Сантехника супер, цена удивила
Это были евреи и другие люди, с которыми поляки имели до этого разногласия… Они попросту повесили их всех, среди повешенных были и этнические немцы. Сегодня эти преступления приписывают частям вермахта. Но это неправда! Этим занимаются лжецы и предатели, ССовцы, которые живут сегодня среди нас благодаря доблести солдат вермахта, отдавших свою жизнь, чтобы спасти жизни и этим лжецам!
Знаете, когда я после госпиталя отправился в казарму и доложил новому командиру части, - майору, что прибыл в его распоряжение, он сразу же приказал мне. «О, прекрасно. Получите сразу задание… примите участие ночном марше. Назначаю вас ответственным командиром.
И так я опять был при деле. Мне сообщили направление марша. Карты и компас были нашими единственными путеводителями. В ту ночь мы были в пути, только утром мы совершенно уставшие, вернулись в казарму.
Солдаты исчезли в своих помещениях. А я отправил на квартиру к … моей Ирмгард. До следующего утра я остался у нее. После этого я хотел отправится на службу. Но прежде, чем вышел из дома, к нам зашел зять хозяев квартиры и сообщил мне: «Только что передали по радио, на фюрера было покушение, но по воле судьбы с ним ничего не случилось. Какой-то граф Штауффенберг, полковник, был исполнителем этого покушения. Из благодарности Райхсмаршал Гёринг приказал, что, начиная с сегодня весь Вермахт должен применять немецкий образ отдания чести, путем вытягивания руки, а не как до этого путем приложения руки к головному убору». «Черт побери!», подумал я, этого я как раз-то не хотел. Из-за этого я и пошел в вермахт, а не в части СС, и признаться честно, я считал солдат ваффен-сс за непорядочных камерад. «Боже! – думал я - применять теперь в вермахте приветствие нацистов!»… это мне было не по душе.
Придя утром на службу, и встав напротив построенной роты, я приветствовал своих солдат, по старой привычке, путем приложения руки к голове. Я сказал им: «Проклятье! мы должны теперь по-другому здороваться! Однако я хочу здороваться по-старому: Доброе утро солдаты»! А они мне ответили: «Доброе утро лейтенант»!
* * *
Этот довольно нескладный, но очень эмоциональный рассказ немецкого офицера прервал дневальный, который вошел в беседку. Он сообщил, что второй пост остановил двигавшуюся в сторону расположения подразделения колонну союзников. Кизим распорядился колонну пропустить, и после того как дневальный ушел, сам вышел на дорогу, где вдалеке увидел три бронированные машины на гусеничном ходу, четыре легких короткоствольных американских танка M3A1 «Стюарт» и один «студебеккер», которые довольно медленно продвигались в его направлении. Расстояние между ним и колонной постепенно сокращалось. Шум от металлических гусениц, царапающих асфальт, становился все громче. Флагов на бронетехнике не было, но Кизим заметил на первом танке американские звезды. Комроты скорее почувствовал, чем увидел, как к нему подошел Винник и стал рядом, ожидая гостей. Через минуты три, четыре небольшая колонна по приказу человека в форме американского лейтенанта остановилась. Молодой еще парень, соскочил на дорогу и непринужденно, даже вразвалочку пошел навстречу к русским офицерам.
- Лейтенант Джонсон, командир отдельной десантной ударной группы, Соединенные Штаты Америки! – легко и непринужденно представился он. Всем своим видом молодой человек выражал легкую степень неуважения к русским, будто был уверен, что именно он и только его армия почти уже победила в этой войне. И что не русские, а американцы воевали на протяжении этих долгих лет. «Видимо в бою еще не был» - подумал Кизим. Он уже несколько раз сталкивался с янки. Эти американцы быстро менялись. Как только они впервые появлялись в Европе, то мнили себя сверхчеловеками, пули от которых отскакивают и при виде которых фрицы должны разбегаться в панике, но уже после первого легкого боя вся их спесь куда-то исчезала, и в их облике, как на фотобумаге при печатании фотографий, проявлялись обычные человеческие чувства. Они становились обычными людьми, тела которых пули поражают наравне с другими и которые, как и все боятся смерти и хотят выжить. Холодность и смешная надменность лейтенанта нисколько не задели капитана и он, улыбаясь, дружелюбно протянул американцу руку для пожатия. Джонсон заметил приветливость русского и постарался ответить ему тем же.
