— Да какое это имеет значение, — уныло отозвался Молдер. — Вот если бы на мне был не синий, а серый пиджак, эта судейская птица слушала бы меня совсем иначе…
Скалли никак не могла вписаться в крутые виражи, которые рисовало извращенное сознание напарника.
— Так или иначе, я здесь, — сказала она.
— Да, — кивнул Молдер. — И это сильно все осложняет…
— Ну знаешь!.. — Скалли аж задохнулась от обиды.
— Ох, извини, — Молдер схватил ее за запястье и тут же отдернул руку. — Я совсем не это хотел сказать… Я подумал — то, что тебя сюда вызвонили, не укладывается ни в какую схему… И из-за этого все очень усложняется.
— Не выкручивайся, — сказала Скалли.
— И не думаю, — Молдер пожал плечами. — Я просто объяснил.
— Ты лучше подумай, как объяснить Скиннеру, почему ты решил разгласить засекреченную информацию.
— А что тут думать. Ясно же — единственный шанс не дать выпустить Тумса на свободу.
— Но это же противоречит всем уставам!..
— Ах да, — Молдер нахмурился, — он же только что тебя насчет уставов склонял… Ну и черт с ним — скажи, что не успела со мной переговорить. Ты никаких уставов не нарушала, а я сам по себе урод. И уже давно.
— Чертовски тебе признательна, — съязвила Скалли.
— Не стоит благодарности.
— Ладно, пойдем — сейчас, наверное, будет объявлено решение…
— Постой! — Молдер сноба схватил Скалли за запястье. — Тебе совершенно незачем туда идти.
— Почему это?
— Главную причину я тебе не скажу, — нагло заявил Молдер. — А второстепенную — пожалуйста. Тебе позвонили и дали понять, что твое присутствие здесь — желательно. У нас нет причин полагать, что эти ребята играют на нашей стороне. А раз так, то нам незачем им помогать… У тебя нет особых причин быть рядом с Тумсом?
Скалли вздрогнула, вспомнив схватку с монстром, вылезшим из вентиляционной отдушины.
— Понятно, — сказал наблюдательный Молдер. — И еще одна причина: твоя беседа со Скиннером. Чем меньше ты будешь здесь крутиться, тем лучше.
— Почему это?
— Потому что я снова намерен плюнуть в душу почитателям устава. Многократно. И совершенно незачем делать вид, что ты согласна с моими методами.
— Абсолютно не согласна, — кивнула Скалли.
— Вот и я о том же. Скиннеру скажешь, что со мной просто невозможно разговаривать. Что я становлюсь совсем дурной, когда разговор заходит о Тумсе, летающих тарелках и полтергейсте.
— Он это и так знает.
— Тем более. Говорить Скиннеру правду легко и приятно…
Дверь зала распахнулась, и из нее вышел Тумс в сопровождении двух охранников. Судя по виду, Тумс был совершенно счастлив. Его губы были по-прежнему плотно сжаты, но впервые на памяти Молдера эти губы растягивала такая широкая улыбка. Глаза Тумса блуждали, не задерживаясь ни на чем, ноздри раздувались от возбуждения. Позади него шел доктор Мартин, непрерывно что-то тараторя. За доктором, с лицами одновременно озабоченными и счастливыми, следовали Джозеф и Мэри Кристчен, новоиспеченные опекуны Тумса. Шествие замыкала доктор Памела Каребски.
Федеральных агентов Тумс, кажется, просто не заметил, Мартину было не до них, семейство Кристчен не замечало вообще ничего вокруг — и лишь доктор Каребски удостоила Молдера вниманием. Взгляд, который она в него вонзила, можно было бы назвать убийственным. По крайней мере, доктор Каребски предполагала, что Молдер воспримет ее взгляд именно так. Но Молдер давно уже выработал железный иммунитет к подобным атакам, и его доспех лишь слабо звякнул, как будто его царапнуло шпажкой. Более того — в ответ он приветливо улыбнулся — той самой улыбкой, с какой умудренный жизнью бюрократ смотрит на детишек, резвящихся в песочнице. Доктор Каребски гордо вздернула подбородок, сделала вид, что внезапно заметила знакомого, и с криком: «Доктор Пинтершлосс! Доктор Пинтершлосс, подождите!..» скрылась за поворотом коридора. Скалли вздохнула.
— Ладно, брось, — Молдер был само спокойствие. — Я не дам ему никого сожрать.
— Будешь за ним следить?
Молдер кивнул.
— А работа?
— Это и есть моя работа, — сказал Молдер. — А ты подбирай пока материалы по нашим темам в архиве Бюро.
— Договорились, — Скалли встала со стула и направилась к выходу.
— И самое главное, — добавил Молдер.
Скалли остановилась и обернулась:
— Что?
— Старайся делать это в строгом соответствии с уставом.
Психиатрическая клиника Друид-Хилл
Балтимора, штат Мэриленд
4 апреля 1994
Через четверть часа
За те несколько минут, пока Молдер отсутствовал в зале, судья Джонсон успела вынести решение об освобождении Юджина Виктора Тумса из клиники Друид-Хилл, определить ему в опекуны престарелую и бездетную семейную пару (пришлось делать нелегкий выбор из десятка заявлений) и подписать ходатайство о восстановлении Тумса на прежнем месте работы в муниципальной комиссии Балтиморы по контролю за животными.
