Он наверняка счел бы, что его преследует чикчарни - неизменный герой здешних сказок и легенд. Это злобный и коварный трехпалый эльф с человеческим лицом, мастер на всяческие козни, которому местные жители испокон веку приписывают все то, что не могут сами объяснить. Багамцы искренне верят в существование чикчарни и боятся его до дрожи в коленках. Я улыбнулся своим мыслям и сделал несколько шагов в обратном направлении. Кто-то отскочил в сторону. Бог ты мой, да ведь это козел! Полуодичавший козел, сбрендивший от одиночества и решивший со ставить мне компанию. На Багамах мало живности, и главные представители фауны - козы да куры. Фу ты, дурачок какой! Ну, пошли вместе, если тебе так хочется, козлище.
В пять утра я вошел в Нью-Таун. Рубашка на мне давно уже вы сохла. Ноги еле слушались, но я старался держать бравый вид и то пал как ни в чем не бывало, насвистывая какую-то легкомысленную мелодию. В пять десять я подошел к бензоколонке и спросил у сонного заправщика, где можно нанять машину. Еще около часа я выжидал, чтобы ранним визитом не вызвать излишнего подозрения. В шесть ноль-ноль я приблизился к большому гаражу, служившему ремонтной мастерской и пунктом техобслуживания.
Как ни странно, моя просьба никого не удивила. Можно было по думать, что здесь каждый день на заре появляются чудаки с ньюйоркским выговором и берут напрокат автомобили. Владелец гаража - опрятно одетый, гладко выбритый мулат, скорее всего гаитиец, поэтому его следовало бы называть мюлатром - предложил мне три машины на выбор. Я остановился на модели "форд Бронко II". Главным обстоятельством, повлиявшим на мое решение, было наличие в машине компьютера. Впрочем, тот факт, что "Бронко" представляет собой универсал с приводом на оба моста, также не мог не радовать. Автомобиль я арендовал на неделю и уплатил всю сумму вперед, практически полностью исчерпав свой наличный капитал. В шесть тридцать я уже выехал из Нью-Тауна, а около семи, оставив машину в кустах в полукилометре от утеса Моргана, крадучись входил в сарай.
Вроде бы все спокойно. Никаких следов. Никаких намеков на присутствие чужих. Лестница на чердак стоит в том же положении, в каком я ее оставил. Три незаметных сторожка, устроенных мной в разных местах, не тронуты. Трупный запах заметно усилился. Я тихонько поднялся по лестнице и вошел на чердак.
Циннь! В моей голове словно лопнула тонкая струна. Такого ошеломления я не испытывал никогда в жизни. На трухлявых сетях попрежнему лежал труп человека. Но это был труп не Аллана, а совсем незнакомого пожилого мужчины.
III
Примерно минуту, находясь в состоянии полного оцепенения, я разглядывал труп. А потом метнулся к дыре в кровле чердака. Так и есть! От поселка в направлении моего жалкого обиталища не спеша двигалась машина. Я бросился ко второму отверстию. С противоположной стороны метрах в семидесяти стояла группа мужчин, напряженно посматривавших в мою сторону. Обложили! Надо же так попасться! А еще комразовец! Как это я не заметил слежки?! Неужели и в "Бронко" сейчас сидит какой-нибудь дядя в стетсоновской шляпе и, поджидая меня, курит толстую сигару, держа палец на спу сковом крючке тяжелого "кольта"? Значит, они вели меня с самого начала. Нет, не может быть. Слишком хитрая получается игра. Аллан, конечно, "подсадная утка". Но владелец гаража в Нью-Тауне - вряд ли. И "Бронко" вовсе не похож на мышеловку. Наверное, здесь все завязано на Аллана. А когда я случайно убил его, планы моих противников спутались. Зачем же мне подсунули новый труп? Осел!!! Ну конечно же! Кто такой Аллан? Пришлый. Подозрительная личность. Угонщик военного самолета. Ясное дело - террорист. Если бы даже удалось доказать, что убил его именно я, засадить меня за решетку было бы трудновато: неспровоцированное нападение, поединок с бандитом, необходимая оборона - любой суд меня оправдает. Зато убийство местного - чудовищное преступление, не имеющее оправданий. В том, что на чердаке лежал убитый из местных, я не сомневался. Какой-нибудь рыбак англосаксонского происхождения с типичной для здешних жителей аристократически-надменной фамилией, указывающей на древность рода, некий, к примеру, Хатчинсон-Постьюлант.
Словно ледяная бездна распахнулась под ногами - мной овладела неожиданная яростная скорбь по этому человеку, ставшему жертвенной пешкой в игре безжалостных сил. Скорбь, требовавшая немедленного отмщения. Но что я мог поделать? Тиски сжимались. Машина продолжала медленно - издевательски медленно - двигаться по пляжу.
