А оно вон чем теперь обернуться может!…
Выслушав сбивчивую речь Артюши, Борис Петрович холодно спросил:
- Вы вообще-то соображаете, что говорите?
- К сожалению, товарищ подполковник… Лучше б уж меня самого, как ту женщину…
- Вам виднее, - сухо ответил начальник. - Вещи погибшей и протокол изъятия вещкодов тоже были у вас?
- Нет, вещи, в смысле сумочку и всякие мелочи, взял с собой Самойленко, а протокол…
- Ясно. Возможно, у Сергея не такая идиотская память, как у вас, и он запомнил адреса и фамилии понятых, но это сейчас не основное. Слушайте приказ…
Подполковник сделал распоряжение быстро и четко, коротко переговорив по внутренней связи. Через несколько минут у главного входа в Колонный зал будет стоять служебная машина с оперативниками. Адрес этого Воротникова Ивана Акимовича, проживающего, как припомнил Артюша, где-то в районе метро «Черкизовская», а также номер его домашнего телефона следователь получит на трассе, по пути к дому этого художника.
- И не дай тебе Бог, - серьезно добавил подполковник, - если с его головы упадет хоть один волос. Шкуру спущу. Собственными руками…
Черная «Лада» девятой модели была припаркована на углу Георгиевского переулка и Большой Дмитровки. За рулем, низко надвинув на глаза черную кепку с коротким матерчатым козырьком, дремал водитель, облаченный в просторную кожаную куртку с меховым воротником. По погоде: уже не осень - еще не зима. Должно быть холодно, а пока держится относительное тепло, хотя ночами подмораживает. Странный такой конец ноября в этом году…
От выхода из метро «Театральная» наперерез заворачивающим на Большую Дмитровку машинам, нарушая элементарные правила движения, кинулись двое. Один - пожилой, в длинном плаще, меховом треухе и с холщовой сумкой в руках. Второй - совсем молодой парень в темном китайском пуховике и круглой вязаной шапочке. Перебежав к зданию Дома союзов, они торопливо зашагали вдоль него и, дойдя до угла Георгиевского переулка, оглянулись и ловко юркнули в двери черной «девятки».
- Ну? - водитель лениво сдвинул указательным пальцем кепку на затылок. - Говори ты, Куцый.
- Артист был прав, - с готовностью отозвался молодой. - Засветила тебя та гнида. - Он достал из холщовой сумки пожилого кипу бумаг, порылся и вытащил рисунок.
Водитель включил свет в салоне. Стекла у машины были затемненные, и разглядеть что-либо в деталях прохожие не смогли бы. Да и не видно их, этих прохожих. Однако мало ли что…
- Ты выдь, Артист, - спокойно приказал водитель. - Только харю смени.
Пожилой снял с головы треух вместе с седым париком и оказался круглолицым, абсолютно лысым человеком, сильно напоминающим того понятого из метро, у которого были длинные неопрятные волосы. Впрочем, седой парик тут же исчез в кейсе, где уже лежала «прическа» понятого. Артист скинул плащ, высокие валенки с галошами и вышел из машины совсем другим человеком: в черной, как и у водителя, кепочке, кожаной куртке с косой «молнией», модных мешковатых брюках и темных кроссовках - типичный представитель наглого московского рэкета, собирающего дань с палаточников возле станций метрополитена. Он постоял, огляделся, достал из кармана куртки пачку «Кэмел» и дорогую зажигалку «Зиппо», поиграл огоньком, закурил и стал прохаживаться вдоль машины.
"С Сизым, - думал он, - пора кончать… Примелькалась его рожа. Слов нет - работает наверняка. Но ведь сколько нужно сил иметь, чтобы отмазывать этого мокрушника… Вон сегодня хоть возьми. Хозяин приказал замочить ту бабу - без вопросов, в лучшем виде. Кто мог сказать, что возникнет эта гнида со своим глазом-ватерпасом? Значит, не будь Артиста на месте, хана Сизому? Вот так, Хозяин… А этот еще: выдь! Харю ему смени! У самого такая харя, что чертей пугать!