Доктор Мартин торжествовал и давал комментарии для прессы.
— Решение судьи Джонсон вновь показало, что принципы свободы личности ценятся в нашей стране превыше всего, — говорил он, слегка отклоняясь назад: настырные журналисты так и норовили засунуть микрофоны прямо ему в рот. — Как ни пытались федеральные спецслужбы повлиять на ход слушаний дела, им это не удалось. Юджин Виктор Тумс свободен.
— Доктор Мартин, — ведущий программы новостей городского канала старался держаться так, чтобы не выпасть из поля зрения телекамеры, — но, ведь ваш Тумс — не невинно пострадавшая овечка. Ведь он попал в клинику после того, как пытался изнасиловать агента ФБР.
— Это ложь!
— Но об этом нападении прямо говорится в материалах дела!
— О покушении на изнасилование там не говорится ничего.
— А зачем тогда ему было нападать на ту женщину?
— Юджин Тумс не отдавал себе отчета в своих поступках, он действовал в состоянии крайнего аффекта. И я вполне способен это понять — ведь его пытались ложно обвинить в серийных убийствах.
— Хорошо, пусть так, но ведь вы признаете сам факт нападения. Значит, Тумс способен напасть на человека, он опасен для окружающих — а вы его выпускаете!
— Как специалист я не вижу причин опасаться. Вздорных обвинений против него теперь не выдвигают, поэтому и причин для психического срыва у Юджина Тумса нет.
— Доктор Мартин, вам как специалисту следовало бы знать, что если у человека психика не в порядке, то он сам найдет причину для срыва. Любой стресс может толкнуть его на преступление…
— Я уверен, что вы излишне драматизируете ситуацию. Любой телезритель может сорваться и наделать глупостей — что же, сажать теперь всех поголовно в клинику? Тогда уж и врачей туда надо водворить — они тоже люди и тоже испытывают стрессы.
— Но существует разница между психическим заболеванием и простым срывом.
— Мои исследования показали, что Тумс вовсе не болен. Его психика в полном порядке. Поставленный ему диагноз я считаю ошибочным — судебные эксперты обследовали Юджина Тумса, когда он находился в состоянии глубочайшей депрессии, и приняли проявление его угнетенного состояния за симптомы кататонии. Хотел бы я посмотреть, как кататоник сможет на кого-нибудь напасть!
— Но если Тумс здоров, значит, он должен отвечать за нападение на агента ФБР?
— С какой стати? Они же первые начали!
Репортеры заржали.
— Если бы меня обвинили в серийных убийствах, я бы тоже вышел из себя.
— И тоже напали бы на женщину?
— Не передергивайте! Я этого не говорил. Но, так или иначе, я не испытывал бы к тем, кто пытался меня оклеветать, теплых чувств. Даже если это будет самая симпатичная сотрудница ФБР.
Вечерний выпуск «Балтимор сан» вышел с материалом об освобождении Юджина Тумса на второй полосе. Там же было опубликовано интервью с доктором Мартином. Статья называлась «Доктор Элвин-Мартин: „Психиатров надо держать в психушках“».
Аналогичный материал на пятой странице «Ивнинг пост» назывался «Доктор Мартин не испытывает теплых чувств к сотрудницам ФБР».
«Нэшнл инкуайер» процитировал это интервью и назвал материал «Пусть они только попробуют обвинить меня в серийных убийствах».
Так к доктору Мартину пришла долгожданная слава.
Балтимора
4-5 апреля 1994
Ночь
Всю ночь супруги Кристчен не сомкнули глаз. Мэри несколько раз принималась тихо плакать от счастья — тогда Джозеф брал ее за руки или нежно гладил по седеющим волосам.
— Да, вишь, как оно обернулось, — шептал он. — Теперь вот и у нас сынок появился…
— Красавец, — говорила Мэри, вытирая слезы. — Мы усыновим его, правда?
— Конечно, усыновим. Родных у него никого нет…
— Бедный мальчик…
— Да уж, такая жизнь — не позавидуешь.
— Это оттого, что он был один. Будь у него семья, разве попал бы он в клинику?
— Не дали бы, — твердо отвечал Джозеф. — Ни за что бы не допустили.
— Мы его пристроим…
— Плотничать его научу. Не все же ему с этими кошками возиться… Пусть делом занимается. Я поговорю с Марком — мы его в мастерские возьмем.
— Правда?
— Точно поговорю…
Мэри вздыхала и прислушивалась к звукам, доносившимся из комнаты Юджина.