Итак, убийство местного. И убийца, обнаруженный на месте преступления. Скорее всего, по замыслу невидимого режиссера этого спектакля, от неотвратимого суда Линча меня могло спасти только какое-нибудь важное признание или согласие работать на них. Труп неизвестного, лежащий на "моем" чердаке, должен был полностью деморализовать меня и побудить к капитуляции. Все так, меня окружила не полиция, а оперативники АрмКо, Комитета вооружений, и этот театр под открытым небом - лишь продолжение шантажа, начатого в Хард-Баргине. Видимо, я им очень нужен. Вряд ли мои противники доведут дело до суда Линча. Если бы требовалось просто убрать меня, они могли бы придумать менее гнусный способ, не обязательно подразумевающий убийство невинного лица. Значит, последуют разговоры. А мне остается быть предельно осмотри тельным. Пока я спокоен и собран - жизнь продолжается. Но любое резкое движение наверняка повлечет за собой автоматную очередь.
Мысли, которые я излагал сейчас столь долго, промелькнули в моей голове со скоростью падающей звезды. Просто удивительно, как опасность спрессовывает время. Очень может быть, что машина ехала с нормальной скоростью. Но мне казалось - она еле ползет. В считанные мгновения я успел перебрать несколько вариантов поведения, просчитать десяток моделей возможного развития событий. Вереницей ярких кадров на экране моей памяти промелькнули все перипетии прошедшей недели. А машина продолжала ползти...
Неделю назад, пятого марта, я в компании Володи Фалеева и Эдика Касабяна вышел из багамского "челнока" и спустился по трапу на летное поле аэропорта Нассау. Наш прилет в "столицу атлантических аукционов" на этот раз вовсе не был связан с продажей военной техники. Мы должны были принять участие в Международном совещании по компьютерному гангстеризму. Этот вид диверсионной и вредительской деятельности в последнее время получил небывалое распространение. Программы-"вирусы", "черви", "жуки", "скворцы", "пестициды", "вампиры", "черные дыры", "потрошители", "мины", "торпеды"... - каких только ухищрений не придумали мастера информатики для того, чтобы взломать защиту чужого компьютера, найти ходы в тайны своих противников. Программы-"лазутчики" проникают в секретные базы данных и черпают оттуда информацию, одновременно портя компьютерную память или попросту уничтожая ее. При этом выходят из строя линии управления промышленностью и энергетикой, ученые получают ложную информацию и делают на ее основе ложные выводы, вооруженные силы готовятся к нанесению ошибочных боевых ударов (были случаи кровопролитных столкновений, вызванных компьютерными провокациями), политики строят кошмарные предположения - словом, на планете воцаряется информационный хаос. Мировая политика всегда была беременна подозрительностью, а сейчас атмосфера домыслов накалилась до предела - того и гляди цивилизация скатится к глобальной военно-политической конфронтации, и мы снова вернемся к тому аду, от которого так долго и мучительно уходили. Вот и собираются лучшие компьютерщики планеты на совещания, где постоянно ставится один и тот же вопрос: как положить конец этому безобразию?
Нас с Володей не назовешь асами информатики. Впрочем, мы здесь и не для того, чтобы заниматься "софтвером". Присутствовать на подобных совещаниях нас обязывает статус экспертов КОМРАЗа по безопасности. А вот Эдик - самый настоящий компьютерный гений. Нет такого компьютера, с которым он не смог бы договориться. Нет такой машины, которую он не знал бы, как свой бумажник. Нет такого компьютерного языка, которым он не владел бы, как родным армянским. Основное место работы Касабяна Всесоюзное объединение "Информатика" в Москве, где он трудится обыкновенным программистом и о высоких должностях слышать не хочет. Однако ни одно международное совещание по компьютерному гангстеризму не обходилось без Эдика. На его боевом счету - десятки обезвреженных "мин" и "торпед".
Я лично в Нассау второй раз. Известно: запахи активируют па мять. Как только мы отъехали от аэровокзала и я вдохнул сладковатый аромат цветущих растений, воспоминания обрушились на меня. Эх, если бы можно было по желанию выключать память!
Мой первый прилет в Нассау был совсем не радостным. Тогда я изрядно наломал дров, и меня вполне могли бы выпереть из КОМРАЗа, но вступился Фалеев, и я получил лишь строгое взыскание - плюс отстранение на год от оперативной работы.