Тем временем отдельная американская рота соскочила со своей бронетехники и внимательно изучала русских коллег.
- Лейтенант, куда направляетесь? – спросил командира Кизим.
- Наши корабли стоят недалеко от Вас. Нам дана команда изучить местность и получить, по-возможности, более полную картину вражеских позиций.
- Ясно. Могу ли я пригласить союзников в расположение моего подразделения, и предложить поднять бокал за победу?
- Вао! Конечно! С огромным удовольствием!
- Сережа, - обратился Кизим к Виннику, - организуй встречу и пригласи старшину, пусть поможет расположить американцев.
- Есть, - отозвался Винник и, взяв под козырек, стараясь не ударить в грязь лицом, с достоинством, но довольно быстро побежал во двор особняка.
* * *
Уже через час все было готово к торжественному приему. Новые хозяева особняка принимали американских гостей. Стол был довольно богато накрыт продуктами. Помимо хлеба, сала, тушенки, жареной картошки на столе лежала вкусная еда из американских продовольственных пайков. Но все богатое для военного времени разнообразия продуктов служило всего лишь закуской к обычному спирту, разведенному водой. Вначале его разводили в котелке в пропорциях один к одному, но уже после второго котелка разведением спирта занимался каждый присутствующий за столом сам. Для этого на стол поставили еще один котелок с водой. Американцы с непривычки сильно захмелели и стали разводить спирт и воду в других пропорциях, делая напиток более слабым. Наши же не меняли своих привычек. За столом сидели пять русских офицеров и четверо американских. Общество решило пригласить к столу и побежденную сторону. Поэтому Кизим послал дневального за Кунцем. Пока тот не пришел Джонсон, слегка покачиваясь, говорил тост. Винник перевел его смысл еще до того как американец замолчал.
- За боевое содружество союзнических войск! – сидя огласил свой перевод Винник, и с поднятым стаканом продолжал смотреть на Джонсона, ожидая, когда же тот заткнется и можно будет опрокинуть очередной стакан.
Как только рот американца закрылся и вновь приоткрылся теперь уже для принятия внутрь огненной жидкости, все встали и, звонко чокнувшись, выпили содержимое своих стаканов.
Как раз в это время дневальный и ввел немецкого офицера. Обер-лейтенант остановился в дверях в ожидании дальнейших событий. Американские и русские офицеры, выпив сели на свои места. Кунц продолжил стоять возле дверей. Весь его вид говорил о том, что даже побежденный он уважает себя и не даст повода для оскорблений в свой адрес. Петр Трофимович встал и подошел к немцу. Жестом он пригласил своего врага к столу. Немец не совсем понял и жестом же переспросил о намерениях хозяина. Тогда капитан взял его за локоть и повел к столу, усадив его рядом с собой и возле Винника.
- Обер-лейтенант, прошу Вас выпить с нами за скорейшее прекращение войны, - предложил немцу выпить Кизим, наливая половину стакана спирта и подставляя котелок с водой для разбавления. Кунц кивнул в знак благодарности. Потом встал, поднес к губам спирт и молча выпил. Потом, не садясь, сказал:
- За окончание этой войны, самой жестокой и страшной!
- Закусывайте, - капитан подставил немцу тарелку, предварительно положив на нее и картошки и тушенки.
Не успел немецкий офицер начать закусывать, как американцы вновь подняли стаканы. Все опять выпили, в том числе и Кунц. Через час он уже влился в сплоченный коллектив. Опьянение охватило его наравне со всеми. К этому знакомому всем чувству присоединилось еще несколько других сопутствующих: чувство сентиментальности, необъяснимая доброжелательность, раскрепощенность и болтливость. Под их напором офицер обратился к Кизиму.
