Первая скованность, обычная между малознакомыми людьми, когда они только-только приступают к застолью, уже прошла. Но все же беседа пока состояла из тех стандартных вопросов и ответов, какие на всех континентах, на всех широтах и долготах типичны при общении иностранных туристов с местными жителями. Разница лишь в том, что Пьетро Маттинелли, как он сообщил Светлане еще тогда, в универмаге, был не турист, а приехал в СССР работать.
- Вы впервые в Советском Союзе? - спросила Галя.
- Да, - ответил Пьетро.
- Нравится вам наш город?
- О, конечно! Очень красивый. Удобно жить.
- А что вам больше всего понравилось, Пьетро? - Это уже Светлана, доевшая свою порцию мороженого - первую порцию.
- Конечно, девушки! - с улыбкой воскликнул он и добавил; - Вы хотели услышать, что я скажу: метро? Нет, оно тоже хорошее, но мне больше нравятся девушки.
Тут последовало отступление от туристского стереотипа.
- У вас было много знакомств? - спросила Светлана с еле уловимой издевочкой, которую, впрочем, Пьетро без труда уловил.
- Очень много, - делая вид, что не понял истинного смысла ее вопроса, сказал он. - Там, где я работал, все были мои друзья.
- А где вы работали? - поинтересовалась Галя.
- Это называется химкомбинат. Он теперь построен. Вы слышали?
- Да, об этом писали в газете, показывали по телевизору.
- Я тоже строил. Монтировал аппаратуру. Один год.
- А что это за комбинат?
- Будет делать разные удобрения для сельского хозяйства.
- Понятно, - сказала Светлана и обратилась к Гале: - Пьетро завтра уезжает. Не так ли, Пьетро?
- Да, к сожалению, - с неподдельной грустью сказал он. - Между прочим, мои коллеги на работе звали меня Петр, Это мне нравится.
- Вы прекрасно научились говорить по-русски, - заметила Галя.
- Старался. Я начал изучать русский язык, еще когда был студентом.
- А где вы учились?
- В Милане. Там я живу.
- У вас большая семья?
- Папа, мама, сестра и я. Но… - Пьетро показал пальцем на стоявший у него под рукой маленький магнитофон, - Ему скучно слушать, он обо мне все уже знает. Давайте поговорим что-нибудь интереснее.
- Например? - спросила Светлана.
- Например, о вас.
- Ну, что тут интересного! Нигде мы не были, ничего не видели.
- Как говорится по-русски, у вас все еще впереди. - Он замялся на секунду, а потом обратился к Светлане: - Ваш голос теперь у меня есть, но если я попрошу ваш автограф?..
- Ну что вы, Пьетро! - Светлана засмеялась. - Я же не Ирина Роднина.
- Вы могли бы когда-нибудь написать мне открытку?
- Это можно.
Пьетро достал из кармана кожаный бумажник, а из него две визитные карточки.
- Пожалуйста.
Светлана и Галя взяли каждая по карточке и положили их в сумочки.
- Полагается обмен, - сказал Пьетро.
- У нас нет визиток.
- Тогда я запишу ваш домашний адрес.
Светлана и Галя переглянулись, и Светлана сказала:
- Если захотите написать, посылайте на универмаг.
- Но я даже не знаю фамилию. - Он был, кажется, задет.
- Сухова. Светлана Алексеевна.
Пьетро показал на магнитофон.
- Он уже записал. А можно мне что-нибудь прислать вам в подарок?
- Что вы, что вы! Зачем?! Лучше приезжайте сами.
- Я все-таки пришлю. Мне нравится сделать вам приятное.
…Вот в этот момент глазастый Витек и увидел из-за кустов Светлану.
- Так вон же твоя Светка, - показал он рукой оглядывавшему столики Леше. - Там не наш какой-то…
Леша не мог измениться в лице по той простой причине, что и так уж был мрачен дальше некуда. Он расчехлил фотоаппарат.
Прячась за кустами, они с Витьком подобрались к столику Светланы поближе, метров на пятнадцать. Тут Леша приготовил аппарат к съемке - поставил диафрагму на одиннадцать, скорость на сотку, снял с объектива колпачок.
Куст, за которым они стояли, был не очень густой, Леша нашел окошечко в ветках, навел на резкость, но в такой позиции нужный кадр не получался. Ему пришлось выйти из-за куста, чтобы щелкнуть, при этом в кадр попал и соседний столик. Он тут же опять спрятался и стал менять диафрагму и выдержку. Это была проба аппарата и его первая в жизни съемка, хотя руководства по фотографии он и читал. Для верности и самопроверки надо было сделать несколько дублей.
Но повторить съемку не удалось.
Едва все было готово, к ним откуда-то сбоку подошел какой-то невысокий дядя - Леша не успел его толком разглядеть, - показал книжечку-удостоверение и сказал шепотом:
- Здесь нельзя фотографировать.
Леша удивился:
- Это почему же?