Юджин тоже не спал (он теперь практически никогда не спал). Окно его комнаты было открыто, он мог спокойно встать и уйти — и никто бы его не задержал. И его охота могла бы начаться — и, возможно, закончиться — сегодня ночью. Изголодавшийся зверь ждал именно этого. Он уже не бился, не требовал он скулил, царапался, облизывал изнутри тесную черепную полость, не в силах понять, почему ему не позволено выйти прямо сейчас… Однако Тумс лежал, укрывшись одеялом, и остановившимся взглядом глядел в потолок, по которому скользили просочившиеся в окно ночные тени вперемешку с отсветами уличных фонарей. Запахи, которые его окружали, были непривычны и в то же время очень знакомы. Он точно помнил, что у мамы запах был совершенно другой и в квартире их пахло иначе… Откуда же он мог помнить?..
Откуда?..
Он облизнулся.
Воспоминание всплывало из глубины его сознания, всплывало — и все никак не могло всплыть окончательно. Это было мучительно. Это выворачивало ему душу.
Запах просоленных сухарей.
Аромат свежей древесной стружки.
Качание теней на потолке.
У него вдруг пошла кругом голова, кровать как будто резко накренилась — он схватился за одеяло, рванулся…
Все прошло.
Воспоминаний больше не было. С ними что-то случилось. С ними что-то сделали. Как будто кто-то щелкнул выключателем — и воспоминания растворились, словно ночные тени в свете электрической лампочки.
Но память о том, что он что-то забыл — что-то очень важное, — осталась.
Ну и пусть.
Он отложил воспоминания на потом и принялся думать о том, что он теперь будет делать без своего Места.
…Место показал ему отец. Однажды он отвел Юджина в подвал, где стояли штабелями какие-то коробки и пустые ящики, сбросил на пол пару этих ящиков, посадил на один из них Юджина, а на другой сел сам.
— Давай посидим молча, — сказал Юджин-старший. — Интересно, почувствуешь ты это или нет.
Юджин огляделся.
Подвал был довольно большой и очень сырой. По стенам ползали слизни, подчищая поросли тонкого мха и пятна плесени. В штабелях пустых ящиков топали крысиные лапы. Можно было бы сказать, что в подвале неуютно, но… нет, наоборот — Юджин-младший вдруг почувствовал, что эта сырость не вызывает у него обычной брезгливости. Она была какой-то иной.
Он закрыл глаза и принялся вслушиваться в свои ощущения.
Через минуту он заметил, что почему-то считает про себя до пяти, причем в каком-то странном скачущем ритме: «Раз. Два-три. Четыре. Пять». Циклы счета повторялись, ритм завораживал и, похоже, шел откуда-то извне. Юджин прислушался, но ничего не услышал. Из слесарной мастерской в подвал не доносилось ни звука. Дом тоже молчал…
Раз. Два-три. Четыре. Пять.
Это было как биение невидимого сердца, судорожно борющегося с аритмией. Или наоборот — привычно включившего перебои в свой ритм.
Не открывая глаз, Юджин принялся поворачивать голову, пытаясь поймать источник ритма. Безуспешно — источника не было. Точнее, он был повсюду. Вокруг.
Раз. Два-три. Четыре. Пять.
Он почувствовал, что ему становится жарко. Теплели кончики пальцев. Пульс в висках зачастил, сбился — и вдруг вписался в этот странный ритм и тоже начал отсчитывать пятерки.
Раз. Два-три. Четыре. Пять…
Это было упоительно. Он плыл куда-то по волнам этого ритма, его уносило все дальше и дальше, и ему уже казалось, что он различает не только ритм, но и мелодию, не только мелодию, но и слова…
Юджин очнулся и понял, что стоит, прислонившись горячей щекой к липкой от следов слизней стене подвала.
— Значит, почувствовал… — сказал за спиной отец.
— Что это было? — прошептал Юджин.
— Не знаю, — отец явно пожал плечами, хотя Юджин этого видеть не мог. — На меня в первый раз тоже подействовало примерно так же.
— А кто тебя сюда привел? Дедушка?
— Нет. Я здесь прятался как-то от твоей матери… Давняя история, в общем.
В подвале отец и Юджин-младший погружались в странное и очень приятное состояние — промежуточное между бодрствованием и сном. Они редко рассказывали друг другу, что именно они чувствуют. Это было что-то вроде нирваны. Постепенно Юджин стал проводить в подвале все больше и больше времени. Когда отец надолго пропадал, Юджин мог совсем не появляться в квартире — и он привык безвылазно сидеть в подвале. Оказалось, что вверх из подвала идет в стене дома широкая вентиляционная шахта, и по ней можно подняться и посмотреть сквозь решетку вентиляционного отверстия прямо в квартиру. Стенка в этом месте была тонкая, и, после того как отец исчез, Тумс долотом пробил в ней довольно широкий проход и мог теперь спускаться в подвал прямо из квартиры. Он натаскал вниз ветоши со двора слесарной мастерской, а сверху положил пару старых матрацев, мимоходом украденных у соседки, когда та проветривала их на чердаке. На этой постели он приспособился спать.
Когда он окончательно перебрался в подвал, крысы оттуда ушли.
Больше Юджин никогда не уходил от местя далеко. Пригороды Балтиморы стали той границей, которую он не решился бы переступить даже под угрозой смерти…
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
5 апреля 1994
Телефон на столе коротко пропел.
1 2 3 4 5 6 7 8