Луситы же, как видно, не могли жить без веры и, лишившись могучего покровительства реальных магов, изобрели нереальных божков. Любопытство толкало Элину взглянуть на этих деревянных болванов, но она решила, что лучше этого не делать — вдруг она по незнанию оскорбит религиозные чувства местных фанатиков, да и вообще, мало ли во что можно влипнуть. Слова о возможных человеческих жертвоприношениях у луситов были живы в ее памяти.
Вместо этого Элина решила осмотреть стены. Конечно, часовые могли не пустить ее, но Элина понадеялась, что желание Микуты принять западных наемников под свои знамена послужит ей пропуском.
Подойдя к восточной стене, графиня решительно направилась к двери одной из башен и объвила охранявшим ее воинам, что как раз раздумывает над предложением князя и хотела бы взглянуть на возможное будущее место службы (подобная мелкая ложь не казалась ей уроном для чести). Солдаты, похоже, опешили от решительного натиска юноши, глядевшего на них большими честными глазами, и согласились. Один из них остался внизу на страже, а другой проводил Элину по зигзагообразной (а не винтовой, как на Западе) лестнице на вершину башни, откуда открывалась широкая панорама города, реки и окрестных лесов.
Стены Чекнева были выстроены более основательно, чем частокол предыдущего луситского города. Бревна были уложены горизонтально, в несколько рядов, так что по стене могли свободно пройти, разминувшись, два человека; поверху через равные расстояния укреплены были дощатые щиты для защиты стрелков. В бревнах были проделаны наклонные желоба, ведущие наружу
— как поняла Элина, для того, чтобы поливать атакующих кипятком и горячей смолой. На башнях имелись вороты, позволявшие быстро поднять изнутри крепости тяжелый груз — те же котлы со смолой или камни. В общем, Элина ожидала худшего, хотя стена все равно была ниже роллендальской, не говоря уже о недостатках дерева по сравнению с камнем.
Оценив фортификационные качества, графиня устремила взор на восток, за реку. Ее путь лежал туда, но ни моста, ни иной переправы видно не было, да и обрывистый противоположный берег вид имел совершенно дикий и для переправы мало пригодный. Элина задала вопрос сопровождавшему ее воину, и тот ответил, что выше по течению, где другой берег не так крут, имеется паром. «А выстроить мост вы за столько лет так и не сподобились», — с неудовольствием подумала графиня и перевела взгляд на север, надеясь увидеть паром отсюда. Но увидела она нечто иное.
Город стоял в излучине; река огибала его с северо-востока. И вот как раз в этот момент из-за скрытого неровной грядой деревьев поворота показался острый нос судна, а затем оно выплыло целиком. Это была большая ладья с одним прямым парусом. Длинный ряд весел более-менее ритмично вздымался и вновь опускался в воду. Нос корабля был раскрашен в виде глазастой морды какого-то зверя, вдоль борта висели блестевшие, словно чешуя, щиты. Казалось, что по водной глади ползет удивительный многоногий монстр.
За первым кораблем показался второй. Суда заметили и на других башнях, слышны были тревожные крики дозорных.
— Тарсунцы, — с ненавистью сплюнул сопровождавший Элину лусит.
— Они, больше некому.
С севера послышались новые крики, в которых Элина не разобралась, но лусит понял, что одновременно с продолжавшими прибывать кораблями на опушке леса показались и наземные силы.
— Похоже, твоя служба начнется прямо сейчас, — сказал он Элине.
— Я должен вернуться к своим, — поспешно ответила она, опасаясь, что ее оставят здесь явочным порядком. — У нас свой командир.
Элина поспешно сбежала вниз по лестнице и помчалась к отведенному наемникам дому. Навстречу ей попадались луситы в полном вооружении, спешившие к стенам. Набатный колокол ронял на город свои мерные тяжелые удары.
Наемники были уже на улице и оживленно переговаривались. Некоторые осматривали свое оружие или подтягивали ремни и застежки доспехов.
— Вот наконец и ты, — недовольным тоном изрек Ральд. — Пошли, нас ждут.
— Что это значит? — обратилась Элина к Эйриху. — Мы нанялись к Микуте?
— Покинуть город сейчас все равно невозможно. Придется драться, — ответил тот. — А заплатить нам заплатят, если, конечно, город выстоит.
— Деньги сейчас интересуют меня не в первую очередь. Однако, если уж речь зашла об этом, получили ли вы то, что нам уже причитается?
