто мужиком. С мужчин спрашивается больше.
Она выглядела озадаченной, глаза слегка округлились. Шум и
возгласы прервали их разговор. В палату ворвались пестро одетые
скоморохи, ряженые с бубнами и гудками. Баба в тулупе с мехом
наверх взобралась на спину толстого мужика, орала благим матом.
Видимо, это было для веселья, древляне смеялись и что-то орали
одобряющее.
Перед Ольхой поставили расписное блюдо с крохотными
комочками, покрытыми коричневой корочкой. Запах распространился
такой, что даже Ингвар, который уже насытился, снова ощутил
желание почувствовать во рту эти нежнейшие тушки дроздов,
зажаренные прямо с косточками.
Нет, сказал он себе, ее убивать нельзя. Конечно, вовсе не
из-за доброго сердца. Вместо убитой древляне тут же изберут
другую. Точнее, другого. Поэтому пленный княжеский род нужно
истреблять целиком. Всю родню со стороны отца и матери, даже
троюродных братьев и племянников. Пока Ольха жива, в
древлянской земле нового князя не изберут!
Он перевел сумрачный взор на младших братьев. Несмотря на
свою детскую отвагу и задор, оба заерзали на своих чересчур
широких стульях, опустили головы. Горящий мрачным огнем взор
руса был полон жестокости и, хуже того, предвещал беду.
Ингвар допил медовуху, откинулся на спинку стула. Взгляд
его был по-прежнему острым, как у хищной птицы, но губы
медленно растянул в усмешке:
-- Ладно. День был нелегким. Нам пришлось пробираться
через болота, растаскивать завалы, которые какие-то дурни
навалили на дорогах... Удивляюсь, зачем? Прошу позволения
удалиться со своими людьми.
Ольха величественно наклонила голову:
-- Позволяю.
-- Спасибо, -- поклонился Ингвар так низко, что даже у пса
под столом не было сомнения, что чужак намеревается оскорбить
княгиню.
Пес оторвался от кости, выказывая неподкупность, зарычал,
а Ольха замедленно кивнула.
-- На здоровье, -- сказала она ясным голосом, при звуках
которого у него снова зачесались руки от жажды стиснуть пальцы
на ее нежной шее, чтобы услышать хрип.
Он пошел на другой конец палаты к своим людям. Те уже
закончили трапезу, неспешно и без охоты отхлебывали кислый
квас, переговаривались тихими голосами. Ингвар ловил на себе их
взгляды. Его малая дружина все еще ждала от него условного
знака!
Рано, напомнил себе Ингвар. Не случайно, он чувствует себя
не по себе. Похоже, опять его переиграли, но хуже всего, что не
может понять, где и в чем. Только неясное ощущение поражения,
смутная досада вперемешку с всплесками злости, когда встречался
с ее ясным взглядом.
Дружинники с грохотом поднялись при его приближении.
Крепкие, закаленные, с конца копья вскормленные, в шоломах
взлелеянные. Самых надежных дал ему Олег, чуял, что придется
непросто. Зря тогда обиделся на великого князя: я-де сам один
поеду, все сделаю?
-- Пора посмотреть, -- сказал он громко, -- что нам
приготовили за постели. Сами живут в болотах, так что не знаю,
не знаю...
Дружинники ответили сдержанными смешками. Ольха и даже ее
малолетние братья сделали вид, что не услышали.
Когда русы покинули палату, ведомые гриднями, древляне с
явным облегчением закончили трапезу и разошлись. Если для людей
Ингвара был тяжелым день, то для них будет тяжелой и ночь.
Стражу придется утроить, людям Олега доверять нельзя. А его
воеводе Ингвару, самому коварному, нельзя доверять даже
связанному и брошенному в подвал. Но в подвал бросить пока что
нельзя, однако двери, где ночуют его дружина, можно закрыть на
засовы и даже подпереть бревнами.
