Между тем появились посетители. На душе было гадко. Уходи, сказал я, пожалуйста. Можно, я снова приду? – спросила она. Нет, ответил я. Мне показалось, что она не поверила. Что ж, выгоняй меня, проговорила она, чтобы я тосковала по тебе. Выгоняй, чтобы я могла к тебе вернуться. Выгоняй, чтобы никогда полностью не исполнилось то, о чем мы мечтаем.
– Великолепно.
– Вот только эти слова принадлежали уже совсем другой женщине. Я вернулся к роялю. «К Элизе», подумалось мне. Она это поймет по-своему. Шоколадный соус с сахарной глазурью. Уже после первых звуков, прежде чем левая рука начинает выдавать свои глупые и пустые интервалы, она вскочила с места. Я краем глаза следил за тем, как она уходила. Это было ужасно.
– И вам не было ее жаль?
– Жаль? Вы, наверное, во всех этих вещах разбираетесь лучше меня, но я не уверен, что жалость может быть основой счастливых отношений.
– Выразимся по-другому – понимание?
– Как легко слетает с ваших уст это слово. Понимание. Для вас это скорее всего какое-то профессиональное искажение? Вам ведь все вроде бы понятно, да? Выходит, что нет. Не считаете, что пора выпить джин-тоник?
– Не рано ли?
– Этот напиток снимает напряжение. Вы ведь этого хотите. Или нет?
– Ну ладно. Скажите, потом вы опять виделись с Хризантемой?
– Угадайте.
– Думаю, что да.
– Разумеется. Такая женщина просто так сама не уходит.
– А вы уже кого-нибудь бросали?
– Разумеется. Постоянно и регулярно.
– Ах…
– Неужели вы считаете, что я буду добиваться какой-нибудь женщины? Ни за что на свете. Соблазнить женщину – это да. Но добиваться ее расположения – увольте. Это поведение неудачников, я не из их числа. Я тщательно провожу свои эксперименты. К тому же приближаюсь к женщине настолько невозмутимо и спокойно, что она вынуждена брать инициативу в свои руки.
– Обратимся к вопросу о достижении цели. С чего все начинается, где вы находите свои жертвы?
– Жертвы? Но это же смешно. Жертвы для меня те женщины, которые всю жизнь обслуживают тело своего супруга и заискивают перед ним, выпрашивая новое платье. Вот они – жертвы. Дамы, которых я выбираю… я их делаю королевами!
– И как же вы выбираете этих дам?
– Я уже говорил вам, что для меня главное. Обувь и прочие вещи. Я в этом ловлю вдохновение. Облик должен быть естественным. Представлять собой нечто логичное и сбалансированное. И еще разлом между обязательными составляющими единого целого. Это производит порой впечатление какой-то неухоженности. Но такое состояние с трудом поддается описанию. Мне оно хорошо известно. Я могу уловить по запаху, если женщина живет одна. Точнее говоря, одиноко.
– Скажем, вы приезжаете в какой-то город. Останавливаетесь в гостинице. Находите себе какое-то занятие. Что потом? Как все было в этот раз? В самый последний раз?
– Я наблюдал за нею во время концерта. Она сидела в первом ряду. Спину держала прямо. Лицо – сама гордость. И это мне понравилось. Вы ведь знаете, как возбуждает красивая осанка женщины. Все было очень просто. Прямо напротив большой раковины расположенный в саду пивной ресторан. Там она и сидела после концерта, выпрямив спину. Я присел за соседний столик.
– А потом?
– Она заказала бокал вина. Официант посоветовал какую-то дрянь. Я встал из-за столика, раскланялся и сказал: пожалуйста, позвольте мне быть вашим виночерпием. Она сделала вид, будто прежде меня не видела; по-девичьи смущенная, словно забыла, что в течение всего концерта пристально разглядывала меня. Я сказал: доверьтесь мне хотя бы на пять минут, вы заслуживаете того, чтобы выпить по-настоящему качественного вина, ожидавшего вас, и только вас.
– И она клюнула на этот комплимент?
– Вопрос не по делу.
– Что произошло затем?
– Мы знали друг друга целых полминуты, на протяжении пульсового удара, в пределах неуловимого светового пятна, в сверкающем блеске которого я осознал все целиком, а она ощутила лишь смятение, будучи не в состоянии заглянуть в грядущее на миг, чтобы задуматься, какое это будет иметь продолжение и какое завершение. Мы знали друг друга полминуты, и я протянул даме свой бокал, чтобы она попробовала моего вина. Именно в тот момент, когда я ей протянул бокал и она взяла его из моей руки, поискала меня взглядом, а я опустил глаза в непоколебимом смирении, с улыбкой сознавая свою власть, которая заставила бы ее замолчать и сгинуть.
– Вы здорово сгущаете краски.