- Господин капитан, я очень благодарен Вам за то, что Вы защитили девочек. Мне все рассказала Helen. Но я боюсь за последствия этого благородного поступка. Не грозит ли Вам, ну, и конечно, нам месть со стороны того офицера?
- Успокойтесь, Кунц. Я поступил, как следовало любому честному человеку. И к тому же я исполнял приказ своего командования. А потом, неужели мы все за время этой войны забыли о простых человеческих чувствах?! Неужели нам чужды стали жалость, сочувствие, сострадание к больным? Неужели мы все превратились в животных? Я наслышан о поступках, которые совершались Вашими соплеменниками на оккупированных территориях. Я знаю, что иногда совершают мои соотечественники здесь в Германии! Но я также знаю и другую сторону войны. Я знаю, как немецкие офицеры спасали русских, украинских, польских и даже еврейских детей от зверств СС, как рискуя своей жизнью, они спасали женщин и стариков от голода. Я знаю, сам видел последствия, как ведут себя некоторые американцы на оккупированных ими территориях! – капитан кивнул в сторону своих гостей. - Как они расстреливают пленных! Как расстреливают мирное население! Но, опять-таки, не все! Люди должны оставаться людьми в любых обстоятельствах. И они остаются ими, если они люди. А звери в человеческом облике на войне себя чувствуют в своей тарелке и только в мирное время стараются скрывать свои настоящие лица! Звериные морды! Так за что благодарить? За проявление человечности человеком?! Так что садитесь Кунц рядом и давайте хоть на минуту забудем о войне!
Однако застолье продолжалось недолго. Гул и грохот взрыва, одного, затем другого, заставил прервать редкое за последние годы благодушие.
* * *
Первый снаряд упал метрах в пяти от стоявших у дороги в ряд американских танков. Вырванная земля комьями осыпала застывшую технику и почти одновременно с облаком едкого дыма и пыли пронеслась над солдатами, дежурившими за мешками с песком. Ни Кизиму, ни Джонсону не пришлось отдавать команды своим подчиненным занять боевые позиции. Бойцы Кизима, привыкшие за долгие годы к постоянному чувству самосохранения, высыпали во двор и бросились к местам своих боевых расчетов. Американцы, напуганные внезапными боевыми действиями, все же не растерялись и, пригнувшись, разбежались, заняв позиции рядом с русскими. Взрывы не прекращались. То там, то тут вспыхивал огонь, летели в разные стороны грязь, трава, не имевшая уже своего родного цвета, осколки мелких камней. Грохот взрывов и гул летящих смертоносных болванок привычно раздражал слуховые нервы солдат, но страшно напугал мирных граждан. Немецкие обыватели из близлежащих домов, впервые услышавшие шум войны, стали выскакивать, в чем были, и стремительно прятаться в подвалах своих каменных домов.
Кизим и Джонсон оказались рядом в небольшом окопчике, который за день успели вырыть бойцы его роты. Американец был напуган и, наверное, поэтому невольно прижимался к капитану. Весь его хмель куда-то делся. Глаза, полные ужаса смотрели по сторонам, пытаясь понять, откуда грозит ему внезапно объявившаяся смерть.
- Who this?! Germans?! (Кто это?! Немцы?!) – громко прошептал он в ухо Кизиму.
- Пока не знаю! – по-русски ответил ему Петр Трофимович, но смысл этих слов в переводе не нуждался. Они стали понимать друг друга без слов.
Несколько снарядов легли совсем рядом с ними. Один взорвался на крыше особняка, в щепки разнеся часть черепичной крыши.
- Лейтенант! Прикажи своим людям занять места в своей бронетехнике! И пусть отвечают огнем!!! – пытаясь перекричать шум взрывов, заорал капитан по-русски американцу, указывая рукой на его технику, сопровождая свои слова матом и жестикуляцией.