Фалеев... Старый добрый друг Володька Фалеев, которого, я мысленно успел похоронить, увидев неподвижным в салоне "Стратопорта". А он был лишь "отключен" и парализован курареподобным ядом: сработала растворимая иголка, которой кто-то - теперь-то я знаю кто! - выстрелил в Фалеева из инъект-пистолета. Впрочем, то, что я спутал беспамятство со смертью, было не единственным моим промахом. Главное - я прокололся и нечаянно дал моим противникам понять, что владею важнейшей информацией. Все дальнейшие события - беготня по "Стратопорту", гамма-пушка и страшная угроза, нависшая над пассажирами, псевдосмерть человека, коего я прозвал "неумехой", - проистекли исключительно из моего прокола, и понятно, что винить я мог только себя. А чего стоит возня в туалете с компом и полиэтиленовым пакетом! И последовавший комический эпизод, который превратил драматическую дуэль профессионалов в фарс. Я ведь чуть не убил старушку американку, которая рвалась в туалет, из последних сил сопротивляясь поносу. Я не нанес ей увечий, но все же сшиб с ног, а испуг и победившая диарея поставили точку в этой истории.
Тогда я не уехал дальше аэропорта Нассау. Меня задержали прямо на летном поле и препроводили в полицию, где я узнал о предъявленных мне обвинениях. Немотивированное вмешательство в работу экипажа "Стратопорта", создавшее критическую ситуацию, нападение на бармена, нанесение ущерба имуществу авиакомпании, наконец, атака на пассажирку - этого хватило. Потом я долго замаливал грехи, доказывая честной рутинной работой, что еще могу пригодиться КОМРАЗу. А попав наконец снова в рабочий кабинет в женевской штаб-квартире Комитета по разоружению, я первым делом отыскал свой личный файл и вызвал на дисплеи терминала мое собственное досье. Изумление мое было весьма велико. Да, факт взыскания нашел свое отражение в файле. Но одновременно с этим, оказывается, я был удостоен медали Покровского это высокая честь, ибо сию награду, именуемую "Самая последняя война", вручают только за выдающиеся заслуги в деле избавления человечества от глобальной военной угрозы. Я затаил обиду на своих коллег в Москве, которые не соизволили сообщить мне о таком событии, и одновременно преисполнился гордостью. Значит, вся эта эпопея в "Стратопорте" была не напрасной. Значит, мои муки с шифровкой Олава имели какой-то смысл...
...Машина, предоставленная нам оргкомитетом совещания, довезла нас до Туристского центра. Здесь нашей маленькой группе предстояло прожить несколько дней. Честно говоря, я надеялся не только поработать, но и немного отдохнуть. Предыдущие несколько месяцев были весьма насыщенными, а здесь, в Нассау, я получал как бы случайную передышку: мой непрофессионализм в компьютерном деле служил определенного рода индульгенцией.
За несколько дней я весьма неплохо изучил Нассау. Обошел все магазины на главной торговой улице - Бей-стрит. Побывал в каждом из трех старых английских фортов. Несколько раз переходил по мосту на остров Рай - разглядывал это феерическое скопище отелей, курортов, казино, игорных домов. Скупил массу безделушек из листьев серебристой пальмы на соломенном рынке. Каждый вечер обязательно навещал порт нигде больше я не ел таких вкусных, сочных омаров, как в порту Нассау. Впрочем, скорее всего в этом моем впечатлении было больше от психологического тогдашнего состояния, чем от реальных багамских омаров, травимых хлорной известью. Да-да, багамские краболовы охотятся на этих десятиногих ракообразных с помощью хлорной извести. Ловля с применением динамита категорически запрещена, а с хлоркой пожалуйста. Рыбаки впрыскивают в коралловые рифы известь, и омары выбираются на открытые места - стремясь избежать отравы. Тут их и ловят. А рифы гибнут. Кораллы становятся снежно-белыми, хрупкими, мертвыми...
В порту и застало меня известие, которое резко оборвало нечаянные каникулы и надолго лишило "отпускного" настроения.
Истошно заверещал кимп. Я выхватил его из кармана и включил речевой канал. На крохотном дисплее появился Родерик Мургейм руководитель сектора безопасности конференции, а значит - мой непосредственный начальник в данной командировке.
- Слушаю, - сказал я, внутренне собираясь, словно перед прыжком.
- Сергей, - сказал компьютер по-русски голосом Мургейма, который, разумеется, русского не знает. Ситуация "ЧЕ". Только что с военного аэродрома двумя молодыми людьми угнан реактивный самолет "Страйкмастер".
- Да?- удивился я, не выказывая, впрочем, особого интереса. - А какая связь со мной?
- На пилонах у него - четыре контейнера "эм-тридцать четыре".
- Ну и что? Они же все разряженные.
- Вы тратите время, - в компьютерном голосе послышалось раздражение. - Эти - не разряженные.
- Что вы хотите сказать? - Я все никак не мог врубиться, никак не мог отстроиться от каникулярного настроения.
- Только то, что каждая из семидесяти шести бомб контейнера начинена килограммом бинарного зарина.
- Бросьте! "Эм-тридцать четыре" никогда на заполнялись бинарным зарином. Там нет смешивающих агрегатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11