– Вовсе нет. Может, в вашем мире психологи выражаются по-другому. Но вы забываете, что я связан с искусством. Я не какой-то там платный партнер для танцев в ресторане. К своей профессии я отношусь серьезно. Я бросаю взгляд на женщину. И еще прежде чем произнести одно-единственное слово, она уже знает, чего от меня ожидать. Я скажу ей: иди сюда, и я сделаю тебя хоть на некоторое время счастливой. Ты забудешь, откуда идешь и куда держишь путь. Я буду ласкать твои ноги, независимо от того, какие они на ощупь, буду целовать твою шею независимо от запаха волос. Для тебя я претворю воду в вино. Ты навсегда станешь моей королевой. Я буду славить твою красоту, ты станешь мерилом всего прекрасного на свете хотя бы на некоторое время. Ты будешь трепетать и делать все, что необходимо. Ты ничего не забудешь и не станешь ничего добавлять. И в тот момент, когда я к тебе прикоснусь, ты, наконец-то, наконец-то, возможно, единственный раз в своей жизни, сделаешь правильный шаг.
– Гм.
– Вы слышите меня?
– Да, да.
– Ну и?…
– Все это как-то напрягает.
– По нынешним временам это критерий психологической практики?
– Разумеется, нет.
– Странно.
– Что странного?
– Иногда у меня такое ощущение, что вы вовсе не психолог.
– Это уж слишком!
– Извините, я совсем не хотел вас обидеть. Просто я это представлял себе иначе.
– Как же?
– Трудно сказать, но все-таки иначе.
– Однако продолжим. Итак – вино. Вы заставили ее попробовать, и она в тот же миг влюбилась в вас. Так?
– Именно так. Знаете, странно то, что я, собственно говоря, уже собрался угомониться. Причем впервые.
– Любопытно.
– Я комфортно чувствовал себя в этом месте. Договор был подписан. Не ахти какой навар, но все же приятно. Парк рядом. Огромная раковина. Красиво… У меня был по-настоящему сентиментальный настрой. Лиза идеально вписывалась в эту атмосферу. На ней был костюм розового цвета с золотыми пуговицами. Материал напоминал эпонж. Она тщательно следила за своей внешностью. В наклонных полуденных лучах солнца я увидел, как пудра густо отслаивается на пушке ее щек. Губная помада идеально сочеталась с платьем. Она носила двухрядное жемчужное ожерелье и такие же клипсы. Группа мальчишек в струящихся лучах солнца под деревьями играла в шары. Как и прежде, попадались на глаза дети в лаковых ботинках и бархатных костюмчиках.
– Звучит прямо-таки идиллически.
– Так оно и было. А она представляла старомодную гвардию. Трогательно…
– Сколько же ей было лет?
– Ну, среднего возраста. Точнее говоря, неопределенного возраста.
– Неопределенного возраста – это как?
– По ту сторону границы привлекательности. «Осень в Нью-Йорке», вы это знаете? Осень в Нью-Йорке нередко путают с весной. Иногда осень маскируется под весенний день. Конечно, это пустая глупая шутка, которой серьезно не верит даже осень. Впрочем, осень воспринимаешь по запаху еще до того, как увидишь. Просыпаешься и вдруг ощущаешь какой-то перепаханный воздух, наполненный запахами грибов и нафталина. Потом продираешь глаза и сразу видишь коричневые листья в траве между зелеными и лакированными каштанами. Жизнь любой женщины отмечена мгновением, с наступлением которого ей позволяется делать все, что она хочет. Она может лелеять себя, более изысканно одеваться, ухаживать за своим телом, но ей уже не суждено восстановить былую привлекательность.
– Не самые радужные перспективы для женщин.
– Ну почему же. Я-то никуда не делся.
– Если я вас правильно понимаю, вы ведь исходите из того, что женщина уже не молода, свою привлекательность утратила, и тем не менее вы способны эту женщину – ну, как бы сказать…
– Оживить?
– Я бы выразилась по-другому.
– А вот я называю это оживлением. Со мной часто такое случалось где-нибудь в провинции, когда я садился за старый инструмент, откровенно испорченный рояль с пожелтевшими и даже изгаженными клавишами. Некоторые клавиши после прикосновения к ним западали, из-за чего расстроенный механизм производил жалкое впечатление, которое усугубляли рассохшийся корпус и стершиеся педали. И все-таки я садился за инструмент, пробовал взять пару аккордов, пару пассажей. Я ощущал, что рояль кряхтит, как старый уставший зверь, и в моей голове сквозила мысль: ты тоже сейчас зазвучишь, потому что я могу и хочу заставить тебя сделать это. Не прикасаясь к западающим клавишам, я нащупаю еще живые прекрасные фибры твоей души, чтобы они зазвучали, тихо и нежно. Так инструмент оживает – еще раз.
– Значит, с женщинами происходит то же самое?
– Да, то же.
– Может, ваше чувство слегка напоминает…
– Отвращение?
– Именно.