-Yes, sir! – взял под козырек Джонсон, не понятно как уяснив суть сказанного русским. Тут же он заорал команды своим людям, перекрикивая шум боя. Американцы засуетились и поодиночке и парно стали пробираться к своим бронемашинам. Через несколько минут один из танков открыл огонь. Из его короткого ствола вырвалось пламя, и смертоносный металл улетел в сторону врагов, отвечая смертью на смерть.
Кизим, оставаясь в окопе, пытался понять суть происходящего и организовать грамотную оборону. Снаряды летели с противоположной стороны от городка. Скорее всего, враг расположился за рекой и проводил артобстрел. Следовательно, необходимо было готовиться и к атаке с той же стороны. По звуку разрывающихся снарядов он предположил, что обстрел велся из танковых орудий.
В окоп спрыгнул командир второго взвода. Его бойцы ближе всех к врагу занимали оборону.
- Товарищ, капитан! Это танки, причем «тридцать четверки»! Наши! Товарищ капитан! Может, приняли нас за фрицев?!
- Может, может…слушай, взводный, пошли бойца за простыней и пусть твои помашут ею. Возможно, если это наши, то они прекратят обстрел…
-Есть! – взводный выскочил из окопа и перебежками побежал к своему взводу.
Внезапно комроты вспомнил о больных девочках. Он представил их в комнате полной дыма, шума, осыпающейся штукатурки, их испуганные лица, непонимание того, что происходит вокруг и от этого еще больший ужас в их детских глазах и сердцах. Выждав момент, когда наступило короткое затишье, он также как и взводный выпрыгнул из окопа и, пригнувшись, побежал, но только в дом. За его спиной рванул взрыв, но осколки его не задели.
В доме стоял гул от взрывов, столб пыли от штукатурки со стен и потолков. Кизим забежал на второй этаж и бросился в комнату девочек. Рванув на себя дверь, он сначала не увидел ни одной живой души. Но быстро окинув комнату взглядом, догадался, что надо искать на полу. Девочки лежали под кроватями, прикрывая свои головы руками. Среди них он рассмотрел и Helen. Она-то своим примером и уложила их на пол. Рядом с выходом лежала девочка лет девяти. Петр Трофимович подлетел к ней и, присев возле нее на корточки, взял под руки и посмотрел ей в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8
Знаете, когда я после госпиталя отправился в казарму и доложил новому командиру части, - майору, что прибыл в его распоряжение, он сразу же приказал мне. «О, прекрасно. Получите сразу задание… примите участие ночном марше. Назначаю вас ответственным командиром.
И так я опять был при деле. Мне сообщили направление марша. Карты и компас были нашими единственными путеводителями. В ту ночь мы были в пути, только утром мы совершенно уставшие, вернулись в казарму.
Солдаты исчезли в своих помещениях. А я отправил на квартиру к … моей Ирмгард. До следующего утра я остался у нее. После этого я хотел отправится на службу. Но прежде, чем вышел из дома, к нам зашел зять хозяев квартиры и сообщил мне: «Только что передали по радио, на фюрера было покушение, но по воле судьбы с ним ничего не случилось. Какой-то граф Штауффенберг, полковник, был исполнителем этого покушения. Из благодарности Райхсмаршал Гёринг приказал, что, начиная с сегодня весь Вермахт должен применять немецкий образ отдания чести, путем вытягивания руки, а не как до этого путем приложения руки к головному убору». «Черт побери!», подумал я, этого я как раз-то не хотел. Из-за этого я и пошел в вермахт, а не в части СС, и признаться честно, я считал солдат ваффен-сс за непорядочных камерад. «Боже! – думал я - применять теперь в вермахте приветствие нацистов!»… это мне было не по душе.
Придя утром на службу, и встав напротив построенной роты, я приветствовал своих солдат, по старой привычке, путем приложения руки к голове. Я сказал им: «Проклятье! мы должны теперь по-другому здороваться! Однако я хочу здороваться по-старому: Доброе утро солдаты»! А они мне ответили: «Доброе утро лейтенант»!