Артист потому и звался Артистом, что был в давние времена, в молодости, как говорили, довольно способным студентом театрального вуза. Пока не залетел на фарце. Большим валютчикам вроде Яна Рокотова сам Никита Хрущев «вышку» заказал, ну а мелкую сошку так загнали, что в конце концов научили по-умному работать. Вот после той первой и, Бог миловал пока, последней на сегодняшний день «ходки» сообразил Артист, что в его жизни любой опыт полезен, тем более - актерский. Пока везет… Он суеверно перекрестился и снова поглядел по сторонам. Чисто.
Задняя дверь приоткрылась.
- Залазь, Артист, - махнул рукой Куцый.
Сизый, отвернувшись, молча рассматривал свой портрет. Артист не выдержал:
- Что, глаз положил? В самый раз для памятника… на Ваганькове. Если успеешь место купить…
- Закрой хлебало, - без злости отозвался Сизый. - Вот же гнида! Я ж, мамой клянусь, сам видел, как из него от страха говно текло… Ватерпас, говоришь? Поглядим… Поехали.
- Это куда еще? - возмутился Артист.
- Куда скажу, - бросил Сизый не оборачиваясь. - Твое место у параши.
- Куцый, Хозяин знает? - не унимался Артист.
Этот молодой, умеющий становиться просто незаметным парень был, похоже, на особом счету у Хозяина, поскольку владел высшей квалификацией вора-карманника: он был «кротом», то есть работал главным образом в метро, и при этом - «технарем», взрезал портфели, «дипломаты», сумки, словом, все виды кожи. Ну а сегодняшняя папочка того ментаря - вообще чистый смех: вскрыл в лучшем виде, а сам Артист послужил ему «ширмой» - сумку свою холщовую подставил. Настоящий «марвихер» этот Куцый, вор высокого класса. Поэтому нет ему смысла темнить…
- Так знает или нет? - повторил Артист.
- Нет, - процедил Куцый.
- Останови машину! - потребовал Артист. - Слышь, Сизый, пока Хозяин не скажет, я тебя самого в той параше видел.
- Ну, гляди… - зло кинул Сизый и резко свернул машину к бровке тротуара. - Выходите, я сам буду говорить.
В бардачке у Сизого лежала трубка сотового телефона, но он не хотел, чтобы его разговор с Хозяином слушали эти сявки, которых он ни в грош не ставил. Разговор, конечно, мог быть не из приятных, поскольку надо будет говорить правду, эти ж не дадут смягчить ситуацию, настучат. А с той гнидой действительно прокол получился. Увидел его, решил: не хрен в карман за шилом лезть - сам подохнет. Ошибка. Эти козлы интеллигентные - не только живучие, но и вонючие.
Он достал трубку и набрал номер. Сказал, что хочет поговорить с Хозяином. Отключился. Полминуты спустя раздался сигнал…
Артист с Куцым прошли несколько шагов вперед и остановились, глядя, как Сизый, жестикулируя, что-то объяснял Хозяину. Разговор у них оказался долгим.
- Надоел мне Сизый, - сказал вдруг Артист.
Куцый посмотрел на него вопросительно.
- По-наглому, говорю, прет. Всех заложит. Чего теперь, тех двоих ментов убирать, что портрет «срисовали»?
- Хозяин скажет, - резонно заметил Куцый. - Эх, сейчас бы рюмашку и Дашку под ляжку… Чего он, зовет, что ль?
Они подошли к машине, сели. Сизый передал Куцему трубку:
- Хозяин тебя зовет.
- Мое почтение, - сказал Куцый, беря трубку.
- Ты в машине? - услышал низкий и мягкий голос Хозяина.
- Ага.
- Выйди, дверь закрой. Сделал? Теперь слушай, что велю. Завалился было сизый голубок-то?
- Ага.