– Я знал, что вы зададите этот вопрос. Мне кажется, каждый человек задается этим вопросом. Но вы забываете одно: эти совсем юные девушки, которые выглядят столь аппетитно, ярко и все прочее, часами простаивают перед зеркалом, подбирая наиболее подходящий сорт губной помады. Вместе с тем они не очень-то задумываются о своем теле. Мне довелось пережить неприятные сюрпризы. Я избавлю вас от подробностей… Однако с возрастом некоторые женщины задумываются. Они могут часами принимать ванны, применять благовонные кремы и самые современные эпиляторы, с помощью массажа убирать лимфатические узлы на ногах, шлифовать ступни ног. Я все это очень ценю. В большинстве случаев меня такие вещи приятно поражают.
– Вот как!
– Н-да, значит, так.
– Итак, ее звали Лиза.
– Да. Собственно говоря, Елизавета, но Лиза – так ей казалось привлекательнее. Впрочем, это ей лучше подходило. Хотя мы обращались друг к другу по имени, при общении говорили «вы». Так мне больше всего нравится. Но потом вдруг я чуть не потерял рассудок.
– Как это?
– Знаете, есть такая карикатура, когда у пьяного все двоится. Наверное, я выпил две кружки, потому что передо мной предстали целых две Лизы.
– То есть как?
– Вторая Лиза заняла место рядом с Лизой номер один. Она заинтересованно оглядела меня. Я знаю этого господина? – спросила Лиза номер два. В ответ Лиза номер один проговорила: сейчас ты с ним познакомишься, на это потребуется всего несколько секунд.
– Боже мой, что это с вами приключилось?
– Со мной ничего. Двойняшки.
– Ой!
– Как мило звучит ваше «ой»!
– Совсем не «мило». Действительно, нет.
– Как вам угодно. В любом случае я оказался за столиком с двойняшками. Они были отчаянно похожи друг на друга, не сравнить с сиамскими близнецами, которых разделяют и на лицах которых жизнь рассказывает неодинаковые истории, вследствие чего в итоге остается лишь отдаленное сходство. Нет, эти женщины отличались абсолютным сходством, поскольку всю свою жизнь провели рядом друг с другом. Ни мужей, ни детей, только эта связь. И разумеется, они продолжали ходить в одинаково скроенной однотонной одежде, как первоклассницы.
– С ума сойти.
– Знаете, это так странно. Быть близнецами в зрелом возрасте даже как-то неуместно. Невольно складывается впечатление, что каприз природы, разделившей оплодотворенное яицо на две части, присущ исключительно детям, с возрастом же воспринимается как нечто пошлое и нелепое. Каждая в отдельности Лиза и Эльза казались вполне достойными дамами. Культурные, со вкусом одетые, неброские украшения. А вот на пару – просто цирковой номер.
– А ваше к ним отношение?
– Лиза и я уже обменялись визитными карточками. Я всегда заказываю себе изысканные карточки, утонченные и благородные по исполнению. На них обозначены только мое имя и номер мобильного телефона. Вам дать такую карточку?
– Нет, благодарю.
– Я подождал ради приличия несколько минут, потом встал и сказал: созвонимся. И бросил взгляд на Лизу. При этом у меня было дурацкое ощущение, что мои мысли в равной мере были обращены и к Эльзе.
– Это просто трусость – таким образом обращаться в бегство.
– Я никогда не считал себя героем.
– Я все же возьму карточку. Трудно все предвидеть.
– Именно. Никогда не угадать, где упадешь.
– Лиза и Эльза – приятное созвучие. Правда, немного напоминает действо на оперных подмостках…
– На следующий день обе пришли на концерт; устроившись в первом ряду партера, стали мне оттуда улыбаться. Я ответил улыбкой на улыбку. Подумал: черт возьми, вот появилась было действительно подходящая претендентка, и на тебе! Двойную пачку визиток я не заказывал, нет. Поэтому огромное спасибо, премного благодарен. Нет, я не приму их и по цене одной пачки, нет. Очень любезно с вашей стороны, но я, право, не знаю, куда это девать, этого более чем достаточно. У меня тут повсюду расставлена мебель, но у меня, видите, нет ни чулана, ни кладовой… Вот теперь я вас действительно рассмешил.
– Да. О да.
– Жаль, что я лишен возможности наблюдать за тем, как вы смеетесь.
– Жаль и еще раз жаль.
– Думаю, мне вас будет не хватать, когда все здесь закончится.
– А я так не думаю.
– Как вы думаете, сколько мне дадут лет?
– Это зависит от моей экспертной оценки. Но наверняка срок будет немалый. Не забывайте, приговор гласит: убийство.
– Если я снова выйду на свободу, наверное, буду уже слишком старым, чтобы заниматься практикой.
– Весьма вероятно. И между прочим, абсолютно в соответствии с правосудием.
– В тюрьме есть рояль?
– Это будет зависеть от того, куда вас поместят.
– Если не будет рояля, я наложу на себя руки.
– Не говорите такое. Даже в шутку.
– Это не шутка.
– Поставим на этом точку.
– Жаль.
– Передайте привет Шуману.
Если мне суждено увидеться с ним вновь, этот миг приумножится, появятся новые образы и мгновения, в которых растворится действительность. Но я не увижу его. Я буду свидетелем того, как он мне велел поднять руки безо всякого повода, просто так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22