- Я вам говорю, молодой человек, здесь снимать нельзя. Прошу, засветите пленку!
- Еще чего! - разозлился Леша.
Витек показал дяденьке довольно грязную и потому особенно выразительную фигу, дернул Лешу за рукав, и они, лавируя между кустами, убежали с территории кафе.
- Леш, давай им устроим веселую жизнь, - деловито предложил Витек, когда они вышли на аллею, ведущую к автобусной остановке.
- Да гори она огнем, - застегивая чехол фотоаппарата, сказал Леша, - Айда домой.
Они долго шагали молча, потом Леша произнес непонятные для Витька слова:
- Ну я ей сделаю стенгазетку… Ха! Культурненько обслуживают!
- Какую стенгазету? - удивился Витек.
- Не вникай. - И Леша дал ему щелчка в макушку…
Галя, Светлана и Пьетро сидели в кафе до трех часов, потом отправились пешком в центр и пообедали в ресторане, а потом пошли в кино на сеанс 18.30, но до конца не досидели - фильм оказался скучный.
Когда вышли из кинотеатра, возникла проблема: Пьетро во что бы то ни стало хотел проводить девушек домой - сначала, предлагал он, вместе со Светланой они проводят Галю, а потом он проводит Светлану. Девушки настаивали на том, чтобы они проводили Пьетро в гостиницу «Москва». Спор был решен простым голосованием, и победило большинство.
Так как Пьетро на следующий день действительно улетал в Италию и так как он по-настоящему понравился и Светлане и Гале, прощание было долгим. Обещали не забывать друг друга, писать, а Пьетро несколько раз повторил, что обязательно приедет опять как можно скорее. В избытке чувств Пьетро порывался надеть Светлане на палец свое кольцо с каким-то неизвестным камнем, и ей стоило больших усилий образумить итальянца.
Наконец они расстались. Галя поймала такси. Она завезла Светлану - та вышла за квартал от своего дома. Было десять часов.
Светлана шла по двору не спеша, как бы прогуливаясь.
Леша сидел на скамейке с двумя приятелями, ждал ее. Когда она с ними поравнялась, он встал, хотел взять ее за руку, но она отстранилась.
- С иностранными красавчиками гуляем? Сбылись мечты, да? - сказал он.
- Отелло рассвирепело, - насмешливо ответила она. - А тебе-то что?
- Ну смотри, ты у меня догуляешься.
Она скрылась в подъезде. Еще никогда в жизни не испытывал Леша такой тоски.

Глава 3
Агент-болван и Бекас
Чтобы избежать кривотолков, надо сразу объяснить, что слово «болван» употреблено здесь не в смысле дурак, тупой человек. У этого словечка есть еще множество других метафорических, переносных значений. Например, когда вместо чего-то делали его подобие, это называлось в народе болваном, а теперь зовется макетом.
История шпионажа насчитывает немало случаев, когда секретные службы разведцентров, засылая во вражеский стан какого-нибудь разведчика с важной миссией, одновременно другим путем, по другим каналам отправляли еще одного или даже нескольких своих людей, которые, не ведая про то, в результате иезуитских действий своих хозяев привлекали к себе внимание вражеской контрразведки. Она попадалась на удочку и отвлекала силы на борьбу или игру с подкинутым ей шпионом, а в это время настоящий разведчик без особых помех делал свое дело. Такие липовые, или, точнее, вспомогательные, шпионы и назывались агентами-болванами.
В нашем случае речь пойдет об агенте-болване, но несколько иного рода. Дело касается уже знакомого нам человека по имени Владимир Уткин, который отдал Тульеву свой контрольный талон, дающий право подняться на борт лайнера, а сам остался. Произошел, так сказать, простой обмен, правда, неравноценный.
Уткин с Тульевым поменялись не только судьбами, но и плащами. В кармане плаща, который надел Уткин, лежал билет на самолет, следующий рейсом до Москвы, а также бумажка с адресом и начерченным чернилами планом городских улиц, на котором крестиком был помечен дом под номером 27. Этот план и адрес относились к городу С.
Туда и отправился, сделав в Москве пересадку, Владимир Петрович Уткин, тридцатилетний человек, самой обыкновенной наружности, среднего роста, русоволосый, с голубыми глазами. Документы у него были в полном порядке. Но и в противном случае провал и арест не грозили ему, ибо он с первого шага на советской земле находился под надежным присмотром советских контрразведчиков.
В военном билете Уткина значилось, что он старшина сверхсрочной службы, по специальности связист, уволен из армии в запас. Служил он на Дальнем Востоке, затем полгода прожил там как гражданский, выписался, снялся с воинского учета и подался поближе к центру, к Москве. Он холост и вообще одинок, никого из родных у него нет.