- Можешь говорить нормально. То, что сделали, правильно. Живописца того, может, и придется… хотя душа не лежит. Ладно, пусть Сизый сам исправляет свою ошибку. Тебя с Артистом отзываю, вы мне нынче для серьезного дела нужны. Заберите из машины все, чтоб и духом вашим там не пахло, ясно? А все картиночки, бумажечки ментовские, все до единой, чтоб там остались.
- Понял.
- Ну и молодец, Витек. - Куцый даже вздрогнул: Хозяин редко называл его по имени. - Тогда отдай трубку.
Пока Сизый выслушивал последние указания Хозяина, Куцый ткнул Артиста в бок и приказал жестом все бумаги из сумки вываливать прямо на пол машины. Что и было немедленно проделано. Сизый же молча швырнул трубку в бардачок и с яростью прорычал:
- Выметайтесь! Со всем своим говном! К матери!…
Куцый обернулся к Артисту, словно невзначай подышал на правую ладонь, достал из кармана носовой платок, скомкал его в кулаке и, открывая дверь, быстро и ловко протер ручку. Тот же способ избавления от следов своих пальцев употребил и снаружи. Артист же долго возился, собирая шмотье, открыл дверь со своей стороны, долго выбирался, неуклюже закрывал дверь. Сизый ни на кого из них не обращал внимания, сидел, злобно уставившись в лобовое стекло, и сжимал побелевшими пальцами баранку руля.
- Может, хоть до ближайшего метро добросишь? - посетовал на свое положение Артист.
- Пошел бы ты… сучара! - выдавил Сизый и рывком бросил машину вперед.
- Хозяин переменил решение? - со смешком повернулся к Куцему Артист.
- Охота знать, позвони да спроси. А лучше - помолись. Ты это дело любишь, - с иронией заметил Куцый. - В самый раз будет.
И быстро ушел, не прощаясь.
Артист смотрел ему вслед и впервые наконец понял, откуда прилипла к парню эта кликуха - Куцый. Он во время быстрого движения действительно напоминал петляющего зайца, шел не по прямой между двумя точками, как заведено в геометрии и жизни, а словно кидаясь в стороны. Точно - Куцый!…
Ни тот ни другой не знали, что два фактора - неожиданное упрямство Артиста и решение Хозяина, - попросту говоря, спасли им жизни. Сегодня, во всяком случае. А вообще-то в их профессии заглядывать далеко вперед негоже, Провидение этого не любит… Тем более если оно занято в основном устройством будущего Хозяина, а не какой-нибудь мелкой сошки вроде них.
Сам же Хозяин, наглядно показав Сизому, кто должен принимать решения, тут же, после разговора с ним, позвонил в Сокольники, в дежурную часть ГАИ.
- Мне бы Воробьева, - попросил почти заискивающим тоном. - Ах, нету? Спасибо.
Набрал следующий номер.
- Капитан Воробьев слушает, - бодро ответила трубка.
- Здравствуй, голубчик, - ласково заговорил Хозяин. - Это я тебя, дружок, беспокою, Павел Антонович, узнал?
- Вот теперь признал, - обрадовался Воробьев. - Богатым будете, Павел Антонович, и здоровым! Это точно, примета такая. Рад помочь, если есть во мне нужда какая.
- Да оно и есть, а с другой стороны - вдруг хлопотно станет?
- Нашему брату не привыкать, вы ж знаете.
- Ну спасибо, голубчик. А дело, значит, такое. Где-то там, неподалеку от тебя, в Черкизове, художник один проживает, не знаю, один ли, с семьей. Слышал, хороший он человек. Да оно, в общем-то, может, и ни к чему, только стало мне известно, есть, понимаешь, эти, которые… убить хотят его, а за что - никто не знает. Нашелся, видишь ли, вроде бы голубь такой, сизокрылый, сизый, стало быть. Так вот, думаю, пожалеть надо бы художника-то. Да и ты чего-то, гляжу, в капитанах засиделся. Не пора дальше-то, а?
- Нехорошо…
- Чего говоришь?
- Нехорошо, говорю, Павел Антонович, землю-то нашу талантов лишать. Верно мыслю?