* * *
Этот довольно нескладный, но очень эмоциональный рассказ немецкого офицера прервал дневальный, который вошел в беседку. Он сообщил, что второй пост остановил двигавшуюся в сторону расположения подразделения колонну союзников. Кизим распорядился колонну пропустить, и после того как дневальный ушел, сам вышел на дорогу, где вдалеке увидел три бронированные машины на гусеничном ходу, четыре легких короткоствольных американских танка M3A1 «Стюарт» и один «студебеккер», которые довольно медленно продвигались в его направлении. Расстояние между ним и колонной постепенно сокращалось. Шум от металлических гусениц, царапающих асфальт, становился все громче. Флагов на бронетехнике не было, но Кизим заметил на первом танке американские звезды. Комроты скорее почувствовал, чем увидел, как к нему подошел Винник и стал рядом, ожидая гостей. Через минуты три, четыре небольшая колонна по приказу человека в форме американского лейтенанта остановилась. Молодой еще парень, соскочил на дорогу и непринужденно, даже вразвалочку пошел навстречу к русским офицерам.
- Лейтенант Джонсон, командир отдельной десантной ударной группы, Соединенные Штаты Америки! – легко и непринужденно представился он. Всем своим видом молодой человек выражал легкую степень неуважения к русским, будто был уверен, что именно он и только его армия почти уже победила в этой войне. И что не русские, а американцы воевали на протяжении этих долгих лет. «Видимо в бою еще не был» - подумал Кизим. Он уже несколько раз сталкивался с янки. Эти американцы быстро менялись. Как только они впервые появлялись в Европе, то мнили себя сверхчеловеками, пули от которых отскакивают и при виде которых фрицы должны разбегаться в панике, но уже после первого легкого боя вся их спесь куда-то исчезала, и в их облике, как на фотобумаге при печатании фотографий, проявлялись обычные человеческие чувства. Они становились обычными людьми, тела которых пули поражают наравне с другими и которые, как и все боятся смерти и хотят выжить. Холодность и смешная надменность лейтенанта нисколько не задели капитана и он, улыбаясь, дружелюбно протянул американцу руку для пожатия. Джонсон заметил приветливость русского и постарался ответить ему тем же.
Тем временем отдельная американская рота соскочила со своей бронетехники и внимательно изучала русских коллег.
- Лейтенант, куда направляетесь? – спросил командира Кизим.
- Наши корабли стоят недалеко от Вас. Нам дана команда изучить местность и получить, по-возможности, более полную картину вражеских позиций.
- Ясно. Могу ли я пригласить союзников в расположение моего подразделения, и предложить поднять бокал за победу?
- Вао! Конечно! С огромным удовольствием!
- Сережа, - обратился Кизим к Виннику, - организуй встречу и пригласи старшину, пусть поможет расположить американцев.
- Есть, - отозвался Винник и, взяв под козырек, стараясь не ударить в грязь лицом, с достоинством, но довольно быстро побежал во двор особняка.
* * *
Уже через час все было готово к торжественному приему. Новые хозяева особняка принимали американских гостей. Стол был довольно богато накрыт продуктами. Помимо хлеба, сала, тушенки, жареной картошки на столе лежала вкусная еда из американских продовольственных пайков. Но все богатое для военного времени разнообразия продуктов служило всего лишь закуской к обычному спирту, разведенному водой. Вначале его разводили в котелке в пропорциях один к одному, но уже после второго котелка разведением спирта занимался каждый присутствующий за столом сам. Для этого на стол поставили еще один котелок с водой. Американцы с непривычки сильно захмелели и стали разводить спирт и воду в других пропорциях, делая напиток более слабым. Наши же не меняли своих привычек. За столом сидели пять русских офицеров и четверо американских. Общество решило пригласить к столу и побежденную сторону. Поэтому Кизим послал дневального за Кунцем. Пока тот не пришел Джонсон, слегка покачиваясь, говорил тост. Винник перевел его смысл еще до того как американец замолчал.
