- Ты очень часто берешься судить о вещах и явлениях, даже не вникая в их смысл...
Скарлетт передернула плечами.
- Не понимаю, о чем это ты...
- А все о том же... О горностае.
- Ты только что сказал, что я ревную тебя к этому зверьку?.. - спросила Скарлетт таким голосом, будто бы не понимала смысла этой очевидной нелепицы - впрочем, она и действительно не поняла этого утверждения.
Ретт кивнул.
- Да.
- Но почему?..
Тяжело вздохнув, Ретт произнес:
- Тут дело, в общем-то, даже и не в горностае... Ну, как тебе это объяснить...
- Объясни как-нибудь, а я уж постараюсь понять, - попросила Скарлетт.
Ретт с минуту помолчал, после чего произнес:
- Знаешь... Мне ведь иногда кажется, что когда-то, очень давно, еще когда мы только-только познакомились с тобой и я влюбился в тебя без памяти...
- Да, Ретт...
- Мне кажется, что я просто выдумал тогда Скарлетт О'Хару, тебя, то есть...
Скарлетт передернула плечами.
- Не понимаю... Ретт продолжал:
- Тогда я был молод... Нет, конечно же, в то время я казался тебе, да и самому себе зрелым мужчиной... еще бы - Ретт Батлер, - он глубоко вздохнул. - Но теперь, с высоты своего возраста и жизненного опыта я точно могу сказать, что был молод... Тогда в своих суждениях я руководствовался больше чувством, нежели разумом. Особенно того, что касалось двух вещей: богатства и женщин... Скарлетт, ты же сама помнишь ту эпоху, помнишь нравы и обычаи нашего Юга...
Скарлетт едва слышно, одними только губами прошептала в ответ:
- Да, Помню...
Ретт продолжал - казалось, теперь он говорит не со Скарлетт, а сам с собой, и то, что он произносит - просто мысли вслух...
- Да, только теперь я понимаю, что в те времена, стремясь достичь богатства, положения и влияния, я придавал значение красоте женщины, которая должна была быть рядом со мной... Да, я много слышал о самопожертвовании женщин, как, впрочем, и мужчин, - заметил он, - я слышал о женщинах-труженицах, рабски преданных своим мужьям или детям, или семье в целом, я слышал о женщинах, которые в критические минуты жизни могли поступиться всем для любимого человека... Я искал такую женщину, я думал, что нашел ее в тебе... особенно после того, как ты помогла жене Эшли Уилкса выбраться из пылающего города, после всего, что ты сделала для Мелани...
- А теперь?.. - спросила Скарлетт.
- Что - теперь?..
- Теперь ты уже не думаешь так?..
Ретт вздохнул и, проигнорировав этот вопрос, продолжал:
- А теперь я все больше и больше понимаю, что женщина по своей природе - существо исключительно эгоистичное... На редкость.
После этой фразы за столом застыла тяжелая, гнетущая тишина...
Скарлетт размышляла: «Наверное, можно прожить с человеком всю жизнь, можно думать, что изучила его досконально... Но так и не понять, кто же он на самом деле...»
От этой догадки Скарлетт почему-то сделалось очень печально...
- Да, когда я еще не знал тебя, в Атланте, я, будучи безусым юнцом, посещал известные тебе «веселые заведения»... - продолжал Ретт свой монолог, при этом голос его звучал абсолютно ровно, почти без эмоций. -
Да, тебя, возможно, удивит такой неожиданный факт из моей биографии... Впрочем, что же тут удивительного - в подобных домах за свою жизнь каждый мужчина бывает хоть раз в жизни... А у нас, на Юге, в той же Атланте - далеко не раз... - Он усмехнулся чему-то - наверняка, своим мыслям. - Как много тогда говорилось о высокой нравственности, как превозносились добродетели и порядочность, как часто наши южные аристократы воздевали руки к небу в праведном ужасе перед теми, кто нарушал седьмую заповедь или хотя бы был только заподозрен в подобном нарушении!.. Однако все наши южане, мнившие себя джентльменами, настоящими рыцарями, бесконечно нарушали все эти заповеди... То же самое делали и их дети - то есть, мы... Правда, - в голосе Ретта послышались нотки самооправдания, - женщины из тех «веселых домов» всегда вызывали у меня чувство отвращения... Как, впрочем, и сами дома: я терпеть не мог их мишурного, вульгарного размаха, безвкусных, зато оправленных в дорогие золоченые рамы картин, шикарных красных портьер... А больше всего я не мог терпеть женщин, которые там обитали: выносливость их тела и похотливость души, удивительная способность с показным радушием и приторными ласками принимать одного мужчину за другим - все это вызывало у меня чувство здорового отвращения...
Скарлетт молча кивнула - мол, не объясняй, я понимаю...
Ретт говорил тихо, но внятно и выразительно, иногда незаметно ускоряя ритм разговора, иногда - наоборот, замедляя...