— Только 10 крон аванса, — скривился Эйрих. — Ральд заявил, что нам заплатят, как только Штрудел окончательно договорится с князем и получит от него свое. А тут как раз началось нападение…
Ральд привел своих людей на двор, где накануне поставили повозки и где теперь луситы разбирали оружие — не только с повозок, но и из бараков, где размещался в том числе и местный арсенал (многие, впрочем, хранили свое боевое снаряжение по домам). Здесь же находился воевода, отдававший распоряжения группам защитников. Заметив бойцов Ральда, он велел отойти в сторону тем, кто хорошо стреляет из арбалетов. Капитан перевел приказ и сам сделал шаг в сторону. С ним отошло еще 9 человек. Эйрих хотел было шагнуть за ними, но взглянул на оставшуюся на месте Элину и передумал.
Рыцари Запада редко были хорошими арбалетчиками, ибо оружие это, поражающее на большом расстоянии, считалось неблагородным. Разумеется, это не мешало его широкому применению во всех западных армиях, но пользовались им в основном простые солдаты; благородные же дворяне (в том числе этими солдатами непосредственно командовавшие) предпочитали биться на своих традиционных мечах. Граф Айзендорг, считавший, что военные навыки лишними не бывают, обучил свою дочь обращению с арбалетом, но умения Элины в этой области заметно уступали ее искусству мечного боя.
Тех, кто не ушел с арбалетчиками, приписали к другому отряду; его командир, скептически взглянув на кожаные куртки Элины и Эйриха, посоветовал им выбрать себе доспехи. Элина не любила тяжелые панцири и ограничилась тем, что взяла себе шлем и небольшой круглый щит; Эйрих, тоже, по-видимому, не жаловавший тяжелую броню, облачился в луситскую кольчугу, надел шлем и взял щит побольше, ногтевидной формы. У луситских шлемов не было забрал; они оставляли большую часть лица открытой, лишь нос защищала смотревшая вниз металлическая стрелка. Элина нашла, что это удобнее, чем следить за обстановкой сквозь узкие щели или решетку забрала — хотя, конечно, за хороший обзор приходилось платить большей опасностью.
Группа, в которую вошли Элина и Эйрих, заняла позицию в верхнем помещении северо-восточной башни. Отсюда открывались выходы на стену, но там пока что расположились одни лучники. Черед мечников должен был настать позже, когда враги полезут на стены с помощью приставных лестниц. Лучники находились и внутри башни, изготовившись к стрельбе через узкие бойницы двух верхних этажей. Посему возможности смотреть наружу через бойницы у Элины не было, и она удовлетворяла свое любопытство, выглядывая то в один, то в другой из ведущих на стены проходов.
Шесть тарсунских ладей спустились по реке и встали вдоль городской стены, развернувшись поперек течения и закрепившись сброшенными с носа и кормы каменными якорями. На палубе у каждой можно было различить некое деревянное сооружение; вглядевшись, Элина поняла, что это катапульты. Как видно, не только чекневцы проявляли повышенный интерес к иностранным военным технологиям.
Меж тем с севера и северо-запада из леса выходили все новые сухопутные части. Проскакали на юг кавалеристы, довершая окружение города, вытягивались длинной шеренгой лучники, строились под своими хвостатыми знаменами пехотинцы, вооруженные мечами, копьями и боевыми топорами. Постепенно стало ясно, что тарсунцы вовсе не собираются сразу идти на штурм; они расположились на позициях вокруг города и теперь, как видно, отдыхали с дороги. Лес мешал оценить точное их количество, но, по всей видимости, одних только сухопутных сил было никак не меньше пяти тысяч.
Около двух часов прошло в томительном ожидании, прежде чем тарсунское войско пришло в движение. Тарсунцы наступали с трех сторон тремя колоннами. Это было тактически грамотное решение, ибо, с одной стороны, плотность стрельбы оборонявшихся ограничивалась количеством лучников, способных разместиться на стене — посему выгодно было наступать большими группами на узкие участки, а не идти на приступ по всему периметру стен. С другой стороны, не следовало сосредотачиваться на одном направлении, давая чекневцам возможность перебросить туда основные силы; атака с разных сторон держала их в напряжении повсюду и предоставляла штурмующим возможность для маневра непосредственно под стенами. Вперед шли тяжеловооруженные пехотинцы с длинными приставными лестницами, вперед шли лучники, неся дощатые или сплетенные из веток щиты от стрел; эти щиты были обильно смочены водой, дабы оборонявшиеся не подожгли их горящими стрелами. Кавалеристы пока что держались в отдалении — их черед должен был наступить после того, как пехотинцы тем или иным способом откроют проход в город.