- За боевое содружество союзнических войск! – сидя огласил свой перевод Винник, и с поднятым стаканом продолжал смотреть на Джонсона, ожидая, когда же тот заткнется и можно будет опрокинуть очередной стакан.
Как только рот американца закрылся и вновь приоткрылся теперь уже для принятия внутрь огненной жидкости, все встали и, звонко чокнувшись, выпили содержимое своих стаканов.
Как раз в это время дневальный и ввел немецкого офицера. Обер-лейтенант остановился в дверях в ожидании дальнейших событий. Американские и русские офицеры, выпив сели на свои места. Кунц продолжил стоять возле дверей. Весь его вид говорил о том, что даже побежденный он уважает себя и не даст повода для оскорблений в свой адрес. Петр Трофимович встал и подошел к немцу. Жестом он пригласил своего врага к столу. Немец не совсем понял и жестом же переспросил о намерениях хозяина. Тогда капитан взял его за локоть и повел к столу, усадив его рядом с собой и возле Винника.
- Обер-лейтенант, прошу Вас выпить с нами за скорейшее прекращение войны, - предложил немцу выпить Кизим, наливая половину стакана спирта и подставляя котелок с водой для разбавления. Кунц кивнул в знак благодарности. Потом встал, поднес к губам спирт и молча выпил. Потом, не садясь, сказал:
- За окончание этой войны, самой жестокой и страшной!
- Закусывайте, - капитан подставил немцу тарелку, предварительно положив на нее и картошки и тушенки.
Не успел немецкий офицер начать закусывать, как американцы вновь подняли стаканы. Все опять выпили, в том числе и Кунц. Через час он уже влился в сплоченный коллектив. Опьянение охватило его наравне со всеми. К этому знакомому всем чувству присоединилось еще несколько других сопутствующих: чувство сентиментальности, необъяснимая доброжелательность, раскрепощенность и болтливость. Под их напором офицер обратился к Кизиму.
- Господин капитан, я очень благодарен Вам за то, что Вы защитили девочек. Мне все рассказала Helen. Но я боюсь за последствия этого благородного поступка. Не грозит ли Вам, ну, и конечно, нам месть со стороны того офицера?
- Успокойтесь, Кунц. Я поступил, как следовало любому честному человеку. И к тому же я исполнял приказ своего командования. А потом, неужели мы все за время этой войны забыли о простых человеческих чувствах?! Неужели нам чужды стали жалость, сочувствие, сострадание к больным? Неужели мы все превратились в животных? Я наслышан о поступках, которые совершались Вашими соплеменниками на оккупированных территориях. Я знаю, что иногда совершают мои соотечественники здесь в Германии! Но я также знаю и другую сторону войны. Я знаю, как немецкие офицеры спасали русских, украинских, польских и даже еврейских детей от зверств СС, как рискуя своей жизнью, они спасали женщин и стариков от голода. Я знаю, сам видел последствия, как ведут себя некоторые американцы на оккупированных ими территориях! – капитан кивнул в сторону своих гостей. - Как они расстреливают пленных! Как расстреливают мирное население! Но, опять-таки, не все! Люди должны оставаться людьми в любых обстоятельствах. И они остаются ими, если они люди. А звери в человеческом облике на войне себя чувствуют в своей тарелке и только в мирное время стараются скрывать свои настоящие лица! Звериные морды! Так за что благодарить? За проявление человечности человеком?! Так что садитесь Кунц рядом и давайте хоть на минуту забудем о войне!
Однако застолье продолжалось недолго. Гул и грохот взрыва, одного, затем другого, заставил прервать редкое за последние годы благодушие.