- К тому же, все эти женщины были вульгарны и тупы. От них нельзя было услышать ни одного живого слова. Я мысленно рисовал себе их тоскливое пробуждение после ужасных ночей, отвратительный осадок в душе, который вряд ли могли рассеять и дух наживы, и сон... Мне становилось очень грустно... Мне так хотелось чего-то светлого, утонченного... и душевно интимного... - Ретт немного помолчал, а потом добавил: - И тут появилась ты... Хотя, может быть, и не идеал, но что-то очень и очень близкое... Ты, Скарлетт, очень облагородила меня, ты облагородила мои тогдашние представления о женщине... Да, ты пленила меня, ты просто завладела моим воображением... Да что там воображением - ты захватила меня всего, целиком, без остатка!.. Я просто не узнавал себя... Да, мои тогдашние представления о женщине совершенно изменились...
Она хотела спросить о теперешних представлениях Ретта на этот счет, но почему-то вновь не решилась этого сделать...
Ретт, не глядя на собеседницу, говорил все тем же ровным голосом:
- Я думал - ты и есть тот самый идеал, к которому я так стремился... Но этот слизняк, мнящий себя аристократом духа... - Неожиданно Ретт махнул рукой и с чувством произнес: - А-а-а, дело прошлое... Что тут говорить?..
Скарлетт слушала этот рассказ молча, боясь пропустить хоть одно слово - нет, она не ревновала своего мужа к его прошлому, она и не думала ставить ему в упрек то, что он посещал в юности дома терпимости...
Ей просто были интересны мысли Ретта, его понимание себя тогдашнего...
- Я помню твои тигриные зеленые глаза... Такие беспокойные, яркие, полные скрытого пламени и своенравия... Помню нашу первую встречу...
Скарлетт впервые за эти недели улыбнулась. Обернувшись к Ретту, она спросила:
- Ты действительно помнишь это?..
Ретт кивнул.
- Разве такое можно забыть?..
И Скарлетт после этих слов посмотрела на него с нескрываемой благодарностью...
Ретт неожиданно замолчал - замолчала и Скарлетт. Она надеялась услышать от него еще что-нибудь...
Но он, отвернувшись к стене, сосредоточенно смотрел в какую-то одному ему известную пространственную точку и молчал...
Убедившись, что Ретт наконец-то закончил говорить, она осторожно поинтересовалась:
- Ретт, а почему ты мне обо всем этом рассказываешь только теперь?..
Он передернул плечами.
- Сам не знаю...
После этого, немного поразмыслив, Скарлетт совершенно неожиданно для себя спросила:
- Я не понимаю только одного: какое это все имеет отношение к твоему горностаю?..
Она задала этот вопрос очень осторожно - зная Ретта, она ожидала от того чего угодно: что он неожиданно сорвется, закричит, начнет задавать тяжелые для нее вопросы...
Но ничего подобного не произошло. Ретт, скользнув взглядом по Скарлетт, только произнес:
- Не знаю... Если ты не ревнуешь меня к моему прошлому, чем, впрочем, никогда не отличался я... То почему же тогда ревнуешь к этому безобидному зверьку?.. А может быть - и не поэтому... Я сейчас очень много передумал о нас с тобой... Ты когда-то выдумала для себя этого Эшли, а теперь мне иногда кажется, что я выдумал тебя... Хотя... Нет, я действительно любил тебя... Я не ошибся в тебе, Скарлетт... А сейчас, когда я уже дряхлый старик и, чего там скрывать - одной ногой в могиле, мне тоже хочется что-нибудь для себя выдумать... Вот я и выдумал этого горностая...
И после этих слов он очень внимательно посмотрел на Скарлетт.
Та наклонила голову.
- Но почему горностая?.. Почему же ты тогда говоришь, что ты больше никому не нужен?.. Ретт, ты нужен, нужен мне... Ты ведь и так все знаешь - зачем я буду обо всем этом тебе рассказывать?.. И вообще - причем тут какой-то горностай?..
- Признайся честно, - спросил он. - Ведь ревнуешь?.. Ведь я прав?..
С минуту помолчав, Скарлетт, взглянув ему в глаза, произнесла:
- Да...
И в этот момент ей самой вдруг стало страшно от одной только мысли, что она поняла правдивость утверждения Ретта...
«Боже, неужели он опять прав?..» - с невыразимой тоской подумала Скарлетт. - Но почему правда всегда бывает такой горькой и беспощадной?..»
Ретт, кротко улыбнувшись (как показалось в тот момент Скарлетт - очень виновато), покачал головой и тихо-тихо произнес:
- Хотя... Хотя, Скарлетт, тут дело вовсе не в горностае, а в тебе и во мне... Надеюсь, это ты понимаешь?..
Скарлетт и рада бы была понять, что именно имеет в виду Ретт, но почему-то постеснялась спросить его...
И она кивнула Ретту - скорее собственным невеселым мыслям, чем в ответ на его вопрос...
* * *
Как бы там ни было, но для нее стало совершенно очевидным одно: от горностая надо было избавиться любой ценой...
Скарлетт ломала над этим вопросом голову несколько дней...