- А то как же! Их у нас и так немного.
- Чего-то адресок я не запомнил.
- Ах, адрес? Сейчас напомню, напомню, как же без адреса-то… Значит, Черкизовский проезд, дом одиннадцать, а квартира, стало быть, двадцать первая. Очко! - обрадовался Хозяин. - Смотри-ка! Везунчик ты, этак можешь большой куш сорвать!
- А я разве против, Павел Антонович? Кстати, голуби-то эти, они что, на лапках передвигаются или как?
- Ха-ха! На колесиках, «девяточки» такие черненькие, там чего-то буковки, циферки… эс, стало быть, сто семнадцать и снова эс-а. Да, так о чем это я? Вспомнил! Если, говорю, коллеги твои не совсем дураки, они уж, поди, на всех парах туда следуют. Кабы не опередили. Но им, надо думать, те бумажки нужны, что в машинке той. А с голубком-то им вредно встречаться, из этих он, из отмороженных, стрелять начнет, детей осиротит. Зачем стрелять?
- Значит, надо сделать так, чтоб не осиротил? - хмыкнул капитан Воробьев. И не удержался, хоть это было не в его правилах: - А кто ж это такой, зверь-то безжалостный? Да еще с пистолетом.
- Ах, кабы знать! - вздохнул Хозяин. - Да ведь, с другой стороны, и знать-то нынче ох как опасно! А про пистолет - точно, есть.
- Это верно, знать ни к чему.
- А наудачу тебе так скажу… Глядел я днями кино американское, боевик называется. Так там один псих вроде этого нарушил чего-то да и стал от полиции удирать. А те - не любят, ох не любят! Ну, погнались, вот уж и достигать стали. А этот-то наш возьми да выскочи из машины - да давай палить! Но полиция тоже не дураки: бах! бах! - и нету ваших. Задерживали, стало быть, нарушителя, чтоб штраф наложить, а шлепнули преступника. Вишь ты, какое кино! Забавно… Ну, что-то я разговорился, не иначе старость подступает, а, капитан? Слыхал, поди, про царицу нашу великую? Дерет ее, значит, солдатик, а она в небеси взмывает и все от великой страсти повизгивает: ах, капитан! ах, майор! Ну и так до генерала добралась. Вот что значит - уметь! Давай, капитан, чую, быть тебе генералом. Попозже позвони насчет кино. Я ждать буду. Да, а что ж это мы про телефон художника-то забыли? Записывай, записывай…
Служебная «Волга» с мигалкой на крыше и завывающей сиреной вырвалась наконец из центра и понеслась мимо трех вокзалов к Преображенке. Как раз на Комсомольской площади и заверещал наконец телефон. Сидящий впереди оперативник Федя Мазаев поднял трубку, послушал сообщение и передал ее Артюше, которого почти задавил, зажал в углу салона своей массивной, медвежьей фигурой старший оперуполномоченный майор Синев.
- Следователь Артюша слушает, - прохрипел сдавленно Олег.
- И правильно делаешь. Карандаш под рукой? Записывай адрес и номер телефона… Я только что разговаривал с Воротниковым и все ему объяснил. Главное. Детали по твоей части. Старшим назначаю Синева, слушаться беспрекословно. Передай ему трубку.
Разговаривая с подполковником, Синев отвечал односложно:
- Да… Понимаю… Будет сделано… Слушаюсь…
Словом, типичный служака. Артюша не очень уважал таких, потому что сомневался в наличии достойного интеллекта. Вот шею свернуть руками - это они мастера…
Синев отдал трубку Федору и всем телом повернулся к Олегу:
- Я тебя не совсем задавил? Ну, извини, это не я, это - доспехи! Давай-ка по-быстрому посвяти меня в суть дела, и мы решим, что делать дальше.
Олегу неожиданно понравилось, как он спросил: без наглости старшего по званию, без явного превосходства. И потому рассказал неожиданно для себя буквально все, как на духу, не щадя и не скрывая собственных ошибок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10