* * *
Первый снаряд упал метрах в пяти от стоявших у дороги в ряд американских танков. Вырванная земля комьями осыпала застывшую технику и почти одновременно с облаком едкого дыма и пыли пронеслась над солдатами, дежурившими за мешками с песком. Ни Кизиму, ни Джонсону не пришлось отдавать команды своим подчиненным занять боевые позиции. Бойцы Кизима, привыкшие за долгие годы к постоянному чувству самосохранения, высыпали во двор и бросились к местам своих боевых расчетов. Американцы, напуганные внезапными боевыми действиями, все же не растерялись и, пригнувшись, разбежались, заняв позиции рядом с русскими. Взрывы не прекращались. То там, то тут вспыхивал огонь, летели в разные стороны грязь, трава, не имевшая уже своего родного цвета, осколки мелких камней. Грохот взрывов и гул летящих смертоносных болванок привычно раздражал слуховые нервы солдат, но страшно напугал мирных граждан. Немецкие обыватели из близлежащих домов, впервые услышавшие шум войны, стали выскакивать, в чем были, и стремительно прятаться в подвалах своих каменных домов.
Кизим и Джонсон оказались рядом в небольшом окопчике, который за день успели вырыть бойцы его роты. Американец был напуган и, наверное, поэтому невольно прижимался к капитану. Весь его хмель куда-то делся. Глаза, полные ужаса смотрели по сторонам, пытаясь понять, откуда грозит ему внезапно объявившаяся смерть.
- Who this?! Germans?! (Кто это?! Немцы?!) – громко прошептал он в ухо Кизиму.
- Пока не знаю! – по-русски ответил ему Петр Трофимович, но смысл этих слов в переводе не нуждался. Они стали понимать друг друга без слов.
Несколько снарядов легли совсем рядом с ними. Один взорвался на крыше особняка, в щепки разнеся часть черепичной крыши.
- Лейтенант! Прикажи своим людям занять места в своей бронетехнике! И пусть отвечают огнем!!! – пытаясь перекричать шум взрывов, заорал капитан по-русски американцу, указывая рукой на его технику, сопровождая свои слова матом и жестикуляцией.
-Yes, sir! – взял под козырек Джонсон, не понятно как уяснив суть сказанного русским. Тут же он заорал команды своим людям, перекрикивая шум боя. Американцы засуетились и поодиночке и парно стали пробираться к своим бронемашинам. Через несколько минут один из танков открыл огонь. Из его короткого ствола вырвалось пламя, и смертоносный металл улетел в сторону врагов, отвечая смертью на смерть.
Кизим, оставаясь в окопе, пытался понять суть происходящего и организовать грамотную оборону. Снаряды летели с противоположной стороны от городка. Скорее всего, враг расположился за рекой и проводил артобстрел. Следовательно, необходимо было готовиться и к атаке с той же стороны. По звуку разрывающихся снарядов он предположил, что обстрел велся из танковых орудий.
В окоп спрыгнул командир второго взвода. Его бойцы ближе всех к врагу занимали оборону.
- Товарищ, капитан! Это танки, причем «тридцать четверки»! Наши! Товарищ капитан! Может, приняли нас за фрицев?!
- Может, может…слушай, взводный, пошли бойца за простыней и пусть твои помашут ею. Возможно, если это наши, то они прекратят обстрел…
-Есть! – взводный выскочил из окопа и перебежками побежал к своему взводу.
Внезапно комроты вспомнил о больных девочках. Он представил их в комнате полной дыма, шума, осыпающейся штукатурки, их испуганные лица, непонимание того, что происходит вокруг и от этого еще больший ужас в их детских глазах и сердцах. Выждав момент, когда наступило короткое затишье, он также как и взводный выпрыгнул из окопа и, пригнувшись, побежал, но только в дом. За его спиной рванул взрыв, но осколки его не задели.
В доме стоял гул от взрывов, столб пыли от штукатурки со стен и потолков. Кизим забежал на второй этаж и бросился в комнату девочек. Рванув на себя дверь, он сначала не увидел ни одной живой души. Но быстро окинув комнату взглядом, догадался, что надо искать на полу. Девочки лежали под кроватями, прикрывая свои головы руками. Среди них он рассмотрел и Helen. Она-то своим примером и уложила их на пол. Рядом с выходом лежала девочка лет девяти. Петр Трофимович подлетел к ней и, присев возле нее на корточки, взял под руки и посмотрел ей в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8