Теперь это уже была другая Скарлетт - человек трезвого ума и твердой воли, практичный, рациональный и расчетливый...
Нет, убить этого горностая она никогда бы не смогла. Кроме того, ей пришлось бы выдержать более чем неприятное объяснение с Реттом - где он, куда он делся?..
Отнести куда-нибудь подальше за город, чтобы бросить там?..
Нет, это тоже не годилось...
За какие-то три недели этот зверек, как и обещал Ретт, стал совсем ручным - а Скарлетт еще будучи маленькой девочкой знала, что такие животные, выпущенные в условия дикой природы, никогда уже не приспособятся к ним - им остается только погибнуть...
Что же делать?..
С одной стороны, от этого горностая необходимо было избавиться, избавиться навсегда, притом - как можно скорее...
С другой - ей не хотелось бы становиться убийцей, пусть даже этого маленького зверька... Кроме того, этого горностая очень любил ее муж... Другое дело - он совсем обезумел за этим своим новым увлечением, Скарлетт была даже уверена, что птичьи страсти мистера Коллинза, который и стал невольным виновником ее семейной драмы, в сравнении со страстью Ретта - просто детский лепет...
Решение пришло внезапно: горностая надо отдать в такое место, где ему будет достаточно легкого корма, но где его никогда не обнаружит Ретт...
А наиболее подходящим местом для этого мог стать только какой-нибудь продуктовый магазин.
Придя к такому во всех отношениях компромиссному решению, Скарлетт улыбнулась - ей вдруг стало как-то очень хорошо и спокойно - будто бы она уже избавилась от этого «облезлого хомяка»...
И вот однажды днем, после обеда, убедившись, что Ретт наконец-то уехал в свой офис, Скарлетт решилась...
ГЛАВА 6
Этот магазин мистера Чермака на углу Кавендиш-стрит и Эппл-авеню в самом конце района, где жили Батлеры, был одним из тех торговых предприятий стандартных товаров, которые в последнее время буквально заполонили не только Калифорнию, но и всю Америку.
В последние несколько лет небольшие лавки, в которых одна и та же вещь могла стоить или десять центов, или же целый никель, то есть - четверть доллара (в зависимости от конъюнктуры или просто прихоти продавца), катастрофически разорялись, не в силах конкурировать с подобными торговыми заведениями.
В этом чудовищно огромном, похожем скорее на ангар или необъятное зернохранилище магазине все было стандартным - и товары, и цены на них, и, как зачастую казалось Скарлетт, сами продавцы: почти все мужчины чем-то неуловимо напоминали популярных голливудских кинозвезд, а молоденькие девочки-продавщицы, как одна, были похожи или на тех же кинозвезд, или на модных эстрадных певичек, изображения которых на открытках можно было приобрести тут же, не отходя от кассы.
Огромное полутораэтажное здание занимало почти целый квартал: тут можно было купить практически все - начиная от бритвенных лезвий и шнурков для ботинок и заканчивая самодвижущейся керосиновой коляской без кучера, названной изысканным французским словом «автомобиль». Магазин мистера Чермака не зря назывался «универсальным». Впрочем, того, чего у мистера Чермака нельзя было купить сейчас же, сию минуту, всегда можно было заказать - за небольшую доплату мальчики-посыльные любезно приносили покупку прямо к дверям дома...
Однако в данный момент Скарлетт не интересовали ни бритвенные лезвия, ни шнурки для ботинок, ни, тем более, эти самодвижущиеся коляски, эти уродливые чадящие «автомобили», и она отнюдь не собиралась делать какие-нибудь заказы по каталогу.
Ее интересовал продуктовый отдел - место, наиболее пригодное, по ее мнению, для того, чтобы выпустить там горностая...
«Наверняка, это как раз то, что мне надо, - решила она. - Во-первых, горностай должен освоиться там довольно быстро, ему там понравится - ведь еды - великое множество, кроме того, есть из чего выбирать... Во-вторых - он вряд ли сможет найти дорогу домой... Конечно же, рано или поздно его заметят и изловят, но бессловесная тварь никогда не укажет на своего хозяина... А моя совесть, по крайней мере, будет чиста - я не буду упрекать себя в смерти этого животного...»
Впрочем, еще до того, как она пошла в этот универсальный магазин, Скарлетт как следует подготовилась...
Прежде всего, надо было подумать, каким образом она понесет туда горностая. За пазухой?..
Нет, не годится - этот зверек слишком быстрый и юркий - он обязательно удерет. В кармане?..
Тоже не то: у этого грызуна слишком острые зубки - Скарлетт не раз имела возможность убедиться в этом на собственном опыте. А потом, носить горностая в кармане... Такая мысль могла прийти в голову кому угодно, но только не такому рациональному и практичному человеку, как Скарлетт Батлер...
Оставалось одно - посадить горностая в сумку и, принеся таким образом в магазин, незаметно выпустить его там...
Скарлетт так и поступила...
Горностай сидел на платяном шкафу, когда Скарлетт, подойдя поближе, положила перед ним кусочек ветчины и почти ласково произнесла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63