А в это время возле установленных на ладьях катапульт суетились люди. Показались зажженные факелы. Почти сразу же рычаг одной из катапульт распрямился, выбрасывая высоко в воздух свой снаряд. Снаряд, оказавшийся не тяжелым каменным ядром, а запечатанным горшком, оставляя едва различимый дымный след, перелетел на большой высоте через стену и круто спикировал в город, разбившись о стену одного из домов и расплескав мгновенно вспыхнувшее содержимое. Взметнувшиеся языки пламени жадно облизывали сырую после многодневных дождей древесину, постепенно вгрызаясь в нее. Из дома выcкочили женщина и трое детей, они побежали с ведрами к колодцу. А через стену уже летели новые зажигательные снаряды… Вновь забил набатный колокол, на сей раз более частыми ударами оповещая горожан о новой опасности. Разумеется, не всякий горшок с горючей смесью попадал в цель — многие просто шлепались в грязь, и Элина подумала, что у просторного расположения домов есть еще одно преимущество. Один горшок угодил прямо в лежавшую свинью, и несчастное животное, превратившееся в живой факел, с истошным визгом помчалось по улице. Зато другой влетел в окно богатого дома, тут же вспыхнушего изнутри; столб пламени вырвался из печной трубы. Горожане высыпАли на улицы, выстраивались цепочками к колодцам, передавая друг другу ведра с водой. Где-то пламя удавалось затушить в зародыше, но в других местах оно, преодолев начальное сопротивление отсыревшего дерева и усилия людей, разгоралось, грозя перекинуться уже и на соседние дома. Элине не приходилось слышать, чтобы на Западе применялся столь эффективный горючий состав, и она удивленно спросила, откуда он у тарсунцев. Один из чекневцев ответил раздраженным тоном — находя, как видно, праздное любопытство чужеземца неуместным, когда внизу горел его родной город — что проклятые тарсунцы ходят на своих ладьях на юг, до самого Хурлуцкого моря, и там торгуют с выходцами с востока, щедро платя Курибай-хану за охранные грамоты. Элину подмывало спросить, что же мешает чекневцам, вместо того чтобы проклинать тарсунцев, выстроить собственные корабли и самим наладить торговлю с дальними странами, но она поняла, что лишь еще больше рассердит лусита, а вразумительного ответа не получит. Однако ей показалось странным, что западные купцы, совершавшие куда более дальние вояжи, до сих пор не разжились столь интересной для военных технологией. Хурлуцкое море лежало севернее Срединного и было, по сути, не морем, а большим соленым озером, и вокруг него, по представлениям западных географов, не было ничего, кроме степей диких кочевников и пустынь. Как видно, внутренние районы континента таили немало сюрпризов для западных путешественников, имевших представление главным образом о землях вдоль южного побережья материка.
Тем временем, пока катапульты обстреливали город, тарсунские войска подходили к стенам. Они еще были недосягаемы для луков защитников и шли свободно, не прикрываясь. Тут-то в них и полетели стрелы из арбалетов. Так как опытных арбалетчиков было только десять, а остальные были луситские лучники, впервые в жизни державшие западное оружие в руках, то большинство первых стрел летело куда угодно, только не в цель. Однако опыт лучников помог им быстро сориентироваться и с новым оружием, разобравшись, как целиться и какие брать поправки, и дальнейшая стрельба была уже более эффективной.
В рядах наступающих возникло замешательство и суета, но этот эффект был кратковременным. Осознав, что чекневцы владеют более дальнобойным метательным оружием, тарсунцы не обратились вспять, а продолжили идти вперед, теперь уже старательно прикрываясь щитами. Тем не менее, первые потери были ими понесены. Арбалетов, однако, было немного — всего шесть дюжин на весь город, и даже в руках более умелых стрелков они не смогли бы опрокинуть наступавшую армию. К тому же арбалеты, превосходя луки в эффективной дальности и меткости, проигрывали в скорострельности.
Наконец атакующие пересекли черту, за которой в дело вступили чекневские луки. Все новые тарсунцы тяжело валились в грязь, под ноги своим товарищам, или же сворачивали в сторону и брели назад, держась за раненое плечо или хромая. По оборонявшимся доселе не было выпущено ни одной стрелы
— ведь даже пользуясь луками того же класса, стоявшие на стене имели преимущество в дальности. Но еще несколько шагов — и тарсунские лучники стали занимать свои позиции, а пехотинцы устремились вперед бегом.
В отличие от своих чекневских оппонентов, которые могли разместиться на стене лишь в одну линию, тарсунские стрелки выстраивались в несколько рядов, что позволяло им обрушить на защитников стен куда более плотную стрельбу. Несмотря на щиты, не так уж мало из этих стрел нашло свою цель; особенно желанной мишенью для зорких тарсунских лучников были арбалетчики. Луситский воевода, впрочем, перед началом боя отдал остроумный приказ привязать каждый арбалет веревкой к вбитому в стену или стационарный щит гвоздю — дабы поверженный стрелок не ронял вниз дефицитное оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103