Ольха испустила долгий вздох. Только сейчас уловила запах
остывающих блюд, дразнящий аромат запеченных в подливе из ягод
нежных куропаток: Сама готовила, но сейчас все показалось
пресным. Словно вся соль и весь перец ушли с этим злым
человеком.
-- Что теперь? -- спросил Павка, когда они оказались в их
палате.
Ингвар покосился на дулебских гридней. Те как обросшие
плесенью столбы стояли в коридоре, прислонившись к стенам. Даже
голов не поворачивают вслед, только глазные яблоки едва не
вылезают из орбит, словно все не могут надивиться на
бритоголовых и безбородых мужчин. Уши их, по словам острого на
язык Павки, за ночь вытянутся на две трети. А тому, кто в
ночном храпе русов выловит что-то важное, княгиня даст пряник.
Павка понял взгляд воеводы, протяжно зевнул, потянулся, и
Боян, который тоже понимал с полуслова, тут же захлопнул двери,
очень вежливо пожелав стражам доброй ночи.
-- Утро вечера мудренее, -- повторил Ингвар поговорку
русов. -- Это мы здесь. Малая часть! А дружина в лесу. Я
оставил за себя Влада.
Павка зябко передернул плечами:
-- Не хотел бы я проснуться с перерезанным горлом.
-- С перерезанным не проснешься.
-- Верно! Тогда буду спать спокойно.
Боян, Окунь, остальные русы неторопливо и деловито снимали
кольчуги, разоблачались, готовясь ко сну. Ничего не спрашивали,
воевода сам скажет, когда придет время.
Ингвар придирчиво осмотрел толстые дубовые двери. Все
сделано без единого гвоздика, на шипах да пазах. Как и столы,
лавки, лежанки, стены, крыша, подпол... Все из дерева. Недаром
же -- древляне. Впрочем, в Киеве то же самое. Как и в других
местных племенах. Если сжечь весь Искоростень, а это стольный
град древлян, то отстроится за то же лето. Такой же в точности,
а то и краше. Здесь топоры точат каждый день, топорами играют,
с топорами спать ложатся. И сейчас вон даже в потемках топоры
как дятлы стучат!
Сила древлян, подумал он сумрачно, что любой дом, как
сарай, баню или конюшню, можно разобрать по бревнышку,
перевезти в другое место, а там собрать. Да и легко заменять
сгнившие бревна, подпорченные, погрызенные жуками и красными
муравьями. А если бревна смолистые, проветриваются, скажем, под
крышей, то износу им нет... Но в атом и слабость древлян.
Тяжело строить из каменных глыб, за лето не управиться,
обычный дом-крепость строят лет по пять, а добротный замок --
хорошо, если в десяток лет управишься. Но каменные стены
надежнее при защите. А в столь смутные времена что есть важнее?
Деревянная крепость, сколь не велика доблесть защитников,
уязвима. А он, Ингвар, из тех воевод, которых уже умеет их
брать на копье!
-- Отдыхайте, -- велел он строго. -- Завтра нам предстоит
долгий путь.
Лишь Павка рискнул спросить:
-- Куда?
-- Обратно в Киев, -- бросил Ингвар. -- Мы сделали даже
больше, чем хотел князь Олег.
Ночь опустилась густая, как смола. Воздух был тяжелый,
настоянный на ядовитых испарениях болот, сырой земли, гниющих
стволов и прогнившего мха. Луна еще не взошла, а слабый свет
звезд не мог осветить даже темное небо.
Ольха, не в состоянии заснуть, когда такие гости в ее
крепости, набросила плащ и вышла из светлицы. Постель осталась
не разобранной, а горстка ягод на блюде нетронутой.
Постояв, пока привыкнут глаза к темноте, постепенно
уловила движение в двух саженях слева, гридень скреб ногтями
спину, затем услышала запах старого сала сверху, там явно Вяз,
большой любитель сала, а уже когда решилась сойти с места, ее
слуха коснулся шепот:
-- Княгиня... если что... только шумни.
-- Спасибо, -- ответила шепотом, вздрогнув, -- почему не
спишь, Корчак?
-- Потому же, что и ты, княгиня.
-- Спасибо. А на воротах как?
-- Стража утроена. Но кроме явных, в потайных местах еще я
поставил с самострелами. Ингвар носит кольчугу под рубашкой.
Пусть только попробует что-нибудь.
-- Хорошо бы попробовал, -- сказала она с надеждой. --
Боги нам не простят вероломства, а вот если бы он сам нарушил!
Глаза уже хорошо различали узкий проход. Верхушки дальних
деревьев озарились слабым лунным светом. Скоро луна выйдет
из-за леса и осветит гигантское поле с их крепостью. Это скорее
поможет людям Ингвара, потому что древляне и в полной тьме
знают каждую ямку и каждое бревнышко в ограде.
-- Пусть особо следят за полем, -- предупредила она. --
Чтобы елочки не подошли слишком близко!
Два года назад одно из древлянских племен попалось на этот
крючок Ингвара. Ночью дозорные следили за лесом, высматривали
конников русов, или хотя бы множество ползущих людей с
лестницами, но не обратили внимания на множество елочек, что
отделились от леса, медленно переползали по вырубленному полю.
Теперь это кажется диким, почему не заметили, все же ясно, но
тогда, как выяснилось, многие видели эти елочки, дивились как
быстро выросли, некоторые даже намеревались днем срубить.
Та крепость была взята почти без боя. Ингвар сам пробрался
под прикрытием елочки прямо к воротам, перелез, убил трех
дозорных, открыл ворота, пока другие кололи как кабанов стражей
на стенах. Ворвавшаяся дружина зарезала князей в постелях.
-- Ни елочки, ни кочки, -- услышала она голос, -- ни
летучая мышь! Их в лесу еще сотни две, а то и больше.
-- Кто-нибудь их видел?
-- Нет. Я посылал людей, но ни один не вернулся.
Неслышным шагом она пошла прочь. Старого воеводы так и не
увидела, а его голос доносился то справа, то слева, то вроде бы
даже сверху. Он умел выбирать места для стражей, умел строить
оборону.
Обойдя терем, она поднялась по узким ступенькам на
сторожевую башню. Сейчас там пусто, лучшие дозорные выдвинуты
за стены крепости. Кто затаился, прижавшись к земле, слушает
шумы, шорохи, в такую тихую ночь можно зачуять ползущего
человека за сотни саженей, другие пробрались к самому лесу,
издали следят за дружиной. Ежели что, они первыми заспешат в
крепость, упредят о нападении.
С башни было видно далеко, луна уже поднялась над
вершинками дальнего леса. На вырубленных местах все тихо,
чисто. Пней не больше, чем было. Дружина Ингвара еще в лесу, а
что он затевает на самом деле, пока неясно.
Она перебирала в памяти все, что слышала про этого
легендарного воеводу. Лет двадцать тому в земли полян, соседей
древлян, вторглись неведомые русы. Они походили на варягов,
которые тоже военной рукой однажды захватили власть в Киеве и
соседних племенах, но русы были ближе по языку, хотя в отличие
от привычно длинноволосых варягов брили головы, оставляя клок
на макушке -- знак тайного союза с их богом. Мол, когда мир
будет погибать, бог вытащит их из огня и пламени. Для этого
родяне, так они звали себя, оставляют на головах длинные чубы.
Чтобы Роду было за что ухватить.
Варягов удалось побить и прогнать за море. Но русы
оказались крепче варягов, удержались на захваченном клочке
земли. Это было вблизи Ладоги, за Новгородом. Русы назвали ее
Новой Русью, в память о старой, оставшейся на неведомых
островах.
После гибели Рюрика, князя пришлых захватчиков, его русы
служили верой и правдой Олегу, который пришел ниоткуда, чье
прошлое овеяно тайной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12