В городе С. первым долгом Уткин пошел на городскую телефонную станцию, в отдел кадров, и справился насчет работы. Известное дело, к тем, кто пришел после службы в армии, отношение особое. Они везде самые желанные люди. К тому же Владимир Петрович Уткин отменно разбирается в слаботочной аппаратуре. Ему предложили должность техника на одном из телефонных узлов. Он тут же и оформился - и справки и фотокарточки у него при себе. Хуже было с жильем - Уткину пока и в отдаленном будущем ничего предложить не могли. Но он не огорчился - снимет где-нибудь комнату или угол, как-нибудь перебьется.
Затем он отправился в военкомат и встал на воинский учет.
Тем, кто с ним общался в городе С. в первые дни, Уткин представлялся спокойным, выдержанным человеком. Но казаться таким дорого ему стоило. Нервы его были напряжены до предела: когда он предъявлял документы и разговаривал с советскими официальными лицами, проходила решающую проверку вся его подготовка, вершилась, собственно, вся его судьба. И вот он проверку прошел и вздохнул свободно.
Переночевав всего одну ночь в гостинице (не в номере, конечно, а на диване в холле), он на следующий день через гардеробщика гостиничного ресторана узнал адрес одного старичка, жившего на окраине в стареньком доме и пускавшего к себе жильцов. Уткин поехал к нему, и дело сладилось в пять минут. У старичка были две крохотные, метров по восемь, комнаты, кухня с газовой плитой. Запросил он двадцать рублей в месяц, Уткин не торговался. У него наличными имелось три тысячи, да книжка на предъявителя на четыре тысячи, - сберкнижка была московская.
Через неделю Уткин приступил к работе. А до того успел обзавестись новой кроватью, шкафом, постельными принадлежностями и всем необходимым одинокому человеку. Хозяин, Василий Максимович, охотно согласился взять на себя покупку продуктов для завтраков и ужинов и исполнять обязанности повара.
Описывать повседневную жизнь Владимира Уткина неинтересно, да в этом и нет нужды. Советским контрразведчикам, работавшим под руководством полковника Владимира Гавриловича Маркова, который вел всю операцию по делу резидента Надежды, то есть Михаила Тульева, важно было одно - выявить цели и намерения нового агента, засланного на нашу территорию, но, судя по тому, как вел себя Уткин, он собирался пустить в городе С. глубокие корни, а следовательно, ждать от него каких-то активных действий не приходилось.
Лакмусовой бумажкой служила портативная рация, замаскированная под обычный приемник «Спидола», которая когда-то была доставлена из-за рубежа для Михаила Тульева и которую он спрятал в ящике с песком на чердаке дома № 27 по улице Златоустовской, - этот-то дом и был помечен крестиком на плане, переданном Уткину Михаилом Тульевым.
День шел за днем, неделя за неделей, а Уткин и не думал проведать чердак и хотя бы убедиться, что рация в сохранности.
Значит, пока она ему не нужна. А коли так, значит, и он пока своему разведцентру не нужен. Если агент ведет жизнь обыкновенного советского человека и если ему нет надобности держать связь со своими шефами, следовательно, такой агент поставлен, что называется, на консервацию.
Да, в нашем случае слово «болван» употреблено в другом его значении. Есть такие карточные игры, для которых строго обязательно определенное число игроков. Но когда не хватает одного, играть все-таки можно. На отсутствующего карты сдают и за него делают ходы. Это называется игра с болваном.
Похоже было, что началась какая-то новая игра, и Владимир Уткин исполнял в ней пока роль болвана.
Положение капитана госбезопасности Павла Синицына, который для разведцентра был вором-рецидивистом по кличке Бекас (многовато птичьих фамилий собралось, да что поделаешь? Там дальше еще и Воробьев появится и Орлов), числился агентом, жившим теперь в Советском Союзе под именем Павла Ивановича Потапова, было еще более непонятным и неопределенным, а в некотором отношении и необычным.
Перед отъездом за рубеж Михаил Тульев получил радиограмму, в которой было такое указание:
ОБУСЛОВЬТЕ С БЕКАСОМ СВЯЗЬ, ПРЕДЛОЖИТЕ ЕМУ ВЫЕХАТЬ В ДРУГОЙ ГОРОД, ЖЕЛАТЕЛЬНО В СИБИРЬ.
Но Павел-Бекас обосновался в городе Н. на Волге. От этого города поездом до Москвы была ночь езды. Разведцентр еще ранее поставил одно условие, которое Бекас обязывался соблюдать неукоснительно: он ни при каких обстоятельствах не имел права возвращаться к старому способу добывания денег.
Двойственность положения Павла-Бекаса создавала неудобства. С одной стороны, необходимо было всегда иметь в виду, что разведцентр, так и не пожелавший пока облечь Бекаса своим полным доверием, в любой момент может организовать проверку (как это уже бывало в прошлом), живет ли его агент в обусловленном месте. Значит, Бекас обязан был прописаться в городе на Волге. Разумеется, это не составляло проблемы. Он нашел подходящую комнату и прописался. С другой стороны, было бы крайне нерационально сидеть Павлу в этом городе совершенно без всякого дела и ждать связи от разведцентра неизвестно сколько времени.
1 2 3 